Поделиться
Михаил Плетнев с Российским Национальным оркестром и российско-итальянской командой певцов исполнили на Большом фестивале в Москве золотую классику бельканто - оперу Джоакино Россини "Золушка". И произвели фурор.
Стоячая овация в Концертном зале Чайковского не прекращалась минут двадцать, пока сами музыканты не распрощались с разгоряченной публикой воздушными поцелуями. И объяснить неистовство московских меломанов можно не только гипнотическим воздействием щедрой на мелодические красоты и вокальную эквилибристику партитуры "Золушки" Россини, но и абсолютно головокружительным, искрометным зрелищем, которое устроили певцы и оркестр, невзирая на концертный формат исполнения.
Увертюра, исполненная Михаилом Плетневым в уравновешенном, основательном тоне тягучим плотным оркестровым звуком даже не предвещала того стремительного и темпераментного действия, которое, как пружина, развернулось после задушевной песенки Золушки "Una volta c'era un re" ("Жил да был король") в исполнении итальянской меццо-сопрано Серены Мальфи и появления на сцене фарсового Дона Маньифико (Бруно Пратико) - самодовольного отчима Золушки. Кинувшись к дирижерскому пульту с призывами к маэстро Плетневу, Дон Маньифико разразился арией про осла, которого увидел во сне, бросил в публику мягкую игрушку, и дальше действие стало набирать обороты буффонной комедии дель арте.
А ситуаций для веселья было предостаточно: и переодетый пижонистый принц Рамиро в темных очках и с зонтом-тростью (тенор Антонино Сирагуса), подбивающий своего камердинера Дандини "диагностировать" женские качества дочерей Дона Маньифико, и сам Дандини (Энрико Марабелли), обряженный принцем, разражающийся высокопарными речами с неповоротливыми баритонными колоратурами про "пчел, лилии и уста". И голосящие в высокой тесситуре сестры Золушки - Клоринда (Анастасия Белукова) и Тисба (Тициана Трамонти), окружающие истерикующей парочкой своего комического отца. И философ Алидоро (Дмитрий Неласов) - россиниевский эрзац сказочной феи, превратившийся здесь в ловкого клерка. Даже хор Свешникова не мог устоять на своем месте на сцене, а крался с нотами позади оркестра, выбегал дружной мужской группой на авансцену, пел из-за кулис.
Рулил этой круговертью Михаил Плетнев с поразительной легкостью, причем дирижировал партитурой наизусть - что вообще в оперной практике редкость. Оркестр под его руководством острил едким пиццекато, томно разливался в дуэте Золушки и Принца "Un soave поп so che" ("Сладостное нечто"), выстраивался парадными тутти в финалах действий, выручал сложнейшие семиголосные ансамбли солистов, наконец, азартно солировал в знаменитой сцене грозы, где литавры изображали небесный грохот с поразительным звуковым подобием.
Солистам, выступавшим без привычных концертных пюпитров, было явно комфортно в ансамбле с РНО, поддержавшим их веселую, порой дурачливую игру, закрученную не только на действии, но и на виртуозной вокальной технике. И когда Бруно Пратико, изображая подобострастие Дона Маньифико перед переодетым камердинером, удерживал грузное тело на полусогнутых ногах и вел при этом свою партию, или когда он разыгрывал скороговоркой с воображаемым веером уморительное лацци на тему дочки-королевы, радость и ощущение того вольного воздуха театрального искусства, где царит артист и его мастерство, бережно охраняемые многовековыми традициями итальянского искусства бельканто и комедии дель арте, буквально разливались в воздухе Концертного зала. И именно поэтому россиниевской "Золушке" в исполнении РНО был устроен такой воодушевленный прием.