Поделиться
Мало кто знал, что первая книжка ныне известного поэта Леонида Завальнюка вышла в Благовещенске.
Московские окна
Не по-московски тихое воскресное утро. Между поездом из Минска и самолетом на Благовещенск - ровно пять часов. Позади большой командировки осталась родина Леонида Завальнюка - Украина, впереди семичасовой перелет в город, на скрижалях которого, по признанию поэта, он остался "зарубкой" на душе.
- Вы из Благовещенска? С приветом от Марка Гофмана? Я просто обязан вас принять, - чуть глуховатый голос поэта был категоричен…
Массивная пятиэтажка у станции метро увешана мемориальными досками - что не имя, то классика советской литературы. Дверь открыла жена поэта, через несколько минут общения позвонила кому-то и тихо сказала: "Они правда из Благовещенска, и с цветами пришли, так что не беспокойтесь…" А потом уже нам, без паузы: "А мы вас боялись, извините, сейчас время такое…"
Леонид Андреевич был очень рад встрече с благовещенцами, это было видно по его глазам - в их глубине проснулись озорные бесенята. Перед отъездом в дальнюю командировку давний благовещенский друг Завальнюка мудрейший Марк Гофман (очерк о нем читайте в предыдущем номере "РГ-неделя", № 192) читал его стихи, запомнилась образная строчка: "Я память за локоть тихонько беру…" Поэтому первый вопрос давно был на языке.
- Леонид Андреевич, а память за локоть приходится часто брать?
- Да, часто… - с ходу отвечает он. - Дело в том, что засыпать я стал плохо. И перед тем, как заснуть, я перебираю в памяти многие вещи. Это присуще возрасту. Помню, мой тесть покойный когда-то говорил: "Я уже перебрал всю свою жизнь и теперь, когда ложусь спать, думаю, а о чем бы еще мне подумать..." Я до такого еще не дожил, но память не отпускает меня. Мотает по жизни, а порой и выматывает…
Вот на днях вспоминал Благовещенский драматический театр, с которым у меня были самые дружеские отношения, а мой друг Марк Гофман считался тогда главным театральным критиком. Он вообще был главным… Из меня театрал никакой - кроме распространенных банальных фраз о театре, я ничего больше придумать не мог, поэтому уходил от разговоров и брал за душу стихами. Мы с Марком как братья. Лет сорок назад поехали в Киев навестить родителей, и он меня представил своей матери буквально так: "Знакомьтесь, это мой брат…" Я удивленно поднял брови, но промолчал. Прошли десятилетия, но братские чувства остались.
- Мы только что вернулись с вашей малой родины - из Украины. Заметно, что ее уводят все дальше от России?
- Меня это безумно угнетает, порой ночами не сплю, все думаю по этому поводу. У меня есть строчки, которые родились в бессонные часы. Встал среди ночи - записал: "Украина, Украина, что уходишь, оглянись…/ И сказала Украина: без тебя я пропаду, по-украински загину, но к тебе я не приду./ Мы прощались на перроне, он уехал, я всплакнул…/ Украина, Украина - а в ответ, как таз уронят, да какой-то посторонний, невозможный мертвый гул…" Это мои эмоции… - продолжает поэт. - Я не очень силен в логике, но убежден, что вместе всегда лучше, чем отдельно, и если у народов есть хоть малейшие причины, хоть малейшие зацепки, чтобы быть вместе, они не должны теряться и отдаляться. История - женщина умная, но делает все медленно. Я очень надеюсь, что когда-нибудь она все исправит. В сумасшедшие 90-е годы вообще было впечатление, что каждый район объявит себя государством, сегодня уже не так. Ну куда дальше делиться, до масштабов одного человека что ли? Надеюсь, что время это лихое остановится.
Сверчок за печкой
- А когда сегодня вы слышите слово Благовещенск, какие чувства испытываете?
