25.12.2010 00:20
    Поделиться

    Мария Городова: Юность считается самым опасным периодом жизни

    "Меня поразило то, что большинство задержанных во время несанкционированных митингов - подростки..." Алина .

    Здравствуйте, Алина. Церковь всегда считала юность самым опасным периодом жизни человека. Царь Давид, святой и пророк, взывал к Господу: "Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай; по милости Твоей..." А святой праведный Иов, в минуту отчаяния, и вовсе упрекал Бога: " Ты ... вменяешь мне грехи юности моей... - гонишься по следам ног моих".

    Поглощенные толпой

    В современной психологии раздел, изучающий пубертат - возраст полового созревания - один из самых сложных. Для того чтобы понять эту "тайну тайн" - подростка - психологи привлекают самые современные достижения физиологии, эндокринологии, сексологии, генетики, социологии... И даже лингвистику и математическое моделирование. Иногда юноши, перерастая возраст опасных заблуждений, оставляют нам свидетельствования происходившего.

    Например, такие:

    "В те дни, когда мне были новы

    Все впечатленья бытия -

    И взоры дев, и шум дубровы,

    И ночью пенье соловья, -

    Когда возвышенные чувства

    Свобода, слава и любовь

    И вдохновенные искусства

    Так сильно волновали кровь, -

    Часы надежд и наслаждений

    Тоской внезапной осеня,

    Тогда какой-то злобный гений

    Стал тайно навещать меня".

    Или вот такие:

    "Ноги уносят

    мои руки и туловище,

    И голова отправляется следом.

    Словно с похмелья,

    шагаю по улице я,

    Мозг переполнен

    сумбуром и бредом.

    Все говорят, что надо

    кем-то мне становиться,

    А я хотел бы остаться собой.

    Мне стало трудно теперь

    просто разозлиться.

    И я иду, поглощенный толпой".

    Причем Виктор Цой, поющий про голову, которая следует ЗА ногами и руками, не менее точен, чем Александр Сергеевич в описании демона, отравляющего своим злобным ядом чистую душу юности.

    Как ни странно, честных свидетельствований того, что творится внутри молодого создания, за всю историю человечества оставлено не так уж и много. По-видимому нам проще забыть демонов, обуревавших нас в младые годы, чем, сгорая от стыда, вспоминать то, что мы тогда наделали или только могли совершить...

    "Господи, я грешил..."

    И все-таки исповеди, предельно откровенно рассказывающие о том, что происходит в этом возрасте с душой и телом, есть. Вчитаемся в одну из них. Она ценна не только анализом происходящего в молодом человеке, но и тем, что беспощадно оценивает мир, в который он входит. Мир нисколько не обеспокоенный тем, чтобы уберечь и защитить входящего в него. Итак, блаженный Аврелий Августин. "Исповедь".

    Вот о школе и о лицемерии взрослых: "Меня и отдали в школу учиться грамоте. На беду свою я не понимал, какая в ней польза, но если был ленив, то меня били... У меня, Господи, не было недостатка ни в памяти, ни в способностях, которыми Ты пожелал наделить меня, но я любил играть, и за это меня наказывали те, кто сами занимались, разумеет ся, тем же самым. Забавы взрослых называют ся делом, у детей они тоже дело, но взрослые за них наказывают. Наставник, бив ший меня, занимал ся не тем же, чем я? Если его побеждал ученый собрат, разве его меньше душила желчь и зависть, чем меня, когда на состязаниях в мяч верх надо мною брал товарищ по игре?..

    Господи Боже мой, я грешил,.. я тешил свой слух лживыми сказками, которые только разжигали любо пытство, и меня все больше и больше подзуживало взглянуть собственными глазами на зрелища, игры старших (гладиаторские игры и скачки, которые устраивали высшие городские магистраты. - М. Г.). Те, кто устраивает их, имеют столь высокий сан, что почти все желают его для детей своих и в то же время охотно допускают, чтобы их секли, если эти зрелища мешают их учению; родители хотят, чтобы учение дало их детям возможность устраи вать такие же зрелища".

    А вот о том, чему учили подростков Древнего Рима: "Посмотри, Господи, как тщатель но соблюдают сыны человеческие правила, каса ю щиеся букв и слогов, полученые ими от мастеров речи, и как прене брегают они от Тебя получен ными непреложными правилами вечного спасения... Когда человек в погоне за славой оратора, окружен ный толпой людей, преследует в бесчеловечной ненависти врага своего, он всячески остерегает ся обмолвки "среди людев" и вовсе не остережет ся в неистовстве своем убрать человека. Ужели любо й враг может оказаться опаснее, чем сама ненависть, бушующая против этого врага? Можно ли, преследуя другого, погубить его страшнее, чем губит вражда собственное сердце?

    Вот на пороге какой жизни находил ся я, несчастный, и вот на какой арене я упражнял ся. Мне страшнее было допустить варваризм, чем остеречься от зависти к тем, кто его не допустил...

    Как я был мерзок тогда, если даже этим людям доставлял неудовольствие, обманывая и воспитателя, и учителей, и родителей из любви к забавам, из желания посмотреть пустое зрелище, из веселого и беспокойного обезьянничанья. Разве я не делал другим того, чего сам испытать ни в коем случае не хотел..? А если меня уличали и бранили, я свирепел.

    И это детская невинность? Нет, Господи, нет! Позволь мне сказать это, Боже мой. Все это одинаково: в начале жизни - воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым - префекты, цари, золото, поместья, рабы - в сущности всё это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания".

