14.02.2011 00:08
    Поделиться

    Александр Миндадзе: Меня интересует прежде всего человеческий "Чернобыль"

    На экранах Берлинского фестиваля - экстрим по-российски

    В конкурсе Берлинского кинофестиваля сегодня покажут российский фильм "В субботу". Перед премьерой мы беседуем с автором сценария и режиссером картины Александром Миндадзе.

    Российская газета: Вы постоянно обращаетесь к экстремальным ситуациям. "Армавир", "Остановился поезд", "Отрыв" связаны с катастрофой: гибель судна, крушение поезда, падение самолета. И вот "В субботу" - о том, что произошло в день Чернобыля. Почему вы так привязаны к "катастрофическим" сюжетам?

    Александр Миндадзе: Экстрим - наше обычное состояние. Необязательно внешний - экстрим может быть и внутри нас. Как жить, как спастись в окружающем мире - эти вопросы для нас всегда актуальны. Вот и здесь меня интересует прежде всего человеческий "Чернобыль". И мысли такой не было - снять блокбастер о Чернобыле или исследовать, кто и в чем там был виноват. Об этом, наверное, когда-нибудь снимут фильм, но он будет другим. Меня же всегда интересовала пограничная ситуация в душе человека.

    РГ: Одна из начальных сцен: люди не могут поверить, что такая беда возможна - реактор "безаварийный"! Ключевая фраза: "Такого быть не может!" Мы часто не в силах охватить умом масштаб случившегося. И зритель, идя на фильм о Чернобыле, ждет рассказа о катастрофе, перевернувшей мир. Не боитесь обмануть эти ожидания?

    Миндадзе: Да, сюжет сразу уходит в сторону от взорвавшегося реактора - в жизнь героя картины, молодого партийного инструктора. В жизнь его девушки. В то, как сложится эта жизнь в условиях катастрофы. Но это уже вопрос чуткости зрителя - идти за авторами или ждать того, чего авторы не имели в виду. На экране все сделано, чтобы повести его за собой: после первой, бытовой сцены пойдет совсем другая стилистика.

    РГ: Пойдет рассказ уже не только о времени Чернобыля. Как я понял, он в такой же степени относится и к нашему перманентному состоянию, к нашему сегодня.

    Миндадзе: Состояние можно охарактеризовать так: смерть уже пришла, а жизнь еще не знает об этом. И расцветает эта жизнь в свои последние минуты особенно ярким цветом - он гипнотизирует, не отпускает героя. Смешные и глупые мелочи жизни наподобие сломанного каблука у его девушки могут круто менять всю дальнейшую судьбу. И оба вместо вокзала окажутся в ресторане. А так как герой - бывший барабанщик, то он станет выручать друга-лабуха, они будут зарабатывать уже ненужные деньги, а потом станут "дезактивировать" полученную дозу радиации красным вином... И эти смешные обстоятельства жизни оказываются очень сильными путами - по-своему даже спасительными. Такой парафраз нашей жизни, слепок с привычного нам характера: ты хочешь одного, а получается другое. Возможно, обратное, но тем, возможно, и ценное.

    РГ: Почти все ваши фильмы, включая те, что сделаны в тандеме с Вадимом Абдрашитовым, формально можно отнести к жанру катастроф. Но если в американских картинах этого жанра всегда найдется сильный герой, который всех выведет к спасению, то у вас люди словно забывают об опасности, предаются тому, что привычнее и легче. Это такая национальная черта?

    Миндадзе: Скажем мягче: национальная склонность. Такая у нас история: мы многое пережили. Весь ХХ век был временем трагических переживаний, и наш генотип неизбежно приспосабливается к таким условиям. В плохом мы ищем хорошее. В прощании находим праздник, находим радость жизни там, где, кажется, и трава расти уже не может. Разумеется, это выковано нашей историей и связано с нашим характером - более сложным, менее трафаретным и поэтому более творчески интересным. Он менее победителен, чем стандартный характер американского кино, и, по-моему, очень хорошо, что мы не следуем голливудским образцам. Хотя в США делают и другие фильмы, более нам созвучные...

    РГ: В советском кино сильный герой тоже культивировался, как и вера в то, что он может победить трагические обстоятельства. То, что у нас называли соцреализмом, на самом деле голливудский метод "позитивного примера".

    Миндадзе: Конечно, и были в этом смысле очень хорошие фильмы уровня "Коммуниста" Юлия Райзмана. Но удач на этом пути все-таки немного.

    РГ: В какой-то степени стилистика вашего фильма напоминает методы датской "Догмы": ручная камера, отсутствие специально поставленного света и фоновой "атмосферной" музыки. Это осознанно?

