Поделиться
Война в Южной Осетии стала главным реальным и телевизионным событием на прошлой неделе. Аналитики отмечают: рейтинги новостей выросли в два-три раза. Мы привыкли воспринимать современное телевидение как первейшее средство манипулирования. Так ли это на самом деле? В какой мере телевизор - "дуроящик", а в какой - достойный "отрезвитель" эмоций? К кому он обращается - к толпе или думающему человеку? На эти вопросы "РГ" сегодня отвечает доктор филологических наук Георгий Хазагеров.
В своем "Веке толп" известный французский социальный психолог Серж Московичи нарисовал пугающую картину толпы времен великой урбанизации. Он изобразил ее как собрание людей, утративших способность критически мыслить, уверенных в собственной безнаказанности, испытывающих пьянящее чувство единения, граничащее с ощущением бессмертия, и идущих за вождем, воплотившим их коллективную грезу. Толпа эта изображается как страшная сила, не останавливающаяся перед любой жестокостью, но способная и на самопожертвование. Вождь, овладевший такой толпой, обладает воистину космическим могуществом, он перекраивает карту мира, проводит индустриализацию и коллективизацию и правит единолично, пока толпа его поддерживает.
"Веком толп" был назван двадцатый век с его тоталитарными режимами. Не сменился ли он чем-то новым?
Чтобы понять это, надо разобраться в анатомии толпы. Какие-то ее параметры, имеющие чисто психологическую природу, существовали всегда и, соответственно, пребудут вовеки, а какие-то, имеющие природу социальную и информационную, появились, чтобы смениться другими.
Ключом к пониманию вечных свойств толпы в современном языке служит, наверное, слово "фанаты". Фанаты собираются в вопящие толпы, критическое мышление у них блокируется, пьянящее чувство силы вызывает ощущение вседозволенности и легко находит выход в агрессии. Раньше то же самое называлось на литературном языке "фанатичной толпой". Ключом же к пониманию специфики современной толпы служит, видимо, слово "флешмоб". Фанатичная толпа существовала всегда, а вот мобильность, готовность быстро собираться в толпы и быстро рассыпаться - примета нашего времени.
Человек "века толп" был тесно связан с традиционным обществом, за ним тянулся вековой шлейф обид, грез, суеверий и предрассудков, нажитых не в один день и не с подсказки политтехнологов. "Долго в цепях нас держали" - вот его мироощущение. Что-то происходило долго, что-то долго копилось, длилось, и вот пришло неожиданное осознание единства с себе подобными, и призыв вождя обещает разрешение всех наболевших вопросов. С другой стороны, этот человек принадлежал индустриальному, быстро развивающемуся обществу, и ему несложно было поверить в разрешение вековечных проблем радикальным способом, единым махом.
Флешмобная толпа принадлежит абсолютно другой эпохе. Она бессодержательна по самой своей природе. Какими флажками размахивать, каким богам поклоняться - дело случая. В этой изрядно помолодевшей толпе идентичности рождаются и лопаются, как мыльные пузыри. Вместо вождей "кумиры" и "звезды", фигуры почти условные.
Сегодня главным каналом массовой пропаганды считается телевидение. Мыслители и либерального, и авторитарного толка единодушно уверены в том, что с помощью телевидения можно манипулировать общественным сознанием, "оболванивать", "зомбировать", "промывать мозги". Но по здравому размышлению, телевизор - средство наименее благоприятное для создания управляемых толп. Более того, своего рода пятая колонна в деле воздействия на массовое сознание. Если бы у Гитлера было массовое телевидение, это не только не укрепило бы тотальную пропаганду, но, скорее всего, приблизило бы "Гитлер капут". Изощренные современные пропагандисты и политтехнологи уверены, что все дело в том, под чьим контролем находятся каналы, особенно новостные. Они приравнивают телевидение к газете и радиовещанию тридцатых - сороковых годов. Но телевизор стоит не на площади перед толпой, а дома, в центре частной жизни и частных интересов человека. Менее "государственное" место трудно себе вообразить. Политические "мессиджи" телевидения существуют сразу в двух неблагоприятных для них контекстах.
Первый - домашний. Надо выкроить деньги на зубного врача, масло подорожало, а тут толкуют о многополярном мире. Логически связи между маслом и утратой Америкой мирового господства, может быть, и нет, но психологически она есть: "Что мне полярный мир, когда ребенка не в чем в школу отправить! Заврались!" Присутствие политики в быту почти провокативно. Надо вести совсем уже тонкий диалог со зрителем, чтобы не попасть впросак.
Второй контекст - развлекательный. Когда держишь в руках газету тридцатых годов, понимаешь, что перед тобой серьезный документ, может быть, даже страшный. А в телевизоре политические новости живут в контексте песни и пляски, художественного или не очень художественного вымысла бесчисленных сериалов. К тому же параллель между политической и коммерческой рекламой воздействует на сознание и подсознание почище всех двадцать пятых кадров вместе взятых. Даже если предположить, что все каналы - один канал и что все сообщения подчинены одной цели - продвижению таких-то идей, - то и тогда светлому делу тоталитаризма эта штука принесла бы больше вреда, чем пользы. Она даже куда менее амбициозные и мирные задачи синхронизации общественных действий и гармонизации общественных интересов решает не то чтобы блестяще. Очевидна и тенденция: по мере развития телевидения его способность воздействия на общественное сознание не растет, а убывает. Если кто-то вообразит себе телезрителя в виде "массы" и будет обходиться с ним как с толпой болельщиков, телевизор может стать контрпродуктивным по отношению к государственной пропаганде независимо от ее содержания.
Следует вспомнить, что ни гражданская риторика античного мира, ни тем более христианская риторика не играли на инстинктах толпы, они искали путь к уму и сердцу каждого отдельного слушателя. Отсюда и роль Писания, а не камлания. Первое преуспело в мире значительно больше второго. И только в "век толп" слоган смог перевесить духовное и культурное наследие человечества. Но это была пиррова победа.