Поделиться
Это деревня, из которой в хороший солнечный день можно увидеть Чукотку, до нее семьдесят километров. Если окажется под рукой карта, в Беринговом море отыщите продолговатый немаленький остров Святого Лаврентия.
На обращенном к Чукотке мысе вы увидите точку - Гэмбел. Это старейшее на севере эскимосское поселение. Оно древнее Москвы, Вашингтона, а главный город Аляски Анкоридж для этой "бабушки севера" - суетливый белокурый прапраправнук. Коренное название деревни - Сивукак, но утвердилось название новое (в переводе что-то вроде "Азартные игры"), данное деревне скорее всего китобоями, кишевшими тут, на беду эскимосам, в конце минувшего века.
Эскимосы юпик - родня эскимосам Чукотки
Население деревни - эскимосы юпик - родня эскимосам Чукотки. В былые времена - велико ль расстояние семьдесят километров! - аборигены активно общались, роднились, говорят на одном языке. Граница СССР - США для них искусственная, в годы "холодной войны" была на замке. И родственники, наблюдая землю по обе стороны пролива, встретиться не могли. Несколько лет назад, когда калитку границы тут приоткрыли, надолго разъединенные соседи бросились друг к другу в объятия. Седые охотники из Гэмбела в старушках из чукотского Ново-Чаплина узнавали своих невест, вспоминали охоты и праздники. Меня в Гэмбеле тоже принимали как своего: "Вы оттуда? Это же рядом!.."
Я был в деревне два раза - зимой и летом. В августе под ногами шуршали мелкие камешки без единой травинки меж ними и без единого дерева или кустика между серо-коричневыми сборными домами. Было чувство: попал на другую планету. Обитатели поселения, мне показалось, пешком по поселку не ходят, все - от мала до велика - на трехколесных "Хондах" с широченными шинами... Второе впечатление - китовые кости. Они лежали подобно штабелям дровяных бревен в разных местах деревни. У домов особо крупные части китовых скелетов заменяли скамейки, на них садятся рядком и, глядя на море, тихо беседуют.
Зимой горы костей были заметены снегом. Но бросалась в глаза другая примета - шкуры недавно убитых белых медведей. Я обнаружил их три. Были они вовсе не белые, а кремовые. Ветер раскачивал их на жердях в центре деревни. Я попросил возившего меня на своей "Хонде" молодого Эрина Осека стать возле шкуры "для масштаба". Пока я выискивал точку съемки, из соседнего дома с ружьем выскочил старичок: "Это я убил зверя!" Я понял: объектом съемки по справедливости должен стать этот старик, охотно рассказавший мне, как заметил зверя в бинокль, как к нему крался.
Рассказал старик Роджер и о том, как сам он охотится на тюленей: "Сейчас - винтовка. Издали бьешь. А раньше подползать надо было почти вплотную. Ползли иногда более двух часов. Спит тюлень - охотник ползет, проснулся - начинает его обманывать: сгибает ноги в коленях, как будто чешется, поднимает голову, озирается. Зверь думает, что это тоже тюлень".
Легкая лодка умиак
Еще одна примечательность Гэмбела - лодки. По традиции числом кожаных умиаков измеряется богатство деревни, много лодок - больше возможностей добыть зверя. Умиак - лодка легкая. Каркас - из тонких деревянных пластин, покрытие - моржовые либо тюленьи шкуры. Из моржовых предпочтительней шкуры самок - они толще. Двух сшитых шкур достаточно для умиака. Железа прежде эскимосы не знали; а потому в лодке нет ни гвоздей, ни металлических скрепок - все сочленяется кожаными ремнями. Лодку для переноски легко разобрать, а можно тащить по льду и в собранном виде, чтобы кожа не протиралась, снизу лодка подбита китовой костью. Умиак легко дер жит несколько охотников, в него грузят убитые туши моржей.
В Гэмбеле летом я видел, как строится умиак. На деревянных "стапелях" возле дома мастер Эрин Осиек (не путать с возившим меня зимой парнем) степенно ходил вокруг изящного скелета из легких планок, примеряясь и явно любуясь ладно идущей работой. А зимой я увидел умиак Осиека среди двадцати трех других, стоявших на берегу.
В отличие от металлических лодок, умиак поднимают на бревенчатые опоры. Он весь обдувается ветром, и пропитанная тюленьим жиром его обшивка хорошо сохраняется. Силуэты стоящих на опорах вверх дном умиаков - живописное обрамление этой деревни. Во время охоты на моржей и китов вокруг каждой лодки группируются несколько семей охотников. Дележ добычи идет сначала по числу лодок. И уж потом "лодка" выделяет пай каждому из охотников, не забывая о стариках, которые в море уже не ходят...
Чудо-юдо рыба кит
Пищу, тепло, одежду дают эскимосам море и кромка берега. Подобно тому как жизнь другим народам Крайнего Севера обеспечивает олень, тут во главе всего стоит кит. Целые "горы мяса" ежегодно в июне проплывают на Север. Остров Святого Лаврентия - на их пути. Только не упусти время, держи наготове свой умиак, будь зорок, чтобы увидеть над водою фонтаны и черную спину кита, будь меток метнуть гарпун - и деревня на год обеспечена мясом, жиром для светильников, китовой костью для строительства полуземлянок. Из китовых кишок шилась непромокаемая одежда, из жил сучились веревки, китовым усом подбивались полозья нарт, а если ус расщепить - получишь нитки для сшивания шкур, когда строится умиак.