- Душа словно вздрагивает! В этом городе я рос, взрослел, первая книжка моих стихов именно там вышла. Как это забыть! Это же как первый ребенок… Многие литераторы в литературные отпуска стремились уезжать куда-то к морю, Пицунду любили. На крайний случай ехали в тишину подмосковного леса. Я же на протяжении десятков лет каждый год уезжал на полтора-два месяца в милый сердцу Благовещенск. Я там много работал, много написал, там хорошо писалось…
Там был дом-завалюха на улице Калинина, я любил в нем останавливаться. Там всегда трещал сверчок - это для меня была как музыка вдохновения. Вообще, где дом друзей, там и Родина моя… Там был дом моих друзей. Благовещенск - как город, как живой организм, он мне очень понятен и близок. Наши с ним энергетики схожи… А вообще, работать можно везде, я любил писать в поезде. Помню, из Варшавы как-то ехал в Москву и по дороге написал десять стихотворений.
- Леонид Андреевич, на ваши стихи писали песни для известных артистов. Музыка стихи не портит?
- Я человек абсолютно не попсовый, и к попсе отношусь очень сдержанно. Хотя допускаю, что это кому-то нужно, раз она живет… Но ко мне в душу попса как явление ни коим образом не проникает, да и не приспособлена она для того, чтобы проникать в душу. Меня интересует только то, что проникает в сердце, я стараюсь писать то, что мне самому интересно. Вообще, я считаю себя человеком, объективно смотрящим на мир, но в принципе, когда смотрю в даль этого мира, я не вижу там крушений. Я вижу там бесконечность…Убежден, что жизнь на земле вечна, она, возможно, будет видоизменяться, но не более. А от попсы у меня осталось двоякое впечатление. Мне показалась, что София Ротару - человек очень сдержанный, в душу никого не пустит, но в песнях своих она отдает очень много тепла.
О стихах в прозе
- С актерами дружите?
- Мне очень близок Алексей Баталов, мы дружим семьями. Мужик фантастической природы, органичный, настоящий, с таким редким в наше время глубоким нутром. Вообще, нутро человеческое только в бедах закаляется. Только! У него дочка Маша, умница редкостная, но больна церебральным параличом. Леша так с ней возится. Многие из нас, мужиков, не выдержали бы этого. А он так светло несет свой крест.
-Есть мнение, что грехи простятся за стихи. Вы с этим согласны?
- Я придерживаюсь другой точки зрения - гений и злодейство все-таки не совместимы. Не за какие стихи грехи не простятся. Принято думать, что художник должен быть разгульным, преступающим через общепринятые нормы, желательно пьющим. Но это все из области мифов и легенд. Я был дружен с Паустовским. Знаете, как он работал? Вся жизнь его была подчинена только работе, без всяких там выпивок и загулов. А какое перо имел замечательное! Как слово чувствовал! Просто филигранно. А все грехи наши и пороки выхолащивают души и талант съедают. Вот расхоже говорят: талант не пропьешь. Пропьешь, еще как. И сколько я видел этих пропитых и загубленных талантов. Счета нет.
- Ваше жизненное кредо?
- Моя философия проста, как кружка воды, как глоток воздуха: самая большая ценность в жизни - это сама жизнь. Сегодняшние мои дни заполнены повседневностью, старостью, если хотите… В этой паузе читаю мало: нечего. Возьмешь книжку какую-нибудь из сегодняшних авторов - и мало что понимаешь. Думаю много… Вообще, жизнь за окном более или менее понятна. Прочитаю газету, в окно посмотрю - сходится. Газеты врут, но не всегда…
- И напоследок для амурчан - что сердце просит.
- Стихотворение прочитаю: "…Не умирайте, господа,/ И вы, товарищи, не надо./ Не от чумы, не от гранаты,/ Никто, нигде и никогда./ Не умирайте, господа -/ Прошу вас, вечно будьте живы./ В Кабуле, в Вене, Тель-Авиве,/ Ценою звездного труда./ Абрамы, Ибрагимы, Биллы,/ Клошары, мудрецы, дебилы -/ Не умирайте, господа./ Живите вечно, господа./ Вы удивитесь, может быть,/ Что я молюсь за вас в России,/ Но мне при всем желанье жить/ Ключ от бессмертья не добыть./ Так мир устроен - не добыть./ Один я это не осилю…"
Цифра
30 стихотворений написано Леонидом Завальнюком к музыкальным произведениям для "звезд" отечественной эстрады.