Поделиться
Имя японской столицы снова на устах: на экраны почти одновременно выходят интернациональный киноальманах "Токио!" и фильм "Ахиллес и черепаха" самого парадоксального из токийских режиссеров - Такеси Китано.
Как любой крупный художник Китано делает свое кино о мире и о себе. Последние его ленты это нескончаемая комическая исповедь в духе "Восьми с половиной". В "Банзай, режиссер!" он честно признался в творческом кризисе и свое alter ego представил в виде пластикового болванчика.
Получая на Московском фестивале приз за вклад в киноискусство, Китано, похоже, искренне удивлялся масштабности признания и говорил о своем преклонении перед русскими гениями. Стеснялся, скромничал. Это для него естественно. Самый лихой и эпатажный из японских актеров-режиссеров, он по натуре тих и немногословен. Словам в его фильмах тесно, зато это настоящее визуальное пиршество. Парадоксальны, смешны и полны смыслов не столько слова, сколько действия героев. Тут Китано впрямую наследует и собственному эстрадному прошлому, когда он был телевизионным комиком Битом Такеси, и даже традициям немого чаплинского кино.
Вышедшая на наши экраны комедия "Ахиллес и черепаха" - завершение его трилогии, начатой картинами "Такешис" и "Банзай, режиссер!". Во всех трех герой - либо он сам, либо его полномочный представитель. А сквозная тема - попытка разобраться в затянувшемся кризисе, который Китано переживает, по-видимому, остро, но с философским спокойствием и относится к нему без излишнего пиетета, с юмором. Трилогия адресована не его зрителям периода "фильмов-якудза". Она рассчитана на тех, кто уже успел заинтересоваться самим Китано как сюжетом и личностью, а через него - миром художника вообще. Мир этот кажется совершенно нелогичным, хотя своя внутренняя логика в нем есть. А главный нерв - отношения художника с миром, всегда готовым своего пророка вознести или высмеять.
Сам Китано не склонен преувеличивать "божественное начало" в творчестве. Его alter ego в "Ахиллесе и черепахе" - малоталантливый, но предприимчивый живописец Матису, чью жизнь мы прослеживаем с детства. Сюжет этой жизни - попытки поймать за хвост птицу славы. Название фильма расшифровывается в анимационном прологе: как гласит один из парадоксов отца диалектики Зенона, быстроногому Ахиллесу никогда не догнать черепаху.
Картина делится на три части: детство и юность, где героя играют другие актеры, и усталая зрелость, порученная самому Китано. Первые две стилизованы под старое медленное японское кино и воспринимаются как пролог к третьей - главной. Китано открыто смеется над главным соблазном, подстерегающим любого творца, - искусом следовать конъюнктуре и моде. Он прекрасно понимает природу успеха многих художественных сенсаций. Не так давно наш режиссер Андрей Кончаловский на страницах "РГ" осмелился усомниться в реальных достоинствах культовых "белых квадратов" и композиций с унитазами - искусствоведы тут же разъяснили ему смысл и унитаза, и гнилой рыбы, и собачьего лая на очередном вернисаже актуального искусства. Китано в сущности волнуют те же грани, где художественный поиск смыкается с шарлатанством. Его герой пробует разные творческие стили и методы, лишь бы уловить чаяния толпы. Пройдя полосу подражания импрессионистам, сюрреалистам, примитивистам и абстракционистам, он переходит к новейшим методам изготовления шедевров с помощью таких подручных средств, как автомобиль, велосипед, поварешка или пятка. Это изумительная по изобретательности и невозмутимому юмору почти эстрадная импровизация, феерический всплеск творческой энергии Китано. Технологии, которые использует его герой, вызывают хохот в зрительном зале, при том что ничего нового он здесь не придумал. Главный союзник режиссера в этой щекотливой теме - неистребимое добродушие. Мораль фильма проста: искусство - жестокая вещь, а успех в нем - лотерея.
Альманах "Токио!" - тоже чистый артхаус и тоже заслуживает особого внимания. Он продолжает серию вдруг вошедших в обиход "коллективных портретов" городов мира, которые пишут, как правило, режиссеры разных стран, предлагая взгляд извне, объясняясь в любви то Парижу, то Нью-Йорку. Теперь - три сюрреалистические новеллы, посвященные Токио: "Внутренний дизайн" англичанина Мишеля Гондри, "Дерьмо" француза Леоса Каракса и "Сотрясая Токио" корейца Бон Цзон-Хо. В первой молодая пара пытается устроиться в этом человеческом муравейнике невероятной скученности и лютой конкуренции; парень хочет стать кинорежиссером-новатором, девушка ищет занятий более земных, но верных. История эта полна смешных и точных наблюдений, хороши диалоги, причем метания героини заканчиваются тем, что она постепенно обращается в стул. В третьей новелле человек, изолированный болезнью от мира, влюбляется в разносчицу пиццы и пытается ее отыскать - действие происходит на фоне постоянных землетрясений, ставших в Японии рутинным бытом.
Но обе новеллы тонут в тени второй части фильма, где Леос Каракс сделал, думаю, свою лучшую работу. Ему здесь не мешает враг многих талантов - безразмерный метраж, он скован рамками сорока минут и спрессовывает свою новеллу до состояния безупречного монолита. Это комедия абсурда, где бал правит авторская ирония по отношению ко всему сущему: к японцам, французам, финнам, русским, суду, телевидению, религии, общественным институтам, актуальной паранойе и политической корректности.
Картина похожа на комическую галлюцинацию и называется на всех языках понятным словом Merde. Это имя главного персонажа - уродливого и зловеще смешного черта-диггера с бельмом вместо глаза. Его играет любимый актер Каракса Дени Лаван. Дерьмо вылезает из канализационного люка и пугает прохожих, а потом забрасывает их найденными в подземном мире Токио гранатами. Питается хризантемами и денежными купюрами. ТВ передает страшные кадры хроники, выдвигает гипотезы насчет происхождения существа, одна интереснее другой. Его ловят и предают суду. Находится только один человек, способный установить контакт с Дерьмом, и это французский адвокат, профессиональными ухватками подозрительно похожий на Merde и такой же одноглазый, по имени Воланд. Их бесконечный диалог на смеси японо-китайского языка с щенячьим повизгиванием и уморительной жестикуляцией - отдельный аттракцион-импровизация, невероятно смешной прикол, гениальный актерский этюд, который достоин войти в киноклассику и учебники для актерских школ. Картина доставляет наслаждение своей бурной талантливостью, но перечеркивает все романтические мечты однажды насладиться этим переполненным, сотрясаемым землетрясениями и запуганным Дерьмом городом - Токио. На очереди, нам обещают, приключения Дерьма в Нью-Йорке.