Поделиться
Двадцать лет назад вышла статья Александра Солженицына "Как нам обустроить Россию?"
Сентябрь 1990 года. Переговоры с "главным диссидентом ХХ века" успешно завершены. Многомиллионным тиражом в СССР выходит брошюра Солженицына "Как нам обустроить Россию". Вермонтский отшельник начинает ее словами: "Часы коммунизма - своё отбили. Но бетонная постройка его ещё не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами".
Услышала ли Россия Солженицына? Сбылись ли его пророчества?
Сегодня в "РГ" размышляют об этом философы и писатели
...В начале февраля 1990 я записал: "Каждый день, каждый вечер и утро по-новому разбираю, перекладываю, гадаю: мой долг и мои возможности по отношению к происходящим в России событиям. Ясно, что мое разъяснение Февраля практически опоздало: уже тот опыт никого не научит к нынешнему Февралю. (Но хоть написано будет о Девятьсот Семнадцатом! Кто б это сейчас взялся потратить на то 20 лет?)
А зато я опоздал к событиям сам? А - что б я там сейчас изменил? много ли сделали Блок или Бунин в 1917? И даже Льва Толстого, доживи он до Семнадцатого, - кто бы в той суматохе слушал? Короленко же не послушали. Мое место - заканчивать мои работы. Когда-то раньше, в тюрьмах, мне представлялся конец коммунизма как великое сотрясение, и сразу новое небо и новая земля. Но это было в самой сути невозможно, и стало вовсе невозможно после того, как коммунистическая система прогноила все тело нашей страны... А пути - все равно надо искать".
И - как же?.. Смутно росла мысль: написать публицистическую работу, обобщающую - и что сейчас есть, и что бы необходимо? В этот момент имя мое в России стояло (на краткое время) высоко. Сразу после прорыва "Архипелага" - должны б мое слово услышать?
Мысли к работе - как обустраиваться России после коммунизма? куда и как бы двигаться? - копились у меня уже лет восемь-десять, да даже уходили корнями в послевоенные тюремные камеры, в тамошние споры 1945-46 годов. Выстраивалась не целостная государственная программа, это - непосильно издали, да и без экономики, в которой я не сведущ, - но все же посильные советы, основанные на долгих годах моих исторических розысков.
...Конечно, подлинное возрождение России не в темпе, а в качестве, - однако все кипит сегодня, оно не ждет. И все трудней понять: к чему ж идти?
А при таких бурных переменах - пока напишешь, опубликуешь - и г д е? - так еще и устареет.
Все же с начала 1990 уже сами наплывали у меня фрагменты текста, фразы.
И я отложил другие работы, сел за эту. Теперь подгоняло, что я - опаздываю? слишком долго медлил?
...Но все равно, моя мысль уставлялась так: разумно ли - гнаться только за моментом? Надо дать более спокойный, дальновидный разбор - намного вперед? Невозможно дать "абсолютный" какой-то проект, но хотя бы вдвинуть охлаждающие и озадачивающие идеи.
...Одним из главных движений развала виделся мне уже вполне созревший распад Советского Союза. Многое вело к тому, и острота национальных противоречий, хорошо знакомая мне еще по лагерям 50-х годов (а в советской повседневности заглушаемая трубами "дружбы народов"). Мне этот близкий распад был явственно виден, - а как внутри страны? видят ли его? Крушение Советского Союза необратимо. Но как бы не покрушилась и Историческая Россия вслед за ним, - и я почти набатным тоном хотел о том предупредить. Однако поди предупреди - и власти, и общество, и особенно тех, кто мыслит державно, гордится мнимым могуществом необъятной страны. А ведь государственный распад грохнет ошеломительно по миллионам судеб и семей. В отдельной главе "Процесс разделения" я призывал заблаговременно создать комиссии экспертов ото всех сторон, предусмотреть разорение людской жизни, быта, облегчить решение множественных переездов, выбор новых мест, получение крова, помощи, работы; и - гарантии прав остающихся на старых местах; и - болезненную разъемку народных хозяйств, сохранение всех линий торгового обмена и сотрудничества.
И обнажал, как бесплодно, бессмысленно для народа (и очень выгодно для партийной номенклатуры) потрачены 6 лет "перестройки", и как уже мы расхаживаем в "балаганных одеждах Февраля", - между тем, общество необузданных прав не может устоять в испытаниях.
И выше того: политическая жизнь - не главный вид жизни (а именно так всюду увлеченно булькало по поверхности страны), и чистая атмосфера общества не может быть создана никакими юридическими законами, но нравственным очищением (и раскаянием скольких и скольких крупных и малых насильников); и подлинная устойчивость общества не может быть достигнута никакой борьбой - но возвышением людей до принципа самоограничения. И умелым трудом каждого на своем месте.
Отдельными главами разбирал я фундаментальные вопросы: местной жизни, провинции, земельной собственности, школы и семьи. И острейшую трудность представлял разговор на темы национальные, особенно имея в виду украинских националистов - главным образом, галицийских, проживших века вне российской истории, но теперь активно поворачивающих настроение всей Украины. Я знал, что "москали" прокляты ими, но взывал к ним как к братьям, в последней надежде образумления. - Я предлагал немедленно и безо всяких условий дать свободу отделения 11 союзным республикам, и только приложить вседружественные усилия для сохранения союза четырех - трех славянских и Казахстана.