    Миндадзе: Выбор стиля, естественно, обдуманный, но снято, по-моему, вполне консервативно. Разумный консерватизм, который исходит из замысла. Когда я пытался представить себе эти сцены, снятые со штатива, то понимал, что все рассыпается. Поэтому все сцены сняты выдающимся румынским оператором Олегом Муту с рук, причем камера идет или бежит наравне с персонажем, никогда его не опережая. То есть зритель с героем постоянно в контакте.

    РГ: Где снималась картина?

    Миндадзе: Нам нужно было показать Припять такой, какой она была до взрыва. Мы нашли два похожих города, один в Донецкой, другой в Запорожской области, и снимали, борясь с современной рекламой на стенах, чтобы было похоже на Припять 1986 года - чистенький, культурный, полный молодежи город.

    РГ: То, как сняты останки аварийной станции и дымящийся реактор, - один из самых впечатляющих моментов фильма. Компьютерные дорисовки?

    Миндадзе: Там нет ни одной дорисовки на пустом месте: нужно было избежать ощущения компьютерной графики. Мы всегда "привязывали" будущие спецэффекты к реально снятым деталям пейзажа: кусок стены, который потом будет дорисован, конструкция, балка... На Украине мы искали ТЭЦ, которую можно было бы "достроить", "декорировать" под АЭС: их по понятным причинам снимать нельзя.

    РГ: В подборе актеров вы ориентировались на типажи того времени?

    Миндадзе: Одна из задач нашей экспедиции на Украину - искать лица. Там они выразительнее: менее "столичны" и ближе к 80-м. Лица с той поры очень изменились, особенно в городах: человек общества потребления выглядит иначе. Поэтому исполнителей второго плана мы искали среди артистов маленьких театров, иногда даже среди прохожих.

    РГ: Как подбирались актеры на главные роли?

    Миндадзе: Мне было важно, чтобы Антон Шагин не напоминал о хорошем фильме "Стиляги", и я старался сначала разрушить этот сложившийся в памяти образ, а потом создать образ заново. Он человек очень одаренный, и мне показалось, что я его почувствовал: парень из Брянской области, попавший в столицу. То есть он знал о "глубинке" больше, чем успел выразить на экране, и мне оставалось только попросить его, как он сам выражается, "нажать на нужные кнопки". Я ему объяснил, что его герой - не сегодняшний "козлик-бодрячок" с обложки, а провинциальный, в меру спившийся парень, с больной печенью, ему тяжело бежать. Молодой, но уже состарившийся человек. Он хочет сделать партийную карьеру и только потому старается больше не пить. Что касается девушки - это первая роль Светланы Смирновой-Марцинкевич, она из Петербурга. Меня она привлекла тем, что в ней нет этой сегодняшней "пластмассы", как нет и хищного выражения на лице. Она из тех самых "нежных советских девушек", когда они еще были женственны.

    РГ: Ваши актеры должны все время работать на контрастах - от полной замороженности до внезапного взрыва, выплеска дикой неуправляемой энергии. Как вы этого добивались?

    Миндадзе: Когда мы с Вадимом Абдрашитовым работали с таким актером, как Олег Иванович Борисов, он нам говорил: не надо ничего объяснять, я все сам считываю - с вас и со сценария. Так что талантливому актеру достаточно дать направление.

    РГ: Почему вы решили пуститься в самостоятельное плавание как режиссер?

    Миндадзе: Не потому, что я хотел улучшить свой социальный статус. Просто мне показалось, что я стал писать как-то иначе и другому человеку это снимать будет очень трудно. У нас мало режиссеров, которые умеют ставить чужое - интерпретировать. Так что ставить самому было вполне назревшей творческой потребностью.

    РГ: Фильм "В субботу" - копродукция России, Украины и Германии. У нее уже есть прокатчик за рубежом?

    Миндадзе: Кинокомпания "Бавария". Она была сопродюсером, даже согласилась с тем, что мы расскажем не о катастрофе, а о человеке в катастрофических обстоятельствах. Эта большая студия обычно индустриальным методом выпускает сериалы, и для нее такой фильм, конечно, род эксперимента.

    РГ: Фестивальные призы имеют для картины какое-нибудь значение?

    Миндадзе: Для определения ее реального качества - весьма относительное. Для продюсеров и режиссеров - огромное: резко увеличиваются продажи, значит, могут появиться деньги на следующий фильм. Ну а по большому счету все это суета сует...

    О первых впечатлениях от нашего конкурсного фильма и о том, как его примут на Берлинском фестивале, читайте в ближайших номерах

    Поделиться