Поделиться
Благодаря Ольге Свибловой российская публика узнала имена Хельмута Ньютона, Анри Картье-Брессона, Уильяма Кляйна, Сары Мун, Роберта Мэпплторпа...
Можно сказать и по-другому: благодаря фотоклассикам приобрела известность Ольга Свиблова. Это она выставляла их работы в России. Свиблова - светский персонаж. Участвует в модных тусовках, устраивает частные вечеринки, мелькает в телевизоре и на обложках "глянца"... Наверное, так и надо. Люди, занятые выставочным делом, для успеха этого дела должны время от времени и себя экспонировать миру.
Кстати, о собачках
- Давайте поговорим о фотографии. Хотя столь же естественно было бы побеседовать с вами о падении индекса Доу-Джонса, о зимней ловле на мормышку, о преимуществах мобильника марки N перед мобильником марки Z... Вы даете интервью на любую тему.
- Меня это совершенно не смущает. Больше того, я считаю это очень полезным для дела, которым я занимаюсь. Когда меня приглашают на ток-шоу, я спрашиваю: "Какой собакой я сегодня лаю?" И если надо, я лаю собакой. То есть разговариваю о собачках, а потом говорю: "Кстати, а вы знаете, у нас сейчас проходит такая-то выставка". Интервью - неважно на какую тему - это для меня возможность позвать людей на фотовыставку. Вся публичная составляющая моей жизни подчинена одной простой линии: "Дорогие мои, придите на выставку и посмотрите. Она вам понравится или не понравится, но в любом случае у вас будет повод для дискуссии. Вместо того чтобы сидеть дома и трепаться по телефону о скидках в магазинах, вы сможете поговорить о том, что выходит за границы вашего повседневного опыта". Я вот недавно в программу "Малахов+" приехала. Перед эфиром спрашиваю: "О чем будем беседовать?" Мне говорят: "Надо сказать, что рыба интереснее, чем мясо". - "О кей, я скажу про рыбу, но при условии, что вдобавок скажу: "А духовная пища все-таки лучше, поэтому, дорогие телезрители, приходите на нашу выставку!" В подобных случаях я всегда перво-наперво интересуюсь, пройдет упоминание о фотовыставке или не пройдет. Если пройдет, я и про рыбу расскажу, и про то, как я ее готовлю.
"Я хожу только туда, где я работаю"
- Сейчас вы скажете, что посещать светские вечеринки вам тоже особого удовольствия не доставляет и что это для вас такая же рутинная обязанность, как и давать интервью.
- Я не хожу никуда, где я не работаю.
- Отметить своим присутствием показ последней коллекции Валентино или Версаче - это работа?
- Абсолютно. При том, что я очень редко в свет выхожу. Я хожу только туда, где я работаю.
- Дружба с властью тоже входит в ваше рабочее расписание?
- Я не дружу с властью.
- Вы дружите с мэром Москвы.
- Я глубоко уважаю Юрия Михайловича Лужкова. Но общаюсь с ним крайне редко. У меня нет времени пробираться к нему через аппаратные кордоны. Да мэр и не должен лично решать мои вопросы. Их нормально решает департамент культуры. Я там появляюсь два-три раза в год, когда у меня накапливаются насущные проблемы. Например, когда мне нужно, чтобы в музей поступило энное количество компьютеров или чтобы в Школе фотографии наконец заработало отопление.
- А с ответными просьбами власть обращается к вам?
- Ни мэр лично, ни представители городского правительства никогда ни о чем меня не просили и не пытались оказать влияние на художественную программу московского Дома фотографии. Все достижения - это наши достижения. Все ошибки - это наши ошибки. Но город при этом выделяет финансирование. Оно не ахти какое, но с привлечением партнеров мы свои задачи решаем.
Сор истории
- В России сформировался фотографический зритель?
- Да, конечно.
- Его ведь до начала 90-х, по сути, не было.
- Это не совсем так. Он всегда был. Просто он не знал про себя, что он - есть.
- Когда вы создавали московский Дом фотографии, вы на такого - достаточно малочисленного - зрителя рассчитывали?
