Поделиться
Преобладание глянцевых журналов на газетных развалах и в журнальных киосках стало нормой.
В том, какое содержание скрывается под обложкой лидирующих форматов и какие ценности и образцы поведения диктует нам глянец, корреспондент "РГ" пытался разобраться вместе с известным психологом Ольгой Маховской.
Российская газета: Слово "глянец" стало характеристикой эпохи. "Девяностые" называют криминальными, "нулевые" - глянцевыми.
Ольга Маховская: В глянце есть и позитивный эффект - мы явно стали лучше мыться, бриться, одеваться. Не будем забывать, что аналог "глянца" был даже в советское время: журналы "Работница" и "Крестьянка"
РГ: Все бы ничего, если бы влияние глянца сводилось к косвенной рекламе косметических средств и модной одежды. Но ведь эти журналы выкраивают модели и образцы поведения.
Маховская: Здесь наше слабое место - гламур и глянец пришли к нам тогда, когда все традиционные советские ценности полетели к чертовой матери. Возникла и до сих пор сохраняется ситуация, которую социологи называют аномией - распад ценностей, их нестыковка, размытые представления о том, что хорошо, что плохо. В такой ситуации гламур неожиданно получил шанс дать свои ответы на вопрос "Как жить?". Рецепт был прост: "Нужно хорошо выглядеть". Тогда тебя возьмут на крутую работу, позовут замуж за миллионера, ты сделаешь карьеру и т.п.
РГ: Гламур в иных культурах лишен права отвечать на гамлетовские вопросы?
Маховская: Конечно, он на более скромном месте. А в бедной России - парадокс - глянцевый бизнес стал сверхприбыльным. Так быстро возник культ упаковки.
РГ: Известно, что гламурные журналы придумывались для миллиардерш, а читателей нашли среди парикмахерш, долго мечтающих стать миллиардершами.
Маховская: Да и у нас это эффект парикмахерш. Простые рецепты глянца быстро впитываются инфантильным сознанием. А поскольку у нас много людей с инфантильным сознанием, то они как раз и адаптируются через такие почти языческие ритуалы: надел костюм с бабочкой и - счастлив. Ну какая связь между тем, какое на тебе белье и твоей жизнью. Но вот так вышло, что сегодня она прямая. Человек чувствует себя на столько, на сколько одет.
РГ: Но это же очень кратковременный эффект. Получасовой, часовой, однодневный.
Маховская: А гламур - это как раз психология кратковременных эффектов. Вспышек. Все, им предлагаемое, - эффект на один день. Писатель может написать стоящую книгу, и это надолго, может быть, навсегда. Олимпийский чемпион - выиграть титул, и победа не забудется. А надев новое платье, ты не станешь красавицей навсегда. И в фитнес нельзя сходить раз, чтобы стать стройной красавицей.
РГ: Каковы психологические последствия такого воздействия?
Маховская: Он формирует личность, активно занятую собой. Производит самовлюбленных нарциссов. (Фраза "Если ты не любишь себя, ты не будешь любить никого" стала нашим моральным гимном.) Ну а если ты любишь себя, ты будешь покупать все эти тряпочки и фенечки, делать массажи, примочки, заниматься по совету журнала сексом в лифте в качестве креатива и т.п. Это такая провокация в расчете на инфантилизм. На детские страхи. Мы же детям то и дело говорим: не помоешь руки, у тебя микроб заведется, и ты умрешь. Последствия явно преувеличиваются. Так и в гламуре.
РГ: Мир, опыленный глянцевыми ценностями, отделен от обычной жизни интеллектуалов, например, или простых людей?
Маховская: Нет. Не читающие глянец и не оглядывающиеся на гламур испытывают довольно сильное давление их стандартов. Я бы хотела никогда не чувствовать себя неловко из-за того, что я как-то "не так" одета. Но само понятие дресс-кода уже склоняет к беспокойству по поводу нестандартной одежды. Спасает от гламура только бедность. В глубине России люди часто живут, экономя на каждой копейке и им не до гламура. Поэтому и уровень личного отчуждения в провинции гораздо меньше. Приезжаешь измотанный в какой-нибудь Арзамас, и никто не посмотрит, как ты одет, примут, как родную. А в Москве, выходя ненакрашенной в магазин, боишься столкнуться с соседкой в соболях и с овчаркой.
