Поделиться
Идея назвать фестиваль именем дантова шедевра принадлежит его директору Бартошу Шидловскому, он же третий год подряд соединяет в одной программе спектакли из Польши и других стран мира.
Ее центром является конкурс польских спектаклей прошедшего сезона, а по краям можно увидеть самый разный театр. В этом году в конкурсе не участвовал спектакль Кшиштофа Варликовского "Край" (он совсем свежий), но его можно было увидеть вместе с работами других режиссеров, в том числе - спектакли Рабочего центра Ежи Гротовского в итальянском городке Понтедера, где 11-й год работают без учителя его ученики и духовные наследники - Томас Ричардс и Марио Бьяджини.
Что касается конкурса, то он ничем не похож на нашу "Золотую маску". Имена лучших определяет международное жюри. На этот раз именитым конкурентам, среди которых был мастер польского театра Кристиан Люпа со спектаклем "Персона. Тело Симоны", жюри предпочло спектакль молодого режиссера Моники Шепки по пьесе Павла Демирского "Был когда-то Анджей, Анджей и Анджей". Он и стал фаворитом фестиваля.
Надо только вообразить себе весь контекст, чтобы понять шок молодых авторов, получивших такую престижную награду. Во-первых, спектакль поставлен не в каком-нибудь солидном театре с большими традициями, а в депрессивном постиндустриальном городке Валбжих, расположившемся в Силезии, где вышки заброшенных шахт образуют не радующий глаз пейзаж, к тому же изрытый бункерами времен Второй мировой.
На сцене справа во весь рост - огромная фотография некоей собирательной фигуры Мастера польского кино, в которой недвусмысленно угадывается Анджей Вайда. Среди плюшевых кресел, представляющих собой кинозал, идет церемония прощания. Первый министр финансов новой Польши Лешек Бальцерович, этакий польский Чубайс, осуществивший переход от коммунизма к рынку через шоковую терапию, знаменитая актриса Вайды Кристина Янда, ныне владеющая частным театром в Варшаве, молодой оператор-неудачник, которому Вайда не захотел помочь, интеллигентная пара из провинции, юная актриса, мечтающая играть в фильмах старых мастеров, потому что в отличие от новых им было что сказать миру. Кроме них - еще множество самых разнообразных фигур, выходящих оплакать знаменитого покойника.
Бесстрашие и злая ярость, с которыми Шепка и Демирский бросаются на тех, в чьих руках до сих пор находятся ключи общественного мнения, кажутся невозможными, лежащими за пределами культурной конвенции. Вы только вообразите себе нечто подобное в нашем театре. Кто из наших культовых режиссеров и духовных лидеров мог бы занять место Вайды в таком контексте, на кого с таким бесстрашием новые молодые и "рассерженные" могли бы обрушить свою ярость? А главное - у кого могла бы родиться такая дерзкая и интеллектуально бесстрашная, провоцирующая идея?
В том-то и заключается главное отличие современного польского театра от нашего: пародируя культовых героев Польши, интеллектуальный дискурс предшествующих поколений, Демирский и Шепка, по существу, обновляют добрую польскую традицию. Их пафос сокрушения твердынь обращен все к тому же серьезному вопросу, которым задавались их великие предшественники - чего, собственно, общество ждет от художника и что в свою очередь художник может дать обществу?
Яростное политическое кабаре, в жанре которого сделан этот спектакль, в качестве мишеней для насмешки предлагает нам далеко не самые привлекательные идеи и формулировки как пана Вайды, так и других художников, мыслителей, критиков, чьи слова в обилии цитируются во время спектакля - то плывут бегущей строкой, то просто читаются во время антрактов, пока озадаченная публика нервно выходит покурить, чтобы вернувшись, вновь получить порцию шоковых ощущений.
Вызывая настоящий культурный шок, этот поразительный дуэт из маленького польского городка Валбжих требует какого-то нового культурного очищения. Но не является ли только злость и зависть двигателем их творческой фантазии? Или, быть может, бывают времена, когда именно из таких энергий только и можно делать искусство? И разве русско-польский гений Казимир Малевич не доказал это однажды?