Поделиться
По традиции одним из главных событий "Золотой маски" становятся гастроли Мариинского театра. В этом сезоне среди главных претендентов на победу - балет "Анна Каренина" Алексея Ратманского. За исполнение заглавной партии на награду претендует Екатерина Кондаурова. Балерина пока не добралась до вершины в иерархии Мариинки, но это номинирование отмечает, что прошлый сезон был в Петербурге сезоном Кондауровой: событием стали ее дебюты в "Кармен-сюите", "Баядерке", "Спартаке" и участие в постановке Simple Things.
Российская газета: У вас уже собрана настоящая коллекция наград: несколько "Золотых софитов", "Бенуа де ла данс". Для вас свидетельства профессионального внимания что-то значат или это просто приятные безделушки?
Екатерина Кондаурова: Есть этап, когда получить какие-то призы нужно просто для галочки, для карьеры. И для каждой балерины это монетки в копилку уверенности в себе. Но "Маска" играет роль не такую формальную, как другие призы. Хотя, не скрою, я была обрадована, когда за ту же Анну получила "Золотой софит" - это событие не воспринималось как рядовое.
РГ: "Анну Каренину" Ратманский до Мариинского театра уже ставил в Копенгагене, Хельсинки, Вильнюсе, Варшаве. До петербургской премьеры вы видели спектакль?
Кондаурова: Да, на диске. Но когда смотрела по телевизору, даже не представляла, какое впечатление он производит "вживую".
РГ: В чем оказалась эта разница - во внутреннем содержании, сложности текста, его плотности?
Кондаурова: В сложности текста, конечно, тоже. Может, мы вкладываем какую-то другую затрату сил в исполнение этих движений. Может, Ратманский просил нас о других нюансах в хореографии - я не знаю, что он требовал от других исполнителей. И, конечно, в эмоциональности: либо диск просто не передает этих всплесков, либо у нас другой взгляд на это. Потом, "Анна Каренина" создавалась в очень плотном графике работы: мы готовили еще премьеры "Кармен" и постановок молодых хореографов (среди которых были Simple Things) и параллельно я читала роман, чтобы оживить свои впечатления. Так что сложилось такое эмоциональное напряжение, что все кипело внутри.
РГ: Что для вас интереснее: учить уже существующий балет или участвовать в создании нового?
Кондаурова: Создавать абсолютно новое, когда спектакль ставится на тебя, с одной стороны, легче: хореограф видит, что тебе идет, может на тебя изменить какие-то движения, чтобы все смотрелось лучше. Но, с другой стороны, постановщики не сразу имеют в уме готовую картину, и времени уходит гораздо больше, то есть ты повторяешь и повторяешь - по многу часов.
РГ: На вашу премьеру приезжали Родион Щедрин, автор музыки "Анны Карениной", и Плисецкая. Вы общались?
Кондаурова: Я видела Майю, когда проходила генеральную репетицию, потом она сказала, что довольна. Но мы больше общались в тот же период, работая над "Кармен". У нас было несколько репетиций с ней. Она оказалась очень интересным человеком, живым, без пафосных слов. Очень приятным в общении. Мне ее репетиции много дали. Все, конечно, учат "Кармен" по ее записям - она считается эталоном, и все стараются копировать, не понимая, что за движениями стоит. На репетициях она рассказывала, какие мысли должны быть в голове во время исполнения. Но, конечно, у разных артистов они могут выливаться в разную пластику. В то же время Майя Михайловна не перестает говорить, как здорово сейчас танцуют. Мне это было очень удивительно слышать, потому что обычно балерины того поколения считаются лучшими навсегда, они несут такой пласт культуры и школы, а современные балерины разболтанные. Плисецкая всегда говорит: "Нет, раньше так не танцевали, как сейчас - здорово!" Ей нравится современный балет.
РГ: Ваши роли создают образ балерины большого внутреннего огня. Как вы нашли общий язык с Ратманским - воплощением "правильного" человека?
Кондаурова: Мы же сталкиваемся с ним не впервые, до "Карениной" работали не раз.
РГ: Мачеху в его "Золушке" с ним готовили?
Кондаурова: Нет, я ввелась позже в этот спектакль. Когда он ставил "Золушку", я танцевала в 16 парах на балу. Я недавно вспоминала об этом - как раз о его способности видеть человека, его характер. Был такой момент в "Золушке", когда все приглашенные гости охотятся за туфелькой. Алексей каждому ставил, как примерять эту туфельку: аккуратно садиться, смотреть, подходит ли она. А меня попросил пройти очень темпераментно и потом утащить за собой эту туфлю. У меня до этого спектакля еще не было больших партий, ярких образов, и этот момент спектакля почему-то всем очень запомнился. Ратманский как-то увидел, почувствовал мою внутреннюю стервозность. Потом мы сталкивались в работе над "Средним дуэтом", "Коньком-горбунком". А потом встретились на "Анне". И каждый раз меня поражала его способность сохранять спокойствие. Перед премьерой все начинают истерить на репетициях - от усталости, от того, что не получается. Он потрясающе сохраняет холод духа и никогда не кричит. Иногда это даже немного раздражает, хочется, чтобы он, как любой человек, крикнул: "Да надоело это все!" - и хлопнул дверью. А Ратманский только скажет тихим голосом: "Давайте попробуем вот так". Но этому надо поучиться у него: наверное, это иногда помогает горячий шаг не совершить.
Но не могу сказать, что работать было легко. Мне. Может быть, Дине с Ульяной было легче. Для меня это была ломка - я не совсем понимала, чего он хочет: "Да нет, все не так". А как?! Это сложно - угодить хореографу, чтобы он получил удовольствие от спектакля, потому что у него совсем другое видение. Он сам ставит и, наверное, идеальным было бы, если бы сам исполнял все партии. Когда Ратманский на репетициях показывал за всех персонажей - и за Сережу за маленького, и за Каренина - все эти движения четко передавали смысл, который он объяснял словами. Но скопировать это невозможно.