Поделиться
Сериал "Брежнев" показали во второй раз. Но смотрелся он как новенький. Современниковскую "Обыкновенную историю" крутили - сбился со счета, в который раз, но и она выглядела вполне себе злободневной. Потому как оба создания не первой молодости были "в тему" наших сегодняшних споров о прошлом, о настоящем, о будущем.
В романе Гончарова "Обыкновенная история" речь шла о ХIХ веке, который оказался враждебен к прекраснодушному юноше Саше Адуеву, желавшему сеять вокруг себя разумное, доброе, вечное.
В спектакле, поставленном Галиной Волчек по инсценировке Виктора Розова, ХХ век опять выказал свою неприязнь к этому герою. Даром, что ли, ему (веку) было присвоено звание "век-волкодав", который, пресытившись смертоубийством и перед тем, как кончиться, постарался принять человеческое обличье. Но было поздно.
Век ХХI в упор не видит идеалистов. Скорее, склонен замечать идеалистов, описанных Достоевским, типа Алеши Карамазова. Вчера Алеша - идеалист, а завтра - террорист.
У Гончарова трансформация попроще. Сегодня Саша Адуев - наивный лирик, горячий романтик, а завтра - корыстный карьерист, надменный, отталкивающий монстр, каковым он (в блестящем исполнении Олега Табакова) в 1966 году и покидал сцену под бурные аплодисменты публики.
Тогда публика ощущала на своей шкуре, видела воочию, что происходит с прекраснодушными надеждами, вызванными хрущевской оттепелью.
Выведенные на сцену общественной жизни "розовские мальчики" либо терялись в подмороженной реальности, либо удачно адаптировались к ее температуре, к ее правилам, к ее реалиям. Были третьи, что внутренне эмигрировали. Остальные раздваивались, что было чревато общественной шизофренией.
Так или иначе, лирики оказались в загоне. Физикам дышалось легче. В них кровно нуждалось Государство; им были уготованы "шаражки". Не те, что описаны Солженицыным, а те, что походили по атмосфере, по настроению на компанию остроумных ядерщиков, изображенную в фильме Михаила Ромма "Девять дней одного года".
Кто-то, помнится, тогда удивился: отчего это Розов, который так честно чувствует современных ему героев с их проблемами и кризисами, вдруг обратился к героям давно минувших дней, жившим совсем в иных исторических и житейских обстоятельствах.
И тогда, и сегодня ответ на поверхности. В зеркале прозы русского классика отражалась безысходная судьба "розовских мальчиков". Их беззащитность перед тоталитарной машиной советского государства.
Сегодня мы смотрим спектакль с иными чувствами. Смотрим ради интереса к самой метаморфозе. Не только как к эксцессу, но и процессу. Вот как нечто обаятельное и человечное шаг за шагом, слово за словом превращается в свою противоположность.
Шесть лет назад, когда телезрители могли увидеть этот мини-сериал в первый раз, они восприняли его как карикатуру. Как экранизацию биографии пожилого генсека по мотивам анекдотов о нем.
Доживающий последние дни Леонид Ильич (Сергей Шакуров) на первый взгляд и вправду напоминает гротескную куклу с полусогнутыми руками, обрамляющими выставленный вперед живот, еле передвигающийся от стула к столу, еле ворочающий языком...
Персонаж анекдотичный, но грустный, вызывающий сочувствие, жалость и, кажется, симпатию. Что было невозможно представить и шесть, и двадцать шесть лет назад.
Сегодня, поди ж ты, он воспринимается не как комический герой, а как вполне себе драматическая фигура своего времени. Эффект усиливается еще от того, что в обществе достигли апогея ностальгические переживания по прошлому.
Сценарист Валентин Черных и режиссер Сергей Снежкин сумели, как сегодня выясняется, заглянуть под покров клишированных представлений о сути той драмы, что случилась с их героем. Что-то в ней есть похожее на драму Саши Адуева.
Жил-поживал веселый, озорной, жизнелюбивый землемер Леня Брежнев. Он приглянулся Режиму, который его обласкал, облагодетельствовал и принял в свои номенклатурные ряды. А дальше совсем уж обыкновенная история. Функция партийного босса отделилась от человека и поднялась над ним. И воспарила. И зажила отдельной жизнью. И воспарила до необыкновенных карьерных высот. Но вот на краю жизни в ней зашевелилась почти атрофированная человечность.
Процитирую себя шестилетней давности: "Сериал в конце концов не о Брежневе, человеке и генсеке, не о его безрадостной кончине. То есть об этом, конечно. Но не только. Он о кончине системы, про которую нельзя сказать, что она была безвременной. Она пожила свое и тихо угасла. А жизнь и смерть Брежнева в этом сериале всего лишь метафора и иносказание жизни и смерти советского режима, который по инерции еще какое-то время потянул, его даже пытались гальванизировать, но недолго музыка играла".
Впрочем, "музыка" снова заиграла. Она слышна не только в митинговых ток-шоу типа "Поединок" и "Судите сами"; ее отзвуки можно было расслышать в спокойных рассудительных передачах на канале "Культура".
Один из последних выпусков авторской программы Александра Архангельского "Тем временем" задел чувствительную струну в общественных умонастроениях: ХХ съезд КПСС и его роль в последующем житье-бытье российских граждан. Позиции сторон были выражены спокойно, без криков и воплей, столь характерных для программ, ведомых Соловьевым, Шевченко и Минаевым. Спор был тем не менее острым, местами резким. О том, как преодолеть то, что уже произошло, то, что сидит в печенках у общества и у индивида. Речь о тоталитарном прошлом, о его рефлексах, о его мифологии, о его менталитете.
Были даны три варианта выхода из положения. Писатель Михаил Елизаров: доклад Хрущева - преступление в том смысле, что он убил красную идею. А преодолевать надо капитализм путем возрождения красной идеи, читай - тоталитаризма. Литературный критик Владимир Бондаренко: тоже не надо ничего преодолевать; страшное забыть, героическое восславить и развиваться. Другая сторона - Ирина Ясина, Сергей Караганов, Андрей Зубов - стояли на той позиции, что движение вперед для России невозможно без понимания античеловеческой сути нашего недавнего прошлого.
К ним присоединились ведущий программы Александр Архангельский и процитированный им Сергей Аверинцев, писавший: "По-видимому, не всякая культура принимает само представление о том, что нации необходимо размышлять о коллективной ответственности за грехи и преступления собственного прошлого, исповедовать перед всем миром эти грехи и преступления. Эта идея либо есть, либо ее нет. Очевидна ее связь с темой обращения и покаяния, которая восходит к христианской традиции".
По-видимому, для кого-то обозначенная связь очевидна, для кого-то тайна за семью печатями. Тоже ведь обыкновенная история для такой христианской страны, как Россия.
Или все-таки необыкновенная?..