Поделиться
Владимир Кондратьев, слава богу, не единственный в России тележурналист с именем. Но единственный - с отчеством. "Владимир Петрович" - так молодые коллеги к нему обращаются даже в эфире.
Из почтения к возрасту? Отчасти и поэтому. Хотя 62 года - это диковинно только для нашего телеэкрана, населенного ныне сплошь мальчиками и девочками, а где-нибудь на Си-эн-эн новостной репортер с 40-летним стажем отнюдь не диво. Думаю, имя-отчество еще и знак признания за Кондратьевым высокого журналистского класса вкупе с богатым профессиональным опытом.
Мы беседовали в офисе компании НТВ. В тот день у Кондратьева не было съемки.
"Я могу задать президенту любой вопрос"
- Вы сегодня свободны весь день?
- Знаете, нет, не свободен. Просто сегодня мое дежурство. Каждый корреспондент в определенный день неотлучно находится здесь, на этаже. Вдруг случится какое-то неожиданное событие...
- Вас могут бросить на любой сюжет?
- Наверное, не на любой, я все-таки политический журналист. Снимать репортаж с места пожара найдется кому. А если не найдется, я поеду и сниму. Я готов работать и на пожаре, и на наводнении, и на каком-нибудь криминальном происшествии... Я не отказываюсь ни от какой съемки. Но обычно меня посылают освещать мероприятия, связанные с президентом, премьером, парламентом.
- Вы входите в президентский и премьерский пулы?
- Можно сказать, что вхожу. Но пишущие журналисты там каждый день работают, каждое мероприятие освещают, а телевизионщики меняются: сегодня ты освещаешь поездку президента или премьера, завтра - я. То есть мы, люди с телекамерами, и в том и в другом пуле можем работать, но не обязательно на каждом событии, а по мере редакционной надобности. Работа в президентском и премьерском пулах считается очень почетной, хотя она и трудна. Надо сделать достойный материал, чтобы там были и так называемые стендапы, то есть появление журналиста в кадре, и содержательные интервью. И все это быстро, оперативно, как у нас говорят, "под эфир".
- Работа в кремлевском или правительственном пуле дает сотруднику НТВ какие-то преимущества?
- Никаких. Кроме осознания, что ты являешься свидетелем и летописцем исторических событий. Будешь потом внукам рассказывать: "Я присутствовал при подписании судьбоносного договора о том-то". Или: "В свое время я освещал исторический визит нашего президента в такую-то страну". Я не могу сказать, что мы допущены к каким-то государственным секретам или видим нечто такое, о чем можно будет только в мемуарах рассказать. Нет, иногда мы наблюдаем событие лишь на экране монитора, находясь рядом с тем помещением, где проходит мероприятие. А бывает и так, что сидим в трех шагах от президента.
- Насколько вы свободны в вопросах, адресованных нашему президенту или премьеру?
- Да фактически в полной мере.
- Вы хотите сказать, что эти вопросы не согласованы с президентской или правительственной пресс-службой?
- Когда Путин, будучи президентом, проводил пресс-конференции, я мог встать и задать ему любой вопрос.
- Под конец его второго президентского срока вы задавали ему только один вопрос, намерен ли он выдвигаться на третий срок. И похоже, что этот вопрос был всякий раз согласован с пресс-службой.
- Ничего подобного. Я задавал Путину разные вопросы. И о преемнике. И о том, нужен ли нам партийный президент. А также - да, и о третьем сроке.
- Между телеоператорами, снимающими такие мероприятия, всегда идет локтевая борьба за то, чтобы встать на центральную точку и получить лучшую картинку. А для вас это важно - где расположиться, чтобы было сподручнее задать вопрос?
