Поделиться
Русский балет давно не попадает в сферу внимания фестивалей, интересующихся современными театральными тенденциями. Нет наших балетных компаний и в программе нынешнего Эдинбургского международного фестиваля.
Однако впервые за несколько десятилетий там пройдет вечер двух русских хореографов. "Бизе-вариации" поставил Алексей Ратманский. До 1 января 2009 года он остается худруком балета Большого театра и даже выпустит еще одну премьеру - одноактные "Русские сезоны" на музыку Десятникова. Но даже московская занятость уже не может воспрепятствовать международной востребованности Ратманского - он готовит премьеру в Балете Сан-Франциско. Параллельно с ним новый спектакль репетирует и Юрий Посохов - единственный русский штатный хореограф в Америке. В Эдинбурге покажут его "Сагалобели".
Российская газета: На Западе вас называют - по месту рождения - украинцем, в России подчеркивают статус хореографа американской компании. Кто вы на самом деле?
Юрий Посохов: Я себя свободно чувствую во всех этих "номинациях". Я - артист, это моя национальность. Хотя для меня важно ощущать себя русским.
РГ: А на каком языке вам легче общаться?
Посохов: Говорить - мое самое нелюбимое занятие. Мой рабочий язык - балетный: в зале мне достаточно жеста, движения.
РГ: В свое время вы отважились расстаться с имиджем образцово-показательного принца Большого театра и решили искать счастья там, где погибло много русских балетных репутаций. Зачем?
Посохов: На тот момент мне чего-то не хватало, какой-то большой пробел чувствовался в моей жизни. В Большом театре тогда - это было начало 1990-х - не было ничего нового.
РГ: Но вы были чуть ли не единственным солистом, занятым во всех экспериментах: Бурнонвиля, Баланчина, Пети попробовали еще в Москве.
Посохов: Все это и тогда было только прошедшее время. Мне не хватало живого театра, искусства, которое создается нами, здесь и прямо сейчас. Это было как нервный срыв, крик - я подписал первый же контракт, который предложили, - с Датским Королевским балетом. На Западе балетный мир выглядел совсем не так, как мы представляли. Там я нашел десятки новых имен. Они поменяли мое мировоззрение. Их спектакли могут нравиться или не нравиться, но это было искусство сегодняшнего дня. Потом я понял, что в Дании, как и в Большом театре, застопорились на своем великом прошлом. Туда иногда приглашали Ноймайера, других известных хореографов. Но все остальное время был покой. Люди работали, а не рвались заниматься искусством. А я всегда ждал от балета откровения, поэтому спонтанно согласился на другой контракт, который предложил мне Хельги Томассон, директор Балета Сан-Франциско. Это был 1994 год, я не знал, куда иду, что из моих поисков выйдет. Оказалось, нашел свой театр и своих людей - талантливых, любимых и близких.
РГ: Как вы стали хореографом?
Посохов: К этому меня привел Балет Сан-Франциско. У нас ставили лучшие хореографы мира, потому что они любят труппу - ни одна другая компания не создает такого количества новых спектаклей. Я работал с Марком Моррисом, Куделкой, Вэлом Канипароли, танцевал три премьеры Уилдона. Это большое счастье - сотрудничать с выдающимися хореографами, выдающимися мастерами. Благодаря им я понял, что создание хореографии - в балете высшее выражение личности, самое сложное, самое нервное, самое непредсказуемое и самое интересное.
РГ: Как вы поняли, что из танцовщика превратились в хореографа?
Посохов: Когда мне перестали сниться сны о том, что я танцую, и появились о том, как я сочиняю танец.
РГ: А как же легенды о вечной притягательности сцены?
Посохов: Если бы хореограф предложил что-то неординарное и убедил, что это должен станцевать именно я, то я бы вышел - похудел, вошел в форму и вышел!
РГ: Неординарные проекты - что это для вас такое?
Посохов: В прошлом году, например, я участвовал в workshop как драматический артист. Лет двадцать назад был очень популярен французский фильм "Бал". По его принципу мы сделали спектакль - сценки в кафе: 1920-е, 30-е - дошли до 70-х. Все происходило в самом знаменитом кафе Сан-Франциско - "Тоска", которое очень любят звезды Голливуда, где были завсегдатаями Барышников, Нуреев. Работать вместе с драматическими артистами оказалось захватывающе.
РГ: Ваши "Магриттомания" и "Золушка" стали событиями для русского балета. Чем постановки в Большом запомнились вам?
Посохов: С "Магриттоманией" было легче, потому что это был уже сделанный спектакль. С него началась моя работа хореографа, поэтому я к нему относился не судорожно. А "Золушку" нужно было поставить за два месяца. Найдите в мире хореографа, который взялся бы за трехактный балет, когда у труппы двадцать два вечера в месяц заняты другими спектаклями! В этой суматохе самым важным было понять смысл, ради чего все это. Юра Борисов (режиссер "Золушки".- А.Г.) предложил концепцию: идею космоса, связи с Луной. Наверное, если бы было больше времени, больше отдача труппы, все оказалось бы легче. Но у нас возникла такая творческая волна, что больше уже ничего не имело значения. Это были счастливейшие дни.
РГ: Что при работе в России оказалось для вас самым сложным?
Посохов: Меня удивляет, что здесь к современной хореографии приглядываются, но нет большого желания ее познать. Это отношение людей со стороны, а мне хотелось бы, чтобы русский балет сам начал заботиться о развитии, стал участником процесса, а не наблюдателем.