    Зов плоти. "В шестнадцатилетнем возрасте своем, прервав по домашним обстоятельствам школьные занятия, жил я вместе с родителями на досуге, ничего не делая, и колючая чаща моих похотей разрослась выше головы моей; не было руки выкорчевать ее. Наоборот, когда отец мой увидел в бане, что я мужаю, что я уже в одежде юношеской тревоги, он радостно сообщил об этом матери, словно уже мечтал о будущих внуках, радуясь опьянению, в котором этот мир забывает Тебя, Создателя своего, и вместо Тебя любит творение Твое, упиваясь невидимым вином извращенной, клонящейся вниз воли.

    ... туман поднимался из болота плотских желаний и бившей ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности... Кто упорядочил бы скорбь мою, обратил бы мне на пользу ускользающую прелесть всякой новизны, поставил бы предел моим увлечениям? Пусть бы о берег супружеской жизни разбилась буря моего возраста, и если уж не может в нем быть покоя, пусть бы удовлетворился я рождением детей, согласно предписаниям закона твоего, Господи!.. Мои близкие не позаботились подхватить меня, падающего, и оженить; их заботило только, чтобы я выучился как можно лучше говорить и убеждать своей речью. Кто не превозносил тогда похвалами моего земного отца за то, что он тратился на сына сверх своих средств, предоставляя ему даже возможность далеко уехать ради учения. И в то же время этот отец не обращал никакого внимания, каким расту я перед Тобою и пребываю ли в целомудрии, - лишь бы только в красноречии был я прославлен".

    О матери, сверстниках, гражданской жене: "Мать моя хотела, чтобы я не распутничал, и особенно боялась связи с замужней женщиной, - я помню, с каким беспокойством уговаривала она меня наедине. Но я стремглав катился вниз, ослепленный настолько, что мне стыдно было перед сверстниками своей малой порочности. Я слушал их хвастовство своими преступлениями; чем они были мерзее, тем больше они хвастались собой. Мне и распутничать нравилось не только из любви к распутству, но и из тщеславия. Боясь порицания, я становился порочнее, и если не было проступка, в котором мог бы я сравниваться с другими негодяями, то я сочинял, что мною сделано то, чего я в действительности не делал, лишь бы меня не презирали за мою невинность".

    Воровство: "По соседству с нашим виноградником стояла груша, отягощенная плодами, ничуть не соблазнительными... Негодные мальчишки, мы отправились отрясти ее и забрать свою добычу в глухую полночь; по губительному обычаю наши уличные забавы затягивались до этого времени. Мы унесли оттуда огромную ношу не для еды себе; и мы готовы были выбросить ее хоть свиньям, лишь бы совершить поступок, который тем был приятен, что был запретен. Вот сердце мое, Господи, вот сердце мое, над которым Ты сжалился, когда оно было на дне бездны. Пусть скажет Тебе сейчас сердце мое, зачем оно искало быть злым безо всякой цели. Причиной моей испорченности была ведь только моя испорченность. Она была гадка, и я любил ее; я любил погибель; я любил падение свое...

    Что извлек я, несчастный, из того, вспоминая о чем, я сейчас краснею, особенно из того воровства, в котором мне было мило само воровство и ничто другое? Насколько я помню мое тогдашнее состояние духа, один я никак не совершил бы его. Следовательно, я любил здесь еще сообщество тех, с кем воровал. О, вражеская дружба, неуловимый разврат ума, жажда вредить на смех и в забаву! Стремление к чужому убытку без погони за собственной выгодой, а просто потому, что говорят: "пойдем, сделаем", и стыдно не быть бесстыдным!"

    О форумах и совратителях: "Тянули меня к себе и те занятия, которые считались почтенными: я мечтал о форуме с его тяжбами, где бы я блистал, а меня осыпали бы похвалами тем больше, чем искуснее я лгал. Я был первым в риторской школе: был полон горделивой радости и дут спесью. Но, Господи, Ты знаешь это, я не принимал никакого участия в "опрокидываниях", которыми занимались "совратители" (это зловещее дьявольское имя служило как бы признаком утонченности). Это было дерзкое преследование честных новичков, которых они сбивали с прямого пути, так, забавы ради, в насыщение своей злобной радости. Нет деяния, больше уподобляющегося деяниям дьявольским"...

    Без молитвы

    "Поздно полюбил я Тебя! - с болью восклицает святой! - Вот Ты был во мне, а я - был во внешнем и там искал Тебя... И Ты простер руку Твою с высоты и "извлек душу мою" из этого глубокого мрака, когда мать моя... оплакивала меня перед Тобою больше, чем оплакивают матери умерших детей".

    Читаешь книгу этих долгих поисков Бога, книгу, написанную 16 веков назад, и понимаешь, что движения души за это время не изменились. Так же как не изменились забавы подростков, и грехи, сжигающие их души. Может, только боль сегодняшних матерей по своим заблудшим детям не всегда помнит про молитву так, как помнила о ней мать святого Августина.

    Ну, и мир, мир, в который в ходят наши дети, он тоже изменился. Как пишет американский психолог Филип Райс, средний современный ребенок к 14 годам уже увидел на телеэкране 18 000 убийств.

    Уважаемые читатели! Мы ждем ваших откликов на публикации Марии Городовой. Адрес: ул. Правды, д. 24, Москва, 125993, Редакция "Российской газеты".

    Адрес электронной почты Марии Городовой:

    pisma-maria@mail.ru

    Поделиться