-На больших президентских пресс-конференциях я всегда садился на галерке, вдалеке от кремлевского пула. Не люблю сидеть в первых рядах. Знаете почему? Когда я работал собкором в ФРГ, меня послали освещать визит Ельцина. Визит не в Германию, а в Норвегию. Я приехал туда. Приехал сам, вне кремлевского пула. И вот, представьте, Ельцин и норвежский лидер входят в зал, а там журналистское столпотворение, все хотят хорошее место занять, по головам друг у друга ходят. И вдруг охрана всех немножко отодвигает, протягивает красный канат, ставит стулья в ряд, и выходят стройными рядами журналисты кремлевского пула, усаживаются нога на ногу в эти бархатные кресла и получают возможность задавать вопросы. А мы, все остальные, где-то там сзади. Мне так это в душу запало, что с тех пор я не люблю выделенного для кремлевского пула пространства, отказываюсь от подобных привилегий. Я стараюсь держаться в общей корреспондентской массе. Во всяком случае на пресс-конференциях Путина я садился на галерку и оттуда задавал свой вопрос. Какой именно из нескольких подготовленных мною вопросов стоит задать, это я решал в последние секунды.
- Все-таки согласовываете вопросы с кремлевской пресс-службой?
- Нет, просто ставлю в известность.
- А бывает, что пресс-служба просит вас задать "нужный" вопрос президенту?
- Этим очень отличается американская администрация. По крайней мере при Буше-младшем так было. На моей памяти несколько случаев, когда Буш сам определял, кто из журналистов задаст ему вопрос. "Вот мистер такой-то из газеты "Вашингтон пост" - вам слово... Вот госпожа такая-то из "Нью-Йорк таймс" - пожалуйста, ваш вопрос". У нас такого нет. У нас иногда вопросы согласовываются, но чтобы кого-то заставить что-то спросить - этого нет. Как можно принудить? Если вопрос меня не устраивает, я его не задам. Я могу задать только тот вопрос, который потом вместе с ответом действующего лица гарантированно войдет в материал. А спрашивать президента о чем-то, что не попадет в мой репортаж... Зачем? Чтобы потом хвастаться: "О, я тако-ой вопрос президенту задал..."?
- А подходы к прессе как-то регламентируются?
- Нет, это все импровизация. Знаете, как Берлускони с прессой общается? Его хлебом не корми, дай побеседовать с журналистами. Подписали они с Путиным какой-то межгосударственный документ, вышли, сказали об этом несколько слов. Казалось бы всё. Но нет, потом Берлускони подходит к своей прессе, та его обступает, и начинается долгий разговор. Путин в это время стоит, ждет, И тогда его подводят к нашим журналистам - я такое в Италии пару раз наблюдал. Я почему про Путина больше рассказываю? Потому что много лет с ним работал. Когда Путин после выступления или какого-то мероприятия выходит к прессе, его можно спрашивать обо всем. Так бывало неоднократно.
Разговоры без телекамер
- Неформальные встречи с журналистами президент и премьер проводят?
- Да. Такие встречи проходят без телекамер, о чем нас заранее предупреждают. Мне, с одной стороны, это интересно, а с другой - чуть-чуть досадно, потому что я без телекамеры. Бывало, сидишь, слушаешь, узнаешь интереснейшие вещи, но газетные журналисты могут это потом хоть как-то использовать, а я - нет, поскольку сказанное не запечатлено на камеру.
- В каких-то случаях президент и премьер предупреждают: "Это не для публикации"?
- Бывает.
- Кто-нибудь хоть раз нарушил табу?
- Не припомню такого случая. Для телевизионщиков это просто практически невозможно, съемка ведь не велась.
- Вам приходилось выслушивать нарекания от президентской или правительственной пресс-службы?
- Иной раз бывают какие-то замечания. Вот этот план был, на наш взгляд, неудачным, вот тут можно было сказать помягче... Но если я до сих пор работаю с президентом и премьером, значит, принципиальных претензий ко мне нет.
Чужая удача кого-то огорчает
- Журналисты, освещающие работу первых лиц, конкурируют между собой? Профессиональная ревность, зависть к чужому успеху - все это есть?
- Точно сказать не могу, я ведь в кремлевском и правительственном пулах постоянно не присутствую. Вообще мы, телевизионщики, стараемся помогать друг другу. Но некоторые мероприятия проходят в тесных помещениях и тогда на них приглашаются только представители трех федеральных каналов. Просто потому, что для всех места нет. И вот был случай... Не хочу называть имя, этот человек сейчас достаточно известный ведущий на одном из телеканалов... Так вот, я прошу его: "Дай мне свою камеру, мне надо сделать стендап". - "Не могу. Если у тебя пройдет стендап, мое начальство спросит, почему и я стендап не сделал".