И это была - только первая часть брошюры, о сегодняшнем моменте. А затем - шла безэмоциональная, в методичной манере, вторая часть, сгусток всего, что мне за много лет занятий историей удалось собрать из исторического опыта. - Виды государственных устройств вообще. - Демократия как способ избежания тирании - и обреченность же демократии в ее парламентарной форме определяться денежными мешками (но разве наших истосковавшихся и голодных людей напугаешь возможными пороками демократического общества? казалось им: дай только демократию! - и сразу наедимся, приоденемся, разгуляемся!). - Как избежание этого порока - "демократия малых пространств".
...И все это я дал не как уверенный рецепт, а как посильные соображения - и с вопросительным знаком в заголовке брошюры.
А дальше? Старт был стремительно обещающим. Едва Аля позвонила в "Комсомольскую правду", что вот существует моя статья такого-то объема, - редакция отважно приняла ее сразу - даже не читая! Узнав про то - немедленно взялась печатать и "Литературная газета", не чинясь, что будет не первая, на день позже. И так в сентябре 1990-го - в короткие дни напечаталась моя брошюра на газетных листах невообразимым тиражом в 27 миллионов экземпляров. ("Комсомолка", однако, обронила мой вопросительный знак в заголовке, это сильно меняло тон, вносило категоричность, которой не было у меня.)
Вот уж, не ждали мы такой удачи.
Так - все основы для широкого, действительного всенародного обсуждения?
А - как бы не так.
Началось, вероятно, с Горбачева. Он так яростно возмутился моим предсказанием о неизбежности распада СССР, что даже выступил, на погляд всему миру, в Верховном Совете. Якобы прочел брошюру "внимательно, два раза и с карандашом" - но ударил, со всего маху, мимо: Солженицын "весь в прошлом", проявил себя тут монархистом (?? - вот уж ни звука, ни тени), - и поэтому брошюра нам целиком не подходит, со всеми ее мыслями. - В поддержку вождю выступили и два депутата-украинца, выразившие гнев "всего украинского народа" против моих братских инсинуаций, и один депутат-казах. В самом Казахстане бурней: в Алма-Ате демонстративно сжигали на площади "Комсомолку" с моей статьей. И публично - этим и завершилось все "обсуждение".
А не публично, нет сомнения: "Комсомолке", "Литературке" и вообще всей прессе была дана команда не печатать отзывов на мою брошюру, вообще не обсуждать ее и замолчать. Успели нам из редакции сообщить: повалили сотни писем, будем печатать из номера в номер! - но лишь в одном-двух номерах проскочили густые, горячие, разнообразные читательские отзывы - и тут же оборвались.
...Но ведь были же еще миллионы и миллионы "простых" читателей, и статья сама лезла в руки за три копейки. Пусть этим миллионам не открыли пути высказаться печатно - но они прочли? и - что подумали? и - как отнеслись?
Прошли месяцы - получал я разрозненные письма от них в Вермонт (много писем в те годы и пропадало на советской почте). И кто писал с большим пониманием, а кто - с полным недоумением.
А публично - почти и ни звука даже от тех заметных публицистов, журналистов, на кого не действовал запрет высказаться. Зато несколько гневных и развернутых больших статей против моего "Обустройства" - то почему-то от эстонского видного писателя Арво Валтона (эстонцев - ни волоском я не зацепил): нет, так дешево Россия не отделается! пусть теперь она всем - и за все, за все, за все заплатит! Или разливистая, язвительная, почти клокочущая статья московского публициста Л.Б., сразу в нескольких изданиях, да еще к тому же построенная на недобросовестном передерге цитаты.
Ясно, что моя брошюра возмутила националистов-сепаратистов Украины и Казахстана. Националисты же русские и державные большевики - и слышать не хотели о предстоящем развале Империи. А поверхностные парламентарные демократы не могли и на дух принять глубокого взгляда на суть демократии, - те, кто разгорячен политической каруселью: зачем нам эти подробные размышления о возможном государственном устройстве, когда вон на той и вон на той площади гудят актуальные политические митинги?
А остальное Общество?
Удивлялись и моим набатным предупреждениям, - с чего это я? И моей тщательной разработке государственных структур, - кому это сейчас нужно?
Вот это равнодушие многомиллионной массы - оно ощутимо и ответило мне. В том, что я - за океаном, оторвался от реальной советской жизни? не толкусь на митингах? Или в том, что со всем сгустком накопленного исторического опыта и красноречия - я пришел со своим "Обустройством" слишком р а н о?
Да, не опоздал, а - рано.
В 1973-м, из гущи родины, я предложил ("Письмо вождям") своевременную и, смею сказать, дальновидную реформу. Вожди - и не пошевельнулись. Образованщина накинулась с гневом. Запад - с насмешками.
Прошло 17 лет изгнания. Теперь, через океан, я предложил национально спасительную, а государственно - тщательно разработанную программу. Власть - легко заглушила обсуждение, националисты республик и российская образованщина накинулись с яростью. А Народ - безмолвствовал.
Ох, долог еще путь. И до нашего - далеко.
Уже немало лет жил я с невеселым одиноким чувством, что в тяжком знании забежал от соотечественников вперед - и нет нам кратких путей объяснения.
Между тем - вот э т о и была моя реальная попытка возврата на родину. Заодно и проверка - нужен ли я там сейчас? услышат ли меня? спешить ли вослед - развивать и воплощать сказанное? - Ответ был: нет, не нужен. Нет, не услышали. Государственные размышления - это что-то слишком преждевременное для нас.
Из воспоминаний "Угодило зернышко промеж двух жерновов"