РГ: Мне кажется, ахиллесова пята гламура - слабая коммуникативность. Этот мир, похоже, вообще не предполагает общежития.
Маховская: Гламур - ни в коей мере не коммуникация. Гламур - это поза: "Смотрите на меня". Она не предполагает никакого ответа, кроме как "все замерли". Поза парализует. Гламур в какой-то мере умерщвляет своих адептов. И никак не мотивирует отношения. Из-за гламура и встречают по одежке, и общаются, и провожают. Судьба отношений решается в самом начале: кто и как одет. И вот встречаются двое и замирают в позе. Или совершают ритуальные жесты, как неудачные женихи в "Собаке на сене". А дальше заявления своей принадлежности к гламурному сообществу, дело не идет, даже у мужчин и женщин. Возможно только взаимное потребление - едем вместе на курорт, покупаем какие-то вещи. Потом приходят к психологу с жалобами, но она помнит только свои переживания, а он - свои. Когда каждый ждет только реакции восхищения и не готов вступать ни в никакую другую более сложную драматургию, отношения получаются короткими. И у нас уже появляются девушки по типу героинь "Секса в большом городе". И мне сегодня молодым людям приходится объяснять нечто не укладывающееся в их головах: если вы рассчитываете на долгие отношения, то лучше бы секс возник где-то через 3-4 месяца. За это время вы пройдете все этапы психологического сближения и поймете, подходите ли вы друг другу. А если просто сразу секс, все смешивается и комкается.
А как трудно говорить о замужестве через год девочке, которая потратила все усилия и средства на то, чтобы круто одеться и соблазнить олигарха. Но соблазнение - акция короткая.
И не дает того удовлетворения друг другом, когда люди абсолютно уверены, что рядом "твой человек". И он всегда будет с тобой.
РГ: В глянцевых журналах часто неплохо пишут. Но везде жесткий стандарт. Либо заметки из двух предложений, либо все обязательно должно заканчиваться счастливо. Невидимая читателю калька .
Маховская: Однажды мне предложили написать текст для французского журнала Psychologies на тему "дети и телевидение". И прислали уже готовый текст, я думала, для формального образца. Я стерла ответы и написала свои. Мне ответили: к сожалению, текст нас не удовлетворил. Каково же было мое удивление, когда присланную мне в качестве образца "болванку" я увидела за подписью доктора психологических наук Венгеля. Оказывается, надо было всего-навсего подписать присланный текст своим именем.
РГ: Почему на российский рынок приходит содержание, упакованное в жесткий, не подлежащий перемене формат? Я страстный сторонник всяческих переводов и переносов к нам шедевров западной политической, социальной, обществоведческой мысли. Читать нам и не перечитать Фернана Броделя! Но ведь не о Броделе же речь. Правда, смешно подозревать гламур в смысловой оккупации.
Маховская: По-моему, это точно интеллектуальная оккупация, способ культурного доминирования. Франция через журнал Psychologies пропагандирует свою страну и ее интеллектуалов. Через это осуществляется своего рода символическое доминирование. Мы вроде тоже непростые, но символическое первенство принадлежит не нам. Мы уже давно не брали на себя миссию законодателя мод в широком смысле этого слова - мировых стандартов. Наша феноменальная страна живет с комплексом "человека номер 2". И засилье скалькированного глянца и гламура только отражает эту вторичность. Интеллектуальную в том числе. Пока существует "их формат", косвенно или прямо они управляют ситуацией. Но, может быть, мы, как наша молодежная сборная в Канаде, еще отыграемся.
РГ: Хотелось бы верить в Отечество и в его культуру. Не теряя обожания ни французской, ни английской, ни американской, ни любой другой, творящей мирового уровня образцы. Но пока через гламур и глянец нас закручивает колесо культурной вульгаризации. Какие усилия надо предпринимать, чтобы из страны N 2 стать страной N 1?
