Поделиться
Московская "Новая опера" родилась в начале 90-х, когда о новых театрах, казалось, нельзя было и думать. Но чудо свершилось: один из лучших оперных дирижеров Евгений Колобов после долгих мытарств получил свой театр.
Напомню: это имя впервые прогремело, когда в качестве художественного руководителя Свердловской академической оперы Колобов показал в Москве "Силу судьбы" Верди, впервые поставленную в СССР и к тому же на языке оригинала. Спектакль стал сенсацией, и Юрий Темирканов пригласил Колобова в Мариинский театр. Соблазн вернуться в родной Ленинград был велик, но уверенный взлет его творчества на этом вдруг притормозился. О том, что происходило потом, мы говорим с вдовой Евгения Колобова, руководителем театра "Новая опера" известным хормейстером Натальей Попович и его дочерью Марфой Колобовой.
Российская газета: Почему у Евгения Колобова не сложилось в Ленинграде?
Наталья Попович: В то время сильны были позиции главных дирижеров, и естественно, все основные премьеры были у Юрия Темирканова. А Женя вводился в спектакли текущего репертуара. Репетиции для них не предусмотрены, предложить свое прочтение в этих условиях невозможно, удовлетворения это не приносило. Темирканов замечательно относился к Колобову и постоянно говорил: "Женя, ты должен повидать мир, тебе нужно дирижировать балетами, это самый востребованный репертуар". Но Женя и в балетах стал все менять: вторгся в оркестровку "Жизели", ввел партию органа...
Марфа Колобова: Труппа отправилась в турне по США и Канаде. Обычно, когда приезжает русский балет, в центре внимания звезды - а тут интервью вдруг стали брать и у дирижера. Газеты писали о новом прочтении "Щелкунчика", о новом звучании "Лебединого озера"… В архивах папы я нашла множество писем от зрителей с выражением такой теплоты и любви, что жаль - он не мог их прочитать, не владел английским.
Попович: Но общий язык с иностранцами находил сразу - энергетикой, жестом. Газеты писали: русскому дирижеру переводчик не нужен. Потом Темирканов решил поручить ему оперный спектакль - но это была "Сила судьбы", а дважды в одну воду не вступают. К тому же в Петербурге, в отличие от Свердловска, не разрешили петь по-итальянски. Он спектакль выпустил, но это было уже совершенно не то.
Колобова: И все же он находил способы самореализации - давал концерты с камерным оркестром, делал записи для радио. Так появился "Пират" Беллини. Но, конечно, ему был нужен свой театр.
РГ: И он театр получил - Московский музыкальный имени Станиславского и Немировича-Данченко.
Попович: Это было то, что нужно: театр, идеально приспособленный для эксперимента. Мы решили: нам не надо конфликтов, не будем никого увольнять, работаем с коллективом, который уже сложился. Колобов сделал с ветеранами театра "Бориса Годунова" и "Пирата". А потом решил поставить "Евгения Онегина" с молодыми - и начались скандалы! Театр бурлил: ветераны требовали себе ролей, которые привыкли петь десятилетиями.
РГ: А как возникла идея "Новой оперы"?
Попович: Спонтанно. Женя подал заявление об уходе - он не умел лавировать в театральных сварах. Ему предложили пост главного дирижера в опере Генуи. Терять нечего: в Москве мы жили в гостинице "Будапешт" и в буквальном смысле слова сидели на чемоданах. Но театр после ухода Жени раскололся. Оркестр почти в полном составе пришел в гостиницу, музыканты заявили, что будут сидеть, пока Колобов не вернется. В театре был создан стачечный комитет, шли забастовки, объявлялись голодовки, выходили с плакатами "Руки прочь от Колобова!", писали письма в газеты - вся работа остановилась. Власти обеспокоились, Женю вызывали в минкультуры, в партийные инстанции, пытались примирить "враждующие стороны". И тут вмешался Лужков. Он раньше не бывал в этом театре и Колобова не знал, но вызвал для разговора представителей обеих сторон. И вот сидят народные артисты, а напротив Женя. Его просят рассказать о том, каковы были планы в театре, оппоненты объясняют, почему он их не устраивает. В конце концов кто-то согласился: пусть Колобов будет главным дирижером - но не худруком! И тут Лужков заявил: "Нет, с вами он работать не будет! Я для него создам новый театр. Евгений Владимирович, пожалуйста, через три дня представьте штатное расписание!".
