Поделиться
Боевики применяют на Северном Кавказе новую тактику диверсионной войны, считает первый зампред Совета Федерации Александр Торшин.
Российская газета: После многочисленных терактов в Ингушетии многие задаются вопросом: что же там, собственно, происходит? Почему, когда полыхала Чечня, более или менее мирными оставались сопредельные территории? И парадокс, когда подуспокоилась Чечня, беда пришла в Дагестан, Кабардино-Балкарию, Ингушетию.
Александр Торшин: На мой взгляд, мы имеем дело с хорошо налаженной диверсионной работой, проплаченной в том числе и извне. Мы вступили в новую фазу неспокойности в этом регионе, которая в корне отличается от той, что была во времена чеченской кампании. И к этим изменившимся условиям мы оказались не готовы.
РГ: А когда изменились эти условия.
Торшин: Я считаю, что, наверное, это произошло после 2004 года. Вспомните, тогда террористы организовали несколько терактов с применением смертников - у Рижского рынка, в метро у "Павелецкой", в Тушино. Это были теракты, когда преступники ничего не требовали, а лишь взрывали. И как апофеоз закончилось все Бесланом. Нам бы задуматься, проанализировать ситуацию. Ведь смертники с неба не падают. Это непросто - дать человеку оружие и научить минировать горные дороги. Надо идеологически людей так оболванить, чтобы привить презрение к собственной жизни. За один день это не делается. Значит, где-то работали центры подготовки, но мы ни одной такой школы подготовки смертников с 2004 года не выявили.
РГ: Значит, пора вводить режим КТО во всей Ингушетии?
Торшин: А что он даст? У нас сейчас уже введены режимы КТО в трех районах Ингушетии. Накануне, когда террорист въезжал на "газели" в Назрановский РОВД, на территории Назрановского района и еще двух соседних районов уже действовал режим КТО. Действует он и сейчас. И что?
Режим контртеррористической операции - не панацея. В настоящее время по закону его может вводить директор ФСБ или по его поручению начальник территориального управления ФСБ. При этом необязательно на всей территории субъекта. Введение режима КТО во всей Ингушетии означало бы остановку развития республики на все время действия режима. Ведь такая мера накладывает серьезные ограничения - на передвижение, на паспортный режим, на финансовые операции. Бизнес и инвесторы мгновенно проголосовали бы ногами, а это ухудшило бы социально-экономический климат в республике. Этого террористы и добиваются. По сути режим КТО - это крайняя мера, когда все другие уже исчерпаны. Я уж не говорю о том, что это весьма дорогая мера.
РГ: В таком случае, что же делать? Некоторые аналитики высказываются, что на ингушское МВД надо русского генерала по-ставить.
Торшин: Это очень индивидуальный вопрос и неоднозначный. Можно и русского поставить, но среди русских тоже всякие попадаются. Если уж русского ставить, то того, кто хорошо знает Кавказ, а то можно таких дров наломать. Получается, надо искать второго Геннадия Трошева? Значит, как минимум должна вестись селекционная работа по подбору кандидатов? Но ее же нет. Пока все наши меры - это латание дыр. Только вроде разобрались с Чечней, как заколодило Ингушетию и Дагестан. Поставить туда генерала? Так ведь у нас какая укоренилась практика: военные воспринимают командировки на Кавказ в качестве карьерного трамплина - заработать денег, звания и уехать. С таким подходом многого не добьешься.
У нас вообще нет понимания того, чего мы хотим от Кавказа. Надо вырабатывать собственную кавказскую доктрину.
РГ: Но это, так сказать, в стратегическом плане. А оперативные меры?
Торшин: Уверен, что правильно президент поступил, что уволил министра внутренних дел Ингушетии. Мы на парламентской кавказской комиссии, которую я возглавляю, его собирались заслушать в сентябре. Там были вопросы, которые мы в Совете Федерации хотели задать, но теперь задавать их придется другому.
Как я уже сказал, террористы на Кавказе перешли к тактике диверсионной борьбы. Чтобы эффективно противостоять, надо прежде всего самому населению усилить бдительность, смотреть и сообщать в правоохранительные органы, кто где что видел. Но для этого органам надо восстановить утраченное доверие народа. Кроме того, надо усилить контроль на дорогах, ужесточить пропускной режим и паспортный контроль, укрепить кадры в госструктурах. Надо переориентировать работу антитеррористических спецгрупп на борьбу с диверсантами, ведущими минную войну.
РГ: Вы знаете ситуацию в Ингушетии. Как надо действовать, чтобы добиться выполнения таких мер?
Торшин: Надо всем собираться и вместе думать. Крепко думать. После теракта в Назрани меня больше всего удивила реакция населения. Почему молчит духовенство, почему не собрался экстренно местный парламент? Я еще мог бы как-то понять эту странную реакцию, если бы взорвали прикомандированных милиционеров, но погибли-то их соплеменники, ингуши, причем не самые богатые.
РГ: Запугали?
Торшин: Да вайнахов-то не очень запугаешь. Для меня это очень странная реакция.
Надо укреплять институт участковых милиционеров. Это главное звено.
Кроме того, феномен смертников должна изучить наука и выработать рекомендации по борьбе с этим злом. Если есть методики обучения самоубийц, то должны быть и методики разубеждения. Пока местное телевидение совершенно не использует методы антишахидской пропаганды. Почему бы служителям традиционного ислама не дать постоянный эфир для развенчания идеологии смертников. Муфтии Ингушетии могли бы найти адекватное предостережение тем, кто собирается покончить с собой, заодно уничтожив других людей.