- Тут были и случайные попадания в аудиторию, а были и очень точно выверенные вещи. Я, например, четко понимала, что, прежде чем создавать музей, надо провести фотофестиваль. И провести его как фестиваль искусства. Потому что хорошая фотография - это искусство. Так было и в девятнадцатом, и в двадцатом веках, так продолжается и сейчас. На фотобиеннале, устроенном мной в 1996 году, одной из тем, предложенных для дискуссии, была такая: "Фотография: миф или реальность?" А я тогда часто бывала во Франции, подолгу там жила и видела, как в этой стране относятся к фотографии. Франция и Америка - вот две страны, где фотография была впервые поднята на музейный пьедестал. Во Франции к тому же особенно развита материальная культура, все, что составляет предметную ткань истории. У нас этого практически нет. У меня от бабушки не осталось ничего. Ни одной вещи. Родители-шестидесятники считали, что все это сор истории. В России все вещественные приметы времени уничтожались - сначала по надобности, потом по халатности. Вот я сейчас работаю с архивами 50-х, 70-х, 80-х годов... И дикое время уходит на атрибутику. Берешь, например, архив фотографа Тарасевича. У него каждый негатив - в конверте. Но ни одна фотография не подписана. Мы не понимаем, кто снят, когда, где. И приходится проделывать огромную работу, погружаясь в прессу того времени, обращаясь к архивам... Ведь эти снимки только тогда приобретут настоящую ценность, когда они будут атрибутированы.
- Тарасевич, наверное, не предполагал, что его фотографии через несколько десятков лет будут кому-нибудь интересны. Поэтому не стремился оснастить их пояснительной информацией.
- Это не ошибка фотографа Тарасевича - в таком состоянии находится большинство советских архивов. И это свидетельство того, что наша страна долгие годы жила вне времени. Совершенно конкретные вещи - что, где, когда - они были не важны. Они не отлагались как некая важная информация ни в массовом сознании, ни в голове того или иного человека, в том числе и фотографа. Я поняла, что мне нужна запечатленная история. Что она мне безумно интересна. И что она будет интересна не только мне. Музеев современного искусства в России тогда не было, регулярных выставок - тоже. Мне хотелось показать современное искусство через фотографию. Я через фотографию формировала будущую публику современного искусства, понимаете? А фотография, конечно, оказалась востребована. Да на нее всегда был спрос, просто раньше ее не выставляли как положено. Фотография - очень тонкая вещь. Вот она висит в интерьере и дает тебе возможность быть свободным от нее. Она не давит на тебя, как способен давить огромный слой живописи. Она тактична. Если ты хочешь - она к тебе приходит и открывается. Если нет - висит себе, никому не мешает.
"В объектив попадает масса случайного"
- Сейчас на цифру снимают все. Фотография стала повальным увлечением. Двадцать первый век имеет больше шансов запечатлеться в снимках, нежели два века предыдущих?
- Само наличие и популярность фотоаппаратов, которые сегодня есть у каждого, отнюдь не приводят к наращиванию нашей памяти. Люди щелкают затворами совершенно бездумно, снимают непонятно что, непонятно зачем, в объектив попадает масса случайного, потом 90 процентов этой информации теряется. Легкость получения снимка на цифровом аппарате - это абсолютная иллюзия. Ведь 50 процентов успеха в фотографическом деле - это отбор. Например, Анри Картье-Брессон, мировой классик, авторизовал лишь 370 своих фотографий, закрыв для публикации всю остальную часть собственного архива, в котором более полутора миллионов негативов. Он владел искусством отбора. Поэтому он гениальный фотохудожник.
"Запечатленный миф - это тоже реальность"
- Можно ли относиться к фотографии как к документу? На ваш взгляд, это фиксация реальности или интерпретация ее?
- Даже когда фотография являет собой запечатленный миф, это все равно отражение реальности. Чем был в Советском Союзе в 30-е годы постановочный репортаж? Только ли продуктом мифотворчества? Вспомним знаменитую фотопубликацию "Один день из жизни семьи Филипповых". Это чисто постановочный репортаж, созданный, кстати, не для советского, а для немецкого издания. Вот муж и жена Филипповы, как тогда говорили, несут трудовую вахту, вот они что-то покупают в магазине, вот кто-то из них посетил поликлинику, а вот вся семья культурно проводит досуг... Но даже в этих постановочных фотографиях схвачено время. Парады физкультурников, военные парады, счастливые лица передовиков труда - никаких других снимков от эпохи 30-х годов практически не сохранилось, хотя фотоаппараты были в это время у значительной части населения.
- Мне кажется, тому есть объяснение. Фиксировать на фотопленке свою частную жизнь люди просто боялись.
- Да, возможно, это тоже одна из причин. Я уж не говорю о том, что раскулаченные крестьяне ехали в Сибирь явно без фотоаппаратов, а расстрел врагов народа производился не под фотокамеры. Но даже если фотографии, сохранившиеся от того времени, - не вся правда, то это и не стопроцентная ложь. Оптимизм, написанный на лицах физкультурников и передовиков труда, был все-таки подлинным, что там ни говори. Так что любой снимок, даже самый что ни на есть постановочный, он тоже свидетельство эпохи.
