Поделиться
На Московской книжной ярмарке издательство "Азбука" представило двухтомный альбом Михаила Шемякина. Знаменитый художник рассказал "РГ" о своей книге, будущей выставке в Русском музее и памятнике Владимиру Высоцкому.
Российская газета: Для писателя выход двухтомника - или итог, или представление избранного. Что такое выход двухтомного альбома для художника?
Михаил Шемякин: Уж точно не подведение итогов. Мой первый двухтомник вышел 25 лет назад в Америке на английском. Там тоже каждый том насчитывал 500-600 страниц. Но композиция была другой. Книга позволяла проследить эволюцию художника. В первом томе были собраны работы, сделанные в России и Франции. Затем шел рисунок, изображающий полет Шемякина с персонажами "Карнавала Санкт-Петербурга" через океан в Нью-Йорк. В следующем томе был уже исключительно американский период.
Нынешний двухтомник, работа над которым шла в течение шести лет, ставил другую задачу. Он показывает диапазон творчества. Тут есть живопись, скульптура, театральные постановки. Есть ювелирные изделия, фарфор. Конечно, представлена графика: от рисунков капель воды в умывальнике до книжных иллюстраций. Среди последних - рисунки к стихам Владимира Высоцкого, Дмитрия Бобышева, Михаила Юппа... Это замечательный питерский поэт-битник, который сейчас живет в Америке. В общем, получился своеобразный справочник по моему творчеству.
РГ: Почему вы не захотели повторить концепцию американского двухтомника?
Шемякин: Как ни странно, мое творчество очень мало знают в России. Знают работу над оперными и балетными постановками, "Карнавалы Санкт-Петербурга"... Вот фактически и все. Так что благодаря издательству "Азбука" в России зрители откроют для себя незнакомого Шемякина. А для знакомства лучше показать разнообразие подходов.
В книге есть неожиданный жанр, который я условно называю фотографикой. Она не имеет отношения к опытам фотографов, которые экспериментировали с двойной экспозицией, печатью снимков, чтобы добиться визуального эффекта графического искусства. Я работаю... с мусором, который фотографирую во время долгих ночных прогулок по Парижу, Венеции, другим городам Европы. Потом я печатаю снимки на матовой бумаге и делаю поверх них прорисовку гуашью, темперой, акварелью, цветными карандашами. Выясняется, что у нас под ногами валяются фантастически интересные миры.
РГ: Может быть, выставка для показа разнообразия подошла бы лучше? Все-таки трудно оценить, например, скульптуру по репродукции в альбоме...
Шемякин: Выставка запланирована на следующий год в Русском музее. Она будет называться "Тротуары Парижа" и представлять "фотографику". Я готовлюсь к ней уже давно, работаю с громадным архивом, в котором свыше 200 тысяч листов.
РГ: Ваш интерес к теме мусора связан с сюрреализмом?
Шемякин: Нет, я не опирался ни на опыт сюрреалистов, ни на знаменитую американскую традицию garbage school, художники которой использовали мусор в коллажах. Скорее, среди предшественников я назвал бы фотографа Аарона Сискинда, который в 1950-х преподавал в Институте дизайна в Чикаго. Он знаменит тем, что снимал старые стены с подтеками, облупившейся краской, потемневшими досками. На его снимках они превращались в невиданные абстрактные композиции. В каталоге выставки я надеюсь показать его работы. Я всегда люблю раскрывать карты, демонстрируя, какие художники двигались в том же направлении, что и я.
РГ: Чем вас привлекла фотография?
Шемякин: Я фотографией занимаюсь с детских лет. В свое время я сделал портреты многих поэтов: молодого, тогда неизвестного Виктора Кривулина, грандиозного ленинградского поэта Олега Охапкина, Кости Кузьминского... Я жил тогда в коммуналке на Загородном проспекте в Ленинграде. У меня была очень интересная коллекция пластинок классической и джазовой музыки. Многие приходили музыку послушать, пообщаться. Мне соглашались позировать даже наши пожилые учителя. Например, Тышлер считал, что лучший его фотопортрет сделал Миша Шемякин.
РГ: Вы учились фотографии где-то?
Шемякин: Нет. Учился на собственных ошибках.
РГ: Вы просто снимали близких людей, дружеский круг?
Шемякин: И да, и нет. Я понимал, что надо думать об истории. Именно для нее я делал портреты замечательного композитора, теоретика музыки, знатока Габриэля Форе - Сергея Михайловича Слонимского. Я снимал философа, идеолога обэриутов Якова Семеновича Друскина. Он не любил сниматься. Но я почему-то считался очень хорошим фотографом-портретистом. Портрет Друскина, который сейчас печатается в большинстве его книг, сделан мной. Кстати, именно у Друскина я познакомился с оригиналами рукописей Хармса, Введенского, Олейникова.
РГ: Свои фотографии вы не собираетесь показать на выставке?
Шемякин: Я делал уже небольшую выставку портретов, которая вызвала интерес. Возможно, буду готовить новую. Наверное, нужно напомнить о художниках и поэтах 1960-х годов.
РГ: В текущих планах - только подготовка выставки?
Шемякин: Я работаю над театральными постановками. Например, оформил пять балетов в Мариинском театре, три балета для театра оперы и балета в Софии. Сейчас закончил очень сложную постановку оперы "Коппелия" с хореографом Кириллом Симоновым. С ним мы 10 лет назад сделали "Щелкунчика".
РГ: Кстати, как продвигается работа над мультфильмом "Гофманиада"?
Шемякин: Медленно. Она продвинулась бы много дальше, если бы не проблемы с финансированием.
РГ: Вы делали памятник Высоцкому в Самаре. Почему именно в Самаре?
Шемякин: Это было предложение самарского губернатора. В 1970-е, когда Константин Титов был комсомольским лидером, влюбленным в творчество Высоцкого, ему удалось устроить трехдневный концерт Высоцкого на стадионе в Самаре. Это было совершенно невероятно по тем временам. Высоцкого пришли слушать 6-7 тысяч человек. Володя всегда вспоминал эти концерты, потому что это была самая большая аудитория, перед которой он выступал. В честь тех выступлений Титов и предложил поставить памятник поэту и актеру - напротив стадиона. Так появился памятник Высоцкому в Самаре.