Поделиться
Мы сели в лодку, и я ущипнул себя за руку: "Оглянись, это Юкон. Юкон! Та самая река, названье которой врезалось в память, когда ты мальчишкой, читая Джека Лондона, был очарован этим звучным названием".
И вот можно, сняв ботинки, забрести в мутноватую воду, можно пустить по зеркальной ее поверхности плоский камешек и считать, сколько раз он подпрыгнет, оставляя круги.
Большая река! Все, кто видел ее в половодье, пишут о зрелище величественном. Растопив майским солнцем запасы зимних снегов, Аляска по бесчисленным протокам гонит в Юкон моря воды. Подъем ее в крутых берегах достигает двадцати метров, а по равнинам вода уходит на десятки километров от русла, оставаясь на лето озерами и болотами, протоками, иногда руслами шире самого Юкона.
С отправлением нашей лодки вышла заминка. Старик эскимос, с которым мы накануне сговорились о путешествии по реке, к утру оказался "не в форме", спиртное в деревню привозить запрещают, но старик где-то все же свое нашел. И теперь его не могли добудиться. И тут нас окликнул высокий молодой парень.
- Это вы хотели плыть по реке?.. Вот моя лодка. Кладите свой груз, а я сбегаю за ружьем...
Благодетелю нашему Рику Бушу было лет восемнадцать. По деревням на Юконе он развозит кассеты для "видиков" и хорошо знает реку. Наше появление разнообразило его жизнь.
Первые впечатленья
Отчаливаем. Махнул приветливо нам рыбак, ставивший сеть на лосося, и это, как потом оказалось, был единственный человек, встреченный нами на всем пути. Беpeг был совершенно безлюдным - ни дымка, ни человеческого следа. Слева по борту - уступы зеленовато-бурого камня, поросшие елками, а справа мягкая опушь ивняков и ольшаников. Временами посреди этой опуши вдруг видишь группу высоких деревьев, и кажется, это чья-то усадьба - сейчас появятся крыши, залает собака. Нет, всего лишь рощица необъятной толщины тополей.
Безлюдно, безжизненно - ни селения, ни парохода, ни лодки. В пасмурный день река была бы очень угрюмой, такой же, как и сибирские реки в нижнем своем течении к океану. Англичанин Миррей, основавший в 1847 году вблизи канадской границы форт Юкон, записки свои начинает словами: "Никогда я не видел более мрачной и суровой реки..."
Но мы плывем в ясный солнечный день. Игра красок угрюмость обращает в величие, покоряющее спокойствием и несуетностью. Временами кажется: мы первые, кто тут проплывает. Но чувство это обманчиво.
По мере проникновения русских в Сибирь (но до того, как нога их ступила на земли Аляски) европейские изделия - котлы, иголки, ножи, топоры, табак, бисер - уже проникли в деревни Верхнего Юкона. Поставщиками их были чукчи, имевшие связи с якутами сто лет до открытия Беринга и вовсю торговавшие с Аляской через пролив, названный позже именем мореплавателя.
Транспортный бум на реке пришелся на конец девятнадцатого - начало двадцатого века. Он связан с "золотой лихорадкой" на речке Клондайк, впадающей в Юкон вблизи границы Канады с Аляской. Добраться до "золотой речки" с Верхнего Юкона, одолевая с грузом горные тропы и системы озер, по Джеку Лондону знаем, было убийственно трудно. Более легкой, правда, и более долгой была дорога от устья Юкона вверх к Доусону. На десять лет молчаливый и хмурый Юкон сделался шумной рекой. Индейцы и эскимосы привыкли к пароходным гудкам и нравам торопливых пришельцев, которых они окрестили "волками". (Волк у аляскинских атапасков - уважаемый зверь.) Медведи с берегов, а люди с борта пускавших дым "колесников" с любопытством наблюдали друг друга. "Иногда путь пароходам преграждали переплывавшие реку стада карибу. Стоять приходилось целыми сутками".
Стихли клондайкские страсти, и сразу же тишина снова пришла на Юкон. Рик делает разворот - причалить к берегу нашу "щуку", и мы видим, как приземляется маленький самолет. Это мой друг Джон Бинклей. Поддерживая с нами связь по радиотелефону, он точно рассчитал приход лодки и теперь хочет показать Юкон с воздуха.
Рик еще раз категорически отказался взять плату хотя бы за сожженный бензин, но с благодарностью принял маленькие подарки - пару расписных ложек, металлический рубль, московские сигареты. И мы тепло попрощались. Через минуту лодка скрылась за поворотом. А мы обратили взоры к деревне с названием Холи Кросс.
Деревня вся на виду - церковь, школа, "тарелка" спутниковой связи, магазин и горстка домов с огородами. На огородах - картошка, капуста, морковка, лук. Картошка тут ценится больше всего. Завезенная русскими в прошлом веке, она тут, на Юконе, оказалась хорошим дополненьем к соленой рыбе...
Холи Кросс - типичная на реке деревенька с бытом, для одних монотонным и скучным, для других - желанным по неспешности, несуетности.
