21.09.2010 23:20
    Поделиться

    Михаил Швыдкой: Документальная литература демократична по своей природе

    В 1829 году Николай I на Описи дел Кабинета Его Императорского Величества начертал: "Разбирать. Что важно - отобрать, прочее можно и уничтожить". Перечитал эти строки, отправляясь на празднование 90-летия Государственного архива Российской Федерации, где хранятся важнейшие документы Отечества, судьба которых во многом определит образ нашего прошлого и настоящего в глазах будущих поколений.

    С 1288 года, когда в Ипатьевской летописи появилась первая перечневая опись документов Древней Руси (а первые документы, как принято считать, появились у нас в IХ - Х веках) многое изменилось в самой методологии отбора документальных свидетельств жизни государства, его отдельных ведомств и частных граждан. Выработаны научные критерии, по которым определяются не только с тем, что надо сохранять, но где и какое количество времени. Что сразу поступает в открытый доступ, а что не предназначено для широкой публики (а порой и для историков) из-за государственной необходимости или по воле правообладателей. При всех невероятных катаклизмах, которые претерпело архивное дело в нашей стране, превосходящей многие другие по количеству революционных потрясений и военных испытаний, идеологической цензуры и политических репрессий, советские, а затем и российские архивисты проявили подлинный профессионализм и настоящее мужество, чтобы обеспечить сохранность российских документов. Ту их возможную полноту, которая так необходима для понимания прошлого и для осознания нашей сегодняшней жизни и жизни будущей. Эти документы важны для историков-профессионалов и просто для любителей старины вроде меня, для обывателей, которым интересно знать о своем прошлом. Впрочем, помимо удовлетворения научного любопытства архивы выполняют важные, но, как правило, непубличные функции - если вам надо получить утерянное свидетельство о рождении или бракосочетании, вы можете получить его даже через полвека. Не скрою, в сегодняшней, не лучшим образом организованной жизни это вызывает удивление, граничащее с восторгом.

    Тем более что в нашем Отечестве, где любят повторять знаменитую булгаковскую фразу о том, что рукописи не горят, прекрасно знают, что рукописи, как и прочие документы, имеют обыкновение не только гореть, но и исчезать в самые неожиданные моменты, в абсолютно неизвестных направлениях и по самым непредсказуемым причинам. Вернее, следуя логике, которая для сегодняшнего исследователя может показаться загадочной. Выполняя рекомендации сменяющихся монархов, специально обученные люди занимались тем, что отбирали важное, а прочее в лучшем случае засекречивали, а в худшем - просто уничтожали. Хотя бы для того, чтобы "Краткий курс", отражающий сталинский взгляд на историю большевизма в России, нельзя было опровергнуть с помощью подлинных документов. Равно как и другие курсы - по истории, социологии, философии, да и по другим наукам, написанные уже в послесталинские, но еще советские времена. В том-то и состояло мужество советских архивистов прошлого столетия, что они старались хранить то, от чего хотели избавиться власть предержащие. И благодаря их мужеству мы и открываем для себя, если и не подлинность истории - это дело всегда мудреное и затейливое, но подлинность исторического документа. Впрочем, любая власть любит играть в игры с прошлым - это проще и безопаснее, чем заниматься неопределившимся настоящим. Помните у А.И. Герцена: "Русское правительство, как обратное провидение, устраивает к лучшему не будущее, а прошлое".

    Архивисты при всем уважении к Бальзаку наверняка не могут согласиться с известным утверждением французского гения, что нет ничего глупее, чем факт. Потому что факт сам по себе не умен и не глуп, он просто необходим. Особенно тогда, когда рушатся искусственно созданные идеологические системы, когда реальное течение жизни прекращает существование социальных утопий, реализация которых оборачивается бессмысленным палачеством, обессиливающим нации. Когда иллюзии той или иной эпохи истончались, когда общие идеи обрушивались как карточный домик, документ оказывался некой опорой, способной поддержать человечество, потерявшее ориентиры во времени и пространстве. Не случайно всплеск интереса к документальной литературе приходился на времена, следующие за общемировыми потрясениями, да к тому же реальность, запечатленная в этих документах, оказывалась фантастичнее любого писательского вымысла. При этом документальная литература демократична по природе своей, она ничего не навязывает читателю, доверяя ему самому трактовать исторические события и делать необходимые выводы.

    Хотя своя логика у автора "Человеческой комедии" все же была. Он знал, что любой, казалось бы, непреложный факт можно истолковать самым невероятным способом. Поместить в такой контекст, где он обретет новые, порой курьезные, порой трагические смыслы. Вряд ли он мог точно предугадать, что его имя прозвучит из уст подвыпившего доктора Чебутыкина в чеховских "Трех сестрах": "Бальзак венчался в Бердичеве..." Но он интуитивно предчувствовал беззащитность факта. И именно эта беззащитность представлялась ему глупой.

    И мы бесчисленное множество раз сталкивались и будем сталкиваться впредь с тем, как, по всей видимости, очевидные факты выворачивают на изнанку, пытаясь составлять из них исторические сюжеты, призванные оправдать ту или иную идеологическую модель настоящего. История становится ареной политической борьбы, которую современники опрокидывают в минувшее. Прошедшее время пытаются подогнать под политические клише времени настоящего. Дискуссия, которая разгорелась в минувшие недели вокруг нового учебника для вузов А. Барсенкова и А. Вдовина "История России. 1917 - 2009 гг." и закончилась вполне заслуженным обращением в суд о возбуждении уголовного дела против ее авторов по признакам разжигания национальной розни и ксенофобии, в высшей степени характерное явление научно-политической жизни последнего десятилетия. Причем не только у нас в России. При всем уважении к авторам учебников они все-таки не первооткрыватели, а популяризаторы. Они не создают новые смыслы, а используют уже бытующие в научном сообществе, используя их по своему разумению. И когда из множества смыслов для обучения школьников или студентов выбирают радикально консервативные (или радикально левые), не раз подвергавшиеся научной критике, - это не может не вызвать резкой реакции общества. То, что позволено в авторском исследовании, непозволительно в учебнике и даже учебном пособии, претендующем на объективность толкований прошлого. Замечу, что это происходит в пространстве истории ХХ века - вполне основательно изученной и бесконечно политизированной.

    Но, поверьте, документ умеет постоять сам за себя, открыть прошлое в его подлинности. Для этого ему надо попасть в руки людей, которые заинтересованы в познании настоящего прошедшего времени. В раскрытии его уникальности и красоты. Как случилось с "Воспоминанием о выставке 1976 года" замечательного советского живописца Александра Лабаса в галерее "Проун" (куратор Марина Лошак, директор проекта Мария Салина), где каждая акварель, каждый набросок - своего рода лирический документ времени, самоценный и самодостаточный. Они открывают мир художника, расслышавшего властную музыку времени, но не подчинившегося ему до конца. Не растворившемся в нем. Завидная судьба для рукописей и людей.

    Поделиться