Поделиться
Финалистом премии "Большая книга" стал писатель русского зарубежья Вадим Ярмолинец с романом "Свинцовый дирижабль "Иерихон 86-89". Книга эта возвращает читателя в не столь далекие времена заката СССР.
Цифры в названии романа - годы действия, "дирижабль" напоминает меломанам о легендарной британской группе Led Zeppelin. Герой этой книги живет в Одессе, работает журналистом, потом кооператором, общается с "теневыми" бизнесменами, читателями запрещенной литературы и (поневоле) с агентами КГБ. Под влиянием драматических обстоятельств отъезд на Запад становится для героя неизбежным... Корреспондент "РГ" задал несколько вопросов автору, давно живущему в США.
Российская газета: "Свинцовый дирижабль", кажется, основан на реальных событиях вашей жизни. Что психологически принесло вам это "возвращение" в Одессу второй половины 80-х?
Вадим Ярмолинец: Не могу сказать, что, работая над романом, я вернулся в молодость. У меня такой склад характера, что я не люблю возвращаться к прошлому. Я не испытываю в этом потребности. Прошлое - безвозвратно, будущее - неясно. Самое ценное, что у нас есть, это то, что мы имеем сейчас - жизнь. Когда я писал "Дирижабль", я проживал его сегодняшним днем, сегодняшними представлениями.
РГ: Для вашего поколения и для вас лично рок-музыка действительно была той "иерихонской трубой", что разрушила "стены" советской власти?
Ярмолинец: Рок-музыка, а до нее джаз, безусловно, были одним из средств отчуждения молодежи от официальной культуры, подогнанной под вкусы находившихся у власти старых и не очень образованных людей. Культуртрегеры советской эпохи ставили перед собой невыполнимую задачу - увлечь подростков произведениями синильных членов Союза композиторов. У молодых своя эстетика. Через нее они приходят к классическим формам, потому что молодежная эстетика, как правило, имеет ограниченный инструментарий.
РГ: Герой романа бросает работу в советской газете, не выдержав прессинга цензуры и "опеки" КГБ, и вскоре эмигрирует на Запад. Не планируете ли продолжение - например, о жизни героя за рубежом?
Ярмолинец: Американская история Мити Санина уже описана. Просто она рассыпана по русскоязычным литературным журналам всего мира. Дело за немногим - собрать ее под одной обложкой. Но, конечно, хотелось бы написать по меньшей мере еще один американский роман. У российского читателя, на мой взгляд, искаженное представление о нас - русских американцах. Этому мы отчасти обязаны прозе Сергея Довлатова. Содержание жизни его героев - ностальгия, а по своему социальному статусу они - люди второго сорта. Я не говорю, что таких нет, но есть и другие.
РГ: Вы ощущаете себя представителем одесской (южнорусской, юго-западной) литературной школы? Если да / нет, то почему?
Ярмолинец: Одесской (южнорусской, юго-западной) школы нет. Ее придумал в 1933 году Виктор Шкловский в своей статье "Юго-Запад", опубликованной в "Литературке". А через три месяца, после страшного разгрома, учиненного ему борцами с формализмом, он от этой школы публично отказался. Одесские литераторы всегда ориентировались на большую русскую литературу. Если бы не четыре "Одесских рассказа" Бабеля, где он создал тип веселого налетчика, так привлекающего читателя своим карикатурным говором, разговора об одесской школе никогда бы не было. Лучшие рассказы Бабеля - "Гюи Де Мопассан", "Ди Грассо", "История моей голубятни", это - прекрасная русская проза. При этом в ней не найти стилистического единства с прекрасной русской прозой Олеши или позднего Катаева. Одесситы были мастерами метафоры? Вспомните Набокова! Вспомните Булгакова! Собранных Шкловским одесситов с московской пропиской можно было объединить в землячество, но не в литературную группу, тем более школу.
РГ: Понятие "зарубежье" и "метрополия" имеют для вас какой-то смысл или в сегодняшнем мире эти категории неразличимы?
Ярмолинец: Сегодня для многих в метрополии наше литературное зарубежье - выселки. Провинция. Но провинция непростая. Авторы русского зарубежья в той или иной степени подпитываются культурой стран, в которых живут. Я не уверен, что в России это осознается. Как для читателя для меня проза Гоголя, Достоевского, Бунина - высшее достижение русской литературы. Но как автор я использую в качестве технологического ориентира новый журнализм Тома Вулфа. Он более органичен моему времени, месту, где я живу, личному опыту.
В провинциальном, в том числе и в зарубежно-провинциальном, существовании есть одно преимущество, о котором напоминает судьба названных выше одесситов. Следствием их переезда в столицу метрополии стала творческая и нравственная деградация. Трудно сказать, кто опустился ниже - допившийся до полной творческой импотенции Олеша или же Бабель, призвавший на Первом съезде советских писателей учиться стилю у Сталина, который затем лично дал добро на его расстрел.
К моему случаю добавьте 20 лет жизни в США. Недавно я прочел два замечательных романа - "Свободу" Михаила Бутова и "Журавли и карлики" Леонида Юзефовича. Оба о 90-х. И знаете, что я понял? Что за 20 лет вне страны, где я родился, я стал иностранцем. Я даже не возьмусь ответить на вопрос, кто я: русский писатель, живущий в Америке, или американец, пишущий на русском языке?