Река и люди
Два коренных народа Аляски живут по Юкону. В низовье - эскимосы, а выше, в зоне лесов, индейцы племени атапаска. Летняя страда жителей на Юконе перед глазами. У каждого лагеря от висящей на жердях рыбы преобладающий цвет - розовый. Всем от мала до велика тут находится дело. Все озабочены, но и веселы, и все пропахло рыбой - свежей, уже обветренной и копченой. Техника лова и обработки лососей такая же, как и тысячу лет назад. Конечно, сети уже не вяжут из коры ивы и тонких ремней - современные снасти, на лодках моторы. В руках у работниц ножик из лучшей стали, но по форме это все тот же древний "женский нож" у л у, слегка похожий на широкий тонкий топор, и, кажется, по наследству передаются тут расчетливо-точные движения женских рук. Только что рыба была в корзине, и вот она уже, аккуратно разделанная, обвевается ветром, превращаясь в известный всему Северу продукт под названием юкола. Аляска хлеба не знала. Его заменяла сушеная лососина - рыбу макали в тюлений жир и получалось что-то вроде "хлеба с маслом". Сегодня на Юконе за столом увидишь и хлеб, и масло. И все же главное блюдо тут - рыба.
Из лососевых (по Юкону на нерест идут нерка, кижуч, кета, чавыча) ценится выше всего чавыча. "Оберегая ее переход, жители деревень остерегаются всякого шума, все работы проводят в лесу", - писал первый исследователь Юкона Лаврентий Загоскин.
В Юконе кроме лососей много и другой рыбы. Зимой ловят нельму, сигов, щуку, налимов. На нельму и сигов ставят подледные сети. А щуку ловят удочкой на блесну. Причем блеснение - дело сугубо женское, мужчины считают зазорным сидеть часами над прорубью. А если вы спросите эскимоса или индейца на Юконе о самой желанной рыбе, то, оставив в стороне лосося (основу существования), он скажет, что нет на свете рыбы вкуснее миноги. За краткостью пребывания на реке эту рыбу увидеть мне не пришлось, поэтому предоставим слово лейтенанту Загоскину.
"Ввечеру... попала в "морду" одного туземца минога, надобно быть очевидцем, чтоб представить себе, какую суматоху произвело между жителями появление этой рыбы. Откуда взялся народ, день и ночь шли и ехали в Икогмют из всех окрестных мест. Для туземца минога - намгаяк - высшая роскошь. Три года им не было ходу, и в нынешнюю зиму народ ликует".
Две деревни на Юконе в некотором роде - пограничные. Рашен Мишен (Русская миссия) - последнее поселение эскимосов, а Холи Кросс - первое атапасков. Даже за малое время можно было заметить: два этих народа различны. Эскимосы все почти полнотелы, медлительны, дружелюбны, кажется, ничто не способно вывести их из равновесия. Атапаски иные - худощавые, быстрые, возбудимые, как мне показалось, не очень доверчивые. И почти невменяемым индейца делает алкоголь. В Холи Кроссе хозяйка небольшого магазинчика сокрушенно, вполголоса нам рассказала: "Недавно вот тут (она показала место возле окна) ночью убили мужа. Цель нападения - завладеть бутылками виски, которых в магазине и не было. Представляете, каково мне тут оставаться. А деться некуда, лавчонка - вся моя жизнь".
Полетели из Холи Кросса над Юконом мы в самолете. Очень интересно было наблюдать сверху, какие дуги и кренделя выписывает на равнине река, сколько на ней островов, рукавов и протоков. Лес вначале темнеет куртинами в окружении болот и озер. Потом куртинки сближаются и воду как бы теснят, выжимают. И вот совсем уже редко сверкнет озерко, а лес темнеет бескрайним безжизненным миром, по которому многоводный Юкон стелется беловатым холстом. Северный этот лес называют сибирским словом тайга.
Над этими же местами позже я пролетал и зимою. Холст застывшей реки вился по чернолесью. А там, где леса не было, река извивалась в почетной страже пойменных зарослей. Неширокий узорчатый частокол елей - тушью по белому - очерчивал петли реки. Вологодские кружевницы, увидев сверху эту черно-белую магию, могли бы найти мотивы для сложных своих узоров.
Два раза сверху мы увидели живые темные точки. Один раз на юконский остров по льду бежал лось, в другом месте по руслу мчался кто-то на снегоходе.
- Не иначе как приспичило съездить в Галену за виски, - сказал мой спутник. - А знаешь, какой сегодня мороз?.. Сорок два!
Я видел Юкон и в Канаде у Доусона. Тут Юкон, зажатый горами, тек светлым и чем-то напомнил мне Енисей - течение быстрое, мускулистое, паром через реку брал немалое упреждение, чтобы ткнуться в нужное место.
Так же как в Туве Енисей, Юкон в Канаде образуется слияньем двух речек. От этой точки измеряется его путь на Аляске. "Великая река, текущая по Великой земле" - так пишут в путеводителях по Аляске. Путеводители для туристов всегда приукрашивают объект, на который хотят заманить. Но о Юконе сказано кратко и верно. Река в самом деле Великая. Эскимосы в низовье называли раньше ее Квихпахом, атапаски в верховье - Юкаханой. И то и другое означало: Большая река. Шотландец Джон Бэлл в 1844 году назвал хмурую реку Юконом. Звонкое, как удар пешнею о речной лед, слово было подхвачено Джеком Лондоном и стало известно миру.