Маховская: Во-первых, никто нас с колен не поднимет при таком низком уровне самоуважения. Мы позволили себе образ агрессивного медведя разменять на имидж цирковых мишек. Первое нехорошо, но и второе не лучше. Но сейчас мы переживаем особую точку напряжения. Важно, чтобы мы из этой точки напряжения не качнулись в сторону тотального разрушения. На такие мысли наталкивают события на Манежной площади. Выросла новая генерация. И похоже, что она не гламурная. На площади выплескивается агрессивный патриотизм. Но с этой попыткой выступать за свою аутентичную русскость трудно солидаризироваться из-за ее разрушительности. Он неминуемо разрушает не только чужие навязанные стандарты, но и самого себя.
Похоже, что на сцену выходит поколение, чья идентичность и представление о самих себе замешано на протестных маршах. Это дети разочарованных отцов и мам, сделавших ставку на деньги и дешевый гламур. Когда люди с большими надеждами на счастливую жизнь лет 20 покупают журналы с рецептами счастья, соблюдают их, а счастья нет, это очень хорошо понимают их дети. Понимают, что гламурная идеология не дала им ни тепла, ни счастья, ни продвижения, ни гарантий, ни самоуважения.
РГ: Но ведь продвигать новые культурные форматы можно, открывая иные журналы. Или через то же телевидение, например, наладить трансляцию каких-то иных ценностей, образцов.
Маховская: Если бы наше телевидение было подчинено социальным задачам, а не решало прежде всего маркетинговые, не думало только о прибыли! Но если это не сделает теперешнее поколение телеруководителей, сделает другое. Жизнь к этому приведет. Ведь появилось же у нас хорошее отечественное кино.
РГ: А не могут сработать какие-то глубинные механизмы национальной культуры. В книге Ксении Касьяновой "К вопросу о русском национальном характере" прекрасно описаны цепные реакции добра.
Маховская: Мне нравятся модели, описанные в этой книге, но гламур - это не агрессия, не зло. Гламур - это равнодушие. Даже среди диких педагогически запущенных "маугли" из сериала "Школа" работают какие-то законы коммуникативности. Не то с гламурными персонажами. Результат гламурного воспитания - равнодушный мальчик Кай.
РГ: Это психологическое измерение, а социально-психологическое?
Маховская: Это тот слой населения, запросы которого ограничены. Раньше мы называли их мещанами.
РГ: Мещанство стало ведущим сословием сегодня?
Маховская: Да. Развитием мещанской психологии может быть лишь усиление его до жлобства - демонстративного мещанства.
РГ: В михалковских "Утомленных солнцем-2" гламурная барышня начала 40-х с люстрами и болонкой грузится на эвакуационный пароход, скандалит, что люстру несут неосторожно. И все взлетает в воздух... Может быть, поторопиться с мирными формами сопротивления гламуру?
Маховская: Гламур пришел к нам с идеями индивидуального успеха. Для рынка важно, чтобы потребители были разобщены. Так легче на них воздействовать. Если думать о том, как бороться с гламуром в корне, а не пыльцу сбивать, то противопоставить, по-моему, можно только идею коллективного труда. Не пролетарского, под марши, который на поверку оборачивается несправедливой уравниловкой, но командного. В успехе, понимаемом как бабло, распиханное по карманам, нет положительного социального эффекта. Это чуждая социальность. А если ты включен в чуждые тебе социальности, возникает ощущение твоей невероятной ненужности. Для людей, осознающих себя как существа социальные, переход на философию индивидуального успеха - сильное опримитивление. Метафорой индивидуального успеха является показ на подиуме. Одна проходка. И - "15 минут славы".
РГ: Если мы покинем подиум, то куда мы пойдем? Предложите метафору.
Маховская: В оркестр. Или в экипаж космического корабля. Где люди зависят друг от друга так, что результат их совместных усилий равносилен жизни каждого.