Взгляните на лицо
- Фотография может что-то изменить в человеке, в обществе?
- Конечно. В этом смысле она ничем не отличается от любого другого вида искусства, скажем, музыки или театра. А с другой стороны, у фотографии есть весомая социальная составляющая, поскольку это искусство документальное.
- По лицам, запечатленным на фотографиях, по тому, как менялись выражения этих лиц, можно проследить эволюцию страны, общества?
- Да, это всегда считывается. Я, например, делала выставку Жигайловых - отца и сына. Она охватывала период с 1961-го по 1991-й. Шестидесятые годы - разгар хрущевской оттепели - снимал Жигайлов-старший. На снимках, сделанных тогда, - светящиеся лица. Люди улыбаются. Причем улыбаются не так, как в тридцатые годы, а совершенно по-другому. Уже нет той толпы, где все улыбались общей, единой улыбкой. Мы видим пробуждение индивидуального начала. А потом - бац, семидесятые годы. И уже никаких улыбок. Хмурые, погасшие лица. А потом - 1991-й год. И на лицах опять живой интерес к жизни. Вот вам наглядная эволюция страны и общества.
Фотогеничный Путин
- Вы однажды сказали, что Путин очень фотогеничен.
- Это правда. Путин - абсолютно фотогеничный человек.
- По каким признакам выясняется, кто фотогеничен, а кто - нет?
- Это трудно сформулировать. Просто одного человека фотокамера любит, а другого не любит. Вот я, например, совершенно нефотогенична. Мои друзья-киношники не однажды приглашали меня на пробы, и ни разу я эти пробы не прошла. Кроме того, меня бесконечно снимали фотографы. Например, много лет назад Володя Фридкис сделал мой очень хороший портрет. Я спрашиваю Володю: "Почему меня трудно снимать?" Он говорит: "Понимаешь, у тебя очень подвижное лицо, оно как бы не работает в статике". Ну не работает и не работает. Можно и так объяснить. На самом деле фотогеничность - это генетически данное свойство. Вот мы недавно делали выставку "Изабель Юппер: женщина со множеством лиц". Экспонировалось более ста портретов этой выдающейся французской актрисы. Ее снимали все фотографические корифеи. Ее снимала Анни Лейбовиц... Ее снимал Картье-Брессон... Когда она начинает говорить, все вокруг как бы исчезает, уходит в нерезкость, а на первый план выступает ее лицо. Ты попадаешь под невероятное обаяние этой удивительной женщины. Но ее еще и камера любит.
- Путина тоже камера любит?
- Да. К тому же он научился управлять своим лицом. Он им управляет как хороший актер. Он умеет артикулировать и контролировать каждую эмоцию. Делает это, подчас даже не зная, попадает он в объектив или нет. При этом он очень разный. Словом, фотогеничность дается людям от природы.
"Иногда мне нравится то, что я снимаю"
- Вы, я знаю, тоже снимаете. К тому, что из этого получается, как относитесь?
- С юмором. Я вообще к себе с юмором отношусь. Хотя иногда мне нравится то, что я снимаю. Но к собственному щелканью затвором я отношусь как к хобби. И как к способу реагирования на изменчивый мир.
- Вы способны взглянуть на свои фотографии как бы со стороны, оценить их взглядом куратора выставки?
- Не знаю. Я ведь многое могу делать отлично. Я и свои документальные фильмы хорошо делала, и они не случайно получили кучу призов. Но я не фотограф. Поэтому даже при всем моем желании не могла бы заниматься фотографией так, как занимаются ею настоящие мастера. Я терпеть не могу некачественное искусство.
В 1987 году Ольга Свиблова в качестве режиссера сняла документальный фильм "Черный квадрат", завоевавший награды на фестивалях в Каннах, Лондоне, Чикаго, Бомбее и сделавший ее имя известным. Чуть раньше о Свибловой узнали герои "Черного квадрата" - русские художники-авангардисты. В разгар перестройки, когда начался небывалый успех современного русского искусства на Западе и бешеный спрос на него, Ольга Свиблова стала куратором выставок русских художников. Организация фестиваля нового русского искусства в финском городе Иматра в 1988 году закрепила за ней славу менеджера, успешно распространяющего на Западе оригинальные находки отечественной культуры. В середине 90-х годов за организацию персональных выставок русских художников в парижской галерее, принадлежащей ее мужу, владельцу страховой компании Оливье Морану, Ольга Свиблова была награждена медалью мэрии Парижа "За вклад в сотрудничество России и Франции в области культуры".