РГ: Похоже на фантастику. Как отреагировал Колобов?
Попович: Не поверил. Думал, шутка: в трудные 90-е строить театр! Но Лужков сразу понял: здесь компромисс невозможен. Женя пришел растерянный: он в хозяйственных делах ничего не смыслил. Но тут мы все навалились: создали штаб, готовили документы…
Колобова: Через три дня отец снова пошел в мэрию, все еще сомневаясь: не шутка ли? Лужков спросил: "Как назовем театр?". Колобов пошутил: "У лужка". - "Нет, пока рано! - усмехнулся Лужков. - Назовем его "Новая опера".
РГ: Но здание еще нужно строить, а театр уже есть. Как выкручивались?
Попович: К нам из театра Станиславского и Немировича-Данченко перешли оркестр, хор, многие молодые солисты, даже отдел кадров. Но играть негде. На помощь пришел Юрий Любимов: предложил на несколько дней в месяц новую сцену Таганки. Репетировали в ДК МИИТ. Долго искали офис. Нашли здание на Арбате, пришли к его владелице, она нас послала. Дома рассказала сыну: какой-то Колобов претендует на это здание! А он в ответ: "Не дашь - ты мне не мать!". Оказалось, он давний поклонник Колобова, и офис у нас тут же появился. В этих условиях мы выпускали "Марию Стюарт", "О Моцарт, Моцарт!", "Евгений Онегин", "Валли", "Россини". Играли на разных площадках - от Таганки до Консерватории. Потом нашли бывший кинотеатр на Таганке.
РГ: У вас тогда были проблемы с солистами.
Попович: Конечно. Солисту нужно петь - а негде. Если оркестр может играть симфонии на любой площадке, то солисту нужен театр. Естественно, была невероятная текучесть кадров. Но как только появилась возможность играть на Таганке, появился репертуар - текучка прекратилась. И теперь ежегодно мы прослушиваем до двухсот певцов, которые хотели бы работать в "Новой опере".
РГ: А как шло строительство здания?
Попович: Лужков его курировал лично: оказалось, что он прекрасно разбирается в строительном деле, - сложное театральное здание строилось очень компетентно. Так благодаря помощи московских властей Женя успел воплотить свои мечты в жизнь и несколько лет поработать в своем театре.
РГ: "Новая опера" вступает в третье десятилетие. Чем встречаете юбилей?
Попович: К сожалению, свой 20-й день рождения театр встречает уже без своего основателя. Восемь лет назад Евгений Колобов ушел из жизни, но "фундамент" для коллектива он заложил прочный: в театре сохраняется атмосфера творчества. Нас поддержали выдающиеся музыканты: Юрий Темирканов, Эри Клас. Были привлечены ведущие европейские режиссеры: ученик Бертольда Брехта легендарный Ахим Фрайер представил свою интерпретацию "Волшебной флейты"; англичанин Элайджа Мошински и художница Энн Тилби осуществили изящную постановку "Севильского цирюльника". Только у нас можно услышать такие шедевры, как "Норма" Беллини и "Лоэнгрин" Вагнера - были приглашены режиссеры и сценографы нового поколения Йосси Вилер, Серджио Морабито, Анна Фиброк, Каспер Хольтен и Штеффен Аарфинг.
РГ: Коллектив театра, насколько я знаю, вырос?
Попович: У нас теперь по два состава хора и оркестра, о чем и мечтал Колобов. В этом сезоне часть труппы отправилась на полтора месяца в турне по Франции с программой "Symphonic Mania", другая часть коллектива в это время играла в Москве репертуарные спектакли, а еще одна группа поехала на фестиваль в Минск с "Севильским цирюльником". Воистину "Фигаро там, Фигаро здесь". Но на качестве исполнения это не сказалось: во Франции мы собирали от полутора до четырех тысяч зрителей ежедневно, и уже поступило предложение о новом турне через год; в Минске критики отмечали настоящий итальянский стиль исполнения, а на стационаре с фурором прошла "Травиата". Так что театр в хорошей творческой форме.
РГ: Недавно завершился традиционный фестиваль "Крещенская неделя в Новой Опере", где, в частности, в концертном исполнении прозвучали оперные редкости: "Псковитянка" Римского-Корсакова, "Золушка" Россини, "Саломея" Вагнера... А какой премьерой вы встречаете юбилей?
Попович: "Князем Игорем" Бородина - уже через месяц.