Поделиться
Величественное сочинение Яна Сибелиуса "Куллерво", написанное на тексты "Калевалы", прозвучало в Концертном зале им. Чайковского в исполнении Российского Национального оркестра, финских певцов Туйи Книхтиле (меццо-сопрано) и Ханну Нимеле (баритон), Хора Академии хорового искусства имени Попова. Дирижировал партитурой Михаил Плетнев.
Вряд ли московская филармоническая аудитория была хорошо знакома с этим сочинением Сибелиуса, написанного ровно 120 лет назад. Для нынешнего сознания этот подзабытый в ХХ веке опус показался горячей "смесью шедевра и монстра", своего рода, "кинг-конгом", ворвавшимся в технизированный и огламуренный мир современной цивилизации. Сам факт, что Михаил Плетнев представил эту "циклопическую" партитуру московской публике, можно отнести к разряду эксклюзивных музыкальных событий. Причем исполнение "Куллерво" последовательно продолжило "скандинавскую" линию, которую уже не первый год ведет Плетнев, исполняя с Российским Национальным оркестром сочинения Сибелиуса, Грига, Нильсена.
Сибелиус в этом контексте стоит особняком: тягучие, мерные накаты, скрытый глубоко "вулканический" драматизм его музыки, масштабность тем, пульс природы - водопадов, холодного ветра, массивов гор, лесов, - особенно близки Плетневу. Пять частей "Куллерво", повествующей о юноше, который встретил на дороге свою неузнанную сестру, согрешил с ней, а когда страшная правда открылась, и сестра от стыда покончила с собой, попытался искать смерть на войне, но в результате погиб на могиле сестры от собственного меча, превратились в медленное, растекающееся густым, плотным звуком и суровыми песнопениями мужского хора действо, заставившее вспомнить об античной трагедии.
Уже в оркестровой Интродукции Михаил Плетнев задал этот трагедийный тон оркестру, выдвигая на первый план суровые темы, темные звуковые массивы, которые нагнетались упорным тревожным пульсом литавр. В Колыбельной из "Юности Куллерво" мерное "раскачивание" в оркестре вдруг трансформировалось в движение "роста", когда каждая оркестровая тема будто прорастала, как ветви гигантского дерева, одна из другой. Архаически звучащий мужской хор сопровождал это фантастическое по красоте музыкальное "зрелище", создавая своего рода ритуальный фон. Встреча Куллерво с сестрой в III части, их короткие, грубоватые реплики под "конский скок" с бубенчиками, их молчаливое растворение в скупой короткой любви, прозрение, вырвавшееся пронзительным вскриком Туйи Книхтиле и трагическим, быстрым, невероятно громким, будто разверзающим пространство, монологом Ханну Нимеле, вылились в гигантские картины разворачивающегося оркестрового звука, медленно поднимающегося, как это бывает у Плетнева, на крещендо к какой-то невидимой вершине. И это внутреннее оркестровое движение в сочетании с песнопениями хора сложилось в финальный апофеоз, который своей благородной и величественной звуковой мощью абсолютно соответствовал, несмотря на фатальный трагизм, тому ощущению первородного порядка мира, которое с античности и до наших дней означает для человека катарсис - очищение души.