- И не дал камеру?
- Не дал. Это называется ни себе, ни людям. Я крепко на него обиделся.
- Кстати, о стендапах. У вас они достаточно длинные. С какого дубля удается записать?
- Со второго или с третьего. Хотя, бывает, и сразу. Второй или третий дубль пишется не всегда лишь потому, что я запнулся. Бывает, оператору что-то не нравится в картинке - ну там галстук у меня набок съехал или за моей спиной кто-то прошел, рожу скорчил...
Вообще я готовлюсь к съемке и текст стендапа сочиняю заранее. Одно дело сымпровизировать на месте события, скажем, в Кремле, когда вокруг тебя народ стоит, охрана рядом, все внимательно слушают... Конечно, можно выйти потом на Красную площадь и с четырнадцатого дубля записать распрекрасный стендап, но я стараюсь это делать на месте события. А чтобы это удалось, лучше иметь заготовленный текст.
- Вы его быстро запоминаете?
- В принципе, да. Раньше для меня, как, наверное, и для всех начинающих репортеров, это была целая эпопея - написать текст, потом заучить, затем наговорить... Теперь же, скажу без ложной скромности, я все это делаю достаточно быстро.
"Наше ТВ никогда не было свободно от политического заказа"
- Как вам работается при нынешних стандартах свободы слова?
- Мне не кажется, что ее стандарты существенно изменились.
- Но не мне вам рассказывать: новостные программы таковыми являются лишь по названию - в них изрядный налет пропаганды.
- А когда было иначе? Назовите мне эпоху, в которую наше телевидение было абсолютно свободно от политического заказа.
- Девяностые годы вы хотя бы отчасти такой эпохой не считаете?
- Не считаю. Там тоже хватало всякого. Вспомните информационные войны, которые велись с телеэкрана.
- Но любой репортаж из Тбилиси, мягко скажем, не беспристрастен. То же до последнего времени было и с репортажами из Киева.
- Честно сказать, не припомню, чтобы во времена Гамсахурдиа или Шеварднадзе репортажи из Тбилиси были более пасторальными.
- Но антиамериканизма в новостных программах уж точно не было.
- Был.
- Я не о советских временах говорю.
- Ну да, в начале девяностых антиамериканизма не было, потому что появились надежды, что мы впишемся в западное сообщество, что нас примут в НАТО... Но Россию стали отовсюду выталкивать. В Германии я это на себе постоянно ощущал. А сегодня? Вот я только что прочел сообщение о том, как наших предпринимателей дискриминируют в Западной Европе - не продают им акции.
- Когда вам труднее всего работалось на телевидении?
- Легче ответить, когда работалось сравнительно легко.
- Когда же?
- На закате перестройки. Даже в рамках программы "Время" или ТСН можно было говорить все, что ты думаешь, быть свободным в оценках. Собственно, и сейчас никто тебе особенно не запрещает выражать свое мнение. Какие-то вещи я могу и с экрана прознести, что периодически и делаю. Да, какие-то надежды не оправдались, да, Россия развивается не так, как нам мечталось, когда была разрушена советская империя. Но ничего страшного не происходит. Жизнь налаживается, идет своим чередом.
"От роли ведущего я отказался"
- Одно время вы были программным директором НТВ, потом - совсем недолго - заместителем председателя правления РИА "Новости". Теперь снова обозреватель. Почему не сделали административной карьеры?
- Наверное, потому, что это не моё.
- Вы не пресытились репортерством?
- Меня многие спрашивают об этом.
- И что вы отвечаете?
- Отвечаю, что репортерству есть альтернатива - ведение собственных передач, создание фильмов.
- Даже попробовать не хотите?
- Да я не пробую, я делаю. В ноябре по НТВ был показан мой фильм "Стена", посвященный 20-летию падения Берлинской стены. Что же касается ведения программы... В свое время мне предлагали перейти на роль ведущего. После долгого раздумья я отказался. В том, чем я сейчас занимаюсь, я вполне конкурентоспособен. Не уверен, что было бы так же, займись я другой деятельностью.