11.11.2010 00:09
    Поделиться

    Дмитрий Быков: Интеллигенция вообще не влияет на ход вещей - она выносит ему моральную оценку

    Дмитрий Быков о советском масонстве и о задачах интеллигенции в "плоские" времена

    Дмитрий Быков выпустил роман "Остромов, или Ученик чародея". Книга завершила трилогию, в которую вошли "Оправдание" (2001) и "Орфография" (2003). В основе нового романа лежит реальная история процесса по делу ленинградских масонов 1926 года. Прототипом главного героя явился член мистического кружка Борис Кириченко-Астромов. Дмитрий Быков рассказал о своей трилогии и о том, почему же нет никакого масонства.

    Российская газета: Вы как-то говорили, что придумываете материал далеко наперед и основная работа идет уже во время создании текста.

    Дмитрий Быков: Но это же так у всех, по-моему. Сначала выдумываешь общий сюжетный костяк, а потом наращиваешь вокруг него текст, который должен быть неоднороден - тут мышцы, тут кровеносная система, тут соединительная ткань...

    РГ: Как давно и как возникла идея написать цикл "безымянная трилогия"?

    Быков: Я ее про себя называю "Историческая трилогия", - в отличие от современной, которую пишу сейчас. "Безымянной" ее назвал кто-то безымянный на Либрусеке. В издательстве "Прозаик", где вышла книга, принят термин "О-трилогия". Идеи написать нечто цельное сначала не было - просто в процессе работы над "Остромовым" оказалось, что эта вещь вроде купола, который соединяет и замыкает революционную "Орфографию" и послевоенное "Оправдание". О том, что это будет цельный текст, я догадался в году 2007 - когда и приступил к книжке вплотную.

    РГ: Вы тогда уже знали, что в одной из частей трилогии будет фигурировать Астромов?

    Быков: Нет, конечно. Эта идея вообще случайно возникла. Мне на нон-фикшне 2005 года встретился мой друг, замечательный историк литературы Миша Эдельштейн, он только что купил черный никитинский четырехтомник 2004 года - "Розенкрейцеры в советской России" и т.д. - и на свою голову похвастался. Я тут же попросил у него почитать том о масонстве, мне стало жутко интересно, как функционировало это не идеологическое, а эзотерическое подполье. Книга о деле Астромова, состоящая в основном из лапидарно прокомментированных протоколов, - допросы, обыски, приговоры, справки о дальнейших судьбах, изъятые рукописи, - на меня очень сильно подействовала. Это был готовый роман, в котором не хватало только... но это я уже начинаю пересказывать.

    РГ: Тексты создавались на протяжении многих лет. Какая основная нить связывает их помимо того, что все происходит в Советский период?

    Быков: Это вопрос не совсем ко мне, поскольку роман пишет себя сам, и авторские интерпретации чаще всего близоруки. Но если в самом общем виде - это получилась книга о трех вариантах поведения в тоталитарном мире - советском в частности. Можно сыграть в игры этого мира и утонуть, раствориться в нем, как Рогов. Можно сбежать, как Ять. А можно попытаться оттолкнуться, использовать эту среду как трамплин и улететь, как Даня, - но за это придется платить расчеловечиванием, пусть и со знаком плюс. К этому далеко не все готовы. Об этом - много значащая для меня повесть Александра Житинского "Спросите ваши души", которая как раз об этом расчеловечивании - и отказе от него. У меня вообще получился как бы еще один роман Житинского - "Орфография" писалась как оммаж "Потерянному дому", а в "Остромове" идет диалог с Житинским поздним, времен "Государя".

    РГ: Чем вас заинтересовала тема? Вы хотели углубиться в масонство Советского времени?

    Быков: Да нет никакого масонства в общепринятом смысле. Ни советского времени, ни досоветского. Масонство - такая духовная практика, построенная якобы вокруг эзотерического знания (которого не существует в действительности), вокруг всеобъясняющего учения, которого нет и быть не может, иначе все его тайны давно лежали бы в Интернете. Но в результате следования этой практике с ее ритуалами, тайными братьями, посвящениями и т.д. человек в самом деле становится обладателями неких тайнознаний - или, точней, полезных ощущений, что и делает его более любопытным, религиозным, почтительным, толерантным и т.д. Масонство - замечательный пример сетевой структуры, построенной вокруг пустоты. Думаю, где-то степени на пятнадцатой-двадцатой должно открываться как раз, что никакого тайного учения нет, а есть схема поведения. Классический пример каши из топора, что вовсе не обесценивает самой каши, о чем и думает герой в финале четвертой части.

    РГ: И все-таки оно действительно существовало? То есть могло сосуществовать с властью?

    Быков: Советское - конечно, могло. Остромов (и его прототип) все рассчитали правильно: у этой власти была серьезная головная боль в виде примерно четверти населения, никак не охваченного советской идеологией и советскими же мероприятиями. "Бывшим" надо было чем-то жить и во что-то верить. Почему не держать для них прикормленного Бендера или иного авантюриста, кормящего их суррогатом духовной пищи? Они его боготворят, вокруг него группируются, он о них докладывает, все под контролем. Это была замечательно придуманная схема, и будь у советской власти побольше ума, она бы от нее не отступала еще долго. (Кстати, сходным явлением был и кружок Бриков - n est ce pas?). Но, увы, этот ум нарос только в шестидесятые-семидесятые, когда такие двойные агенты вроде Виктора Луи стали нормальным явлением, а откровенно гебистские салоны охотно посещались художественной богемой. Я об этом подробно писал в биографии Окуджавы.

    РГ: Могла ли интеллигенция, поставленная в столь жесткие рамки, как-то влиять на вопросы того времени?

    Быков: Не знаю. Интеллигенция вообще не влияет на ход вещей - она выносит ему моральную оценку. В этом смысле, конечно, влияла.

    РГ: Интеллигенция романа "Остромов, или Ученик Чародея" пытается решить какие-то лично вас волнующие вопросы?

    Быков: Любой герой любого произведения решает вопросы, волнующие автора. С трудом представляю, как может быть иначе. Правда, вопросы, стоявшие перед той интеллигенцией, нам близки и понятны: например, что делать человеку, воспитанному в сложных и богатых временах, когда наступили простые и плоские.

    Поделиться