Чудо-юдо рыба кит! Это животное занимало главное место в языческой религии эскимосов, в сказаниях, сказках, в обрядовых танцах. И сегодня, если бы деревня решила обзавестись гербом, на нем был бы изображен кит. На стенке здешнего магазина нарисован силуэт зверя. В школе на плакате с изображением местной живности - белый медведь, тюлень, лиса, песец, морж, сова, чайки - следы от детских пальчиков оставлены возле кита. Он - главный среди всего.
Сегодня, когда охота на китов запрещена, жителям Севера ее все-таки разрешают. Для Аляски квота - 179 китов. Джунайр сказал, что деревне (520 жителей) сегодня хватает трех-четырех. Охота на них по-прежнему требует знаний и навыков, но умиаки теперь уже ходят с моторами, бьют зверей ружейными гарпунами. Киты же, как и прежде, не очень поворотливы и тихоходны.
Важный зверь - морж
Мы сидим с Джунайром около дома на огромной китовой кости. Подъезжает на "Хонде" круглолицый румяный сын охотника, тринадцатилетний Квэн.
- Он был со мной на лодке. - Джунайр похлопал по спине сына. - Все выдержал, даже в госпиталь не попал. С моря сразу домой. Тут отлежались.
Это продолжение рассказа о происшествии, которое приключилось недавно. Джунайр с двумя сыновьями, тремя племянниками и местным учителем вышли на умиаке за моржами. Морж - второй по значению зверь на житейском кругу эскимосов. Мясо его жестче китового, зато хороша шкура и дорого ценятся бивни - "моржовая кость". Семерых охотников за моржами накрыл туман, и они потеряли ориентировку. На четвертый день остров забил тревогу. На поиски вышли моторные лодки Гэмбела и Савунги. Самолеты береговой спасательной службы Аляски челноком летали над морем. Испрошено было разрешение приблизиться к Чукотке. Сигналы бедствия приняли все суда в Беринговом море. Включились в поиски советские пограничники.
Искали семнадцать дней. А в это время команда Джунайра дрейфовала, высадившись на лед. В умиак заставил сесть ее шторм, разметавший ледовые поля. Туман, дождь. Двадцать один день блуждал умиак в море, потеряв ориентировку и не имея возможности из-за севших батарей дать сигнал о себе. Питались люди моржатиной, пили дождевую воду. Привычные к холоду (Джунайр охотится с одиннадцати лет), они все-таки очень мерзли в намокшей одежде. На двадцать первый день "аргонавты" пристали к какой-то неизвестной земле (это был противоположный конец их острова), и слабый сигнал их рации поймал проходивший мимо корабль. Через пару часов вертолет береговой службы взял семерку на борт. Случай в наши дни редкий. Но в хронике жизни деревни известны трагедии: вышли в море и не вернулись.
Что касается моржей, то их положение много хуже. Их бьют. И, как мне сказали, попросив источник не называть, бьют нередко исключительно ради бивней - мясо и шкуру бросают. Это немыслимое ранее хищничество порождено спросом на поделки из кости. Резьбою по кости, и очень искусно, эскимосы занимались всегда. Сегодня туристский бум на Севере и не тощий у странников кошелек рождают массовый спрос на поделки.
Гэмбел - это Клондайк
Музеи Соединенных Штатов высоко ценят искусство аборигенов Америки. Но они охотятся сегодня за "старой костью", за тем, что было сделано очень давно и, пролежав в земле много лет, пожелтело. Некоторые изделия ценятся едва ли не на вес золота. И, конечно, в эскимосские деревни вести "археологические раскопки" устремилось много дельцов. Гэмбел в этом смысле оказался Клондайком. Деревня несколько раз сдвигалась на новое место, оставляя мощный "культурный слой". Но жители скоро сообразили, что и сами могут искать изделия своих предков. Приезжим копать сегодня запрещено. Но они могут купить изделие у местного "археолога", выгодно перепродав его.
Всего этого я поначалу не знал и был удивлен какой-то странной работой. На месте "старой деревни" старухи кидали вверх рыхлую землю из ям. Только зимой я узнал: лихорадкой раскопок охвачена вся деревня. Некоторые участки перелопатили уже по два-три раза. Но даже редкая в "отвалах" находка окупает труды.
Меня в Гэмбеле прихватила погода. Свирепая метель накрывает деревню погожим днем неожиданно в какие-нибудь полчаса. Заночевал я в доме Эндрю Хевиленда, представителя номской компании "Берингаир".
- Не нашел себя в "нижних" штатах и вот присох тут, - меланхолично говорит Эндрю, усаживая малыша на горшок. - Десять лет.
Жена у Эндрю - местная эскимоска. Ей метели, китовое мясо и полярная ночь уныния не навевают. А Эндрю вздыхает:
- У нас в Нью-Джерси уже цветут яблони.
Погода наладилась так же быстро, как и испортилась. Взлетев, мы сделали круг над деревней. Щепотка строений в белой морозной дымке. Никто не знает точно, сколько лет этому очагу жизни на пути у китов. Полагают, что Сивукак (Гэмбел) древнее Рима.