Поделиться
Мы стали читать меньше. Теперь даже в самом читающем городе Санкт-Петербурге люди значительно реже берут в руки книгу. На днях посетители Ленинградского зоопарка смогли увидеть в одной из клеток редкий, вымирающий вид социального животного - "человек читающий", который был найден петербургской творческой группой "Сахар, 1 кг" и взят под защиту городским зоопарком. История - вполне в духе известного петербургского прозаика Валерия Попова.
Российская газета: Как сегодня ориентироваться в огромном потоке выпускаемых книг?
Валерий Попов: Очень трудно. Только на собственный вкус, душу - куда она потянет. Людям приходится ориентироваться по бестселлерам, по тому, что ставят на видные места. Все определяет маркетинг. Литературная элита (список писателей из 20 имен) почти не меняется. Моя мечта - открыть незнакомую книгу и возликовать: "Наконец-то!". Сейчас с Ильей Штемлером летим на Чукотку в жюри премии имени Рытхэу. Наверняка там много живого, незнакомого. Но попасть на глаза и продержаться лет пять, чтобы тебя запомнили, мало кому удается. Прилепиться к центровой литературе, которая на виду, пока удалось только Захару Прилепину.
РГ: Над чем вы сейчас работаете?
Попов: Пишу повесть "По-нашему" - о том, как поступил во ВГИК и подружился там с другим сценаристом-заочником, полярным горняком. Необычный, яркий человек, заводной, бесстрашный. Его звали "подземным Чкаловым" (он творил такие чудеса под землей, как Чкалов в небе). Его жизнь, его сюжеты были настоящими. Он такие потрясающие истории рассказывал! Знаете, как бывает: кто-то умеет писать, но не живет яркой жизнью, а кто-то живет, но не умеет писать. Литература потеряла таких людей, и вообще наша огромная страна из литературы как-то исчезла. И сейчас я дописываю нашу с ним жизнь - как бы мы лихо прошли через все передряги, которые устроила история. Мы встречаемся с ним то в Питере, то у него в поселке Пьяная Гора. Сладостно оттягиваю окончание - наверняка визит на Чукотку еще мне "добавит чернил".
Толчком к рождению повести стала встреча с одной женщиной в плацкартном вагоне. Она рассказала мне, что едет на Север, чтобы перезахоронить сына и мужа в Москву, в могилку к дедушке. "Как? Урну с прахом?" - спросил я. "Нет, так. Они в мерзлоте лежат целенькие, только зубы и волосы растут". Представляю этих красавцев! Вроде я и сам неплохо придумываю, но в любом поезде простые люди вам такого наговорят! Сидишь в ужасе: "А вдруг они начнут писать? Нам всем тогда хана".
Моя мечта - поймать живую жизнь, мало осталось ее в наших руках. Она "попала в меня" в двух повестях - "Третье дыхание" и "Комар живет, пока поет". Но тут жизнь искать не пришлось, она сама прокатилась по мне - историей болезни жены, историей жизни и смерти отца.
РГ: От шума городского вы уединились в замечательное Комарово под Петербургом. Легко пишется?
Попов: В час ночи печатаешь, тихо, светло (белые ночи). Сижу на террасе в "будке" Ахматовой, Литфондовской даче. Здесь до сих пор командует она, ее великий дух не дает расслабиться. Здесь написал уже пять книг, и в каждой действие обязательно закручивается вокруг ахматовской "будки". Каждый год 22 июня, в день рождения Анны Андреевны, благодаря помощи Александра Жукова, который восстановил дачу, на праздник приезжает много гостей, среди них - Аксенов, Ахмадулина, Битов, Найман, Городницкий. Хотя, с другой стороны, когда я снимал дачу в обычном поселке Сосново, увидел нового гораздо больше, написал книгу "Чернильный ангел". Там жизнь, сюжеты. А у писателей что украдешь? Они сами только и смотрят, чтобы украсть.
РГ: Считается, что писатели враждуют и ставят друг другу подножки. Вы замечали это вокруг себя?
Попов: Нет, я видел только добро. Саша Кабаков отдал мою рукопись в "Вагриус" в 90-е годы, благодаря ему я перепрыгнул из социализма в капитализм. Виктор Ерофеев выпустил мою книгу в серии "Избранные".
Вообще писатели - замечательный народ. Все прелестны, и не любить их нельзя. Они умны, сильны, отчаянны, рискнули прыгнуть, и неизвестно, долетят ли. Конечно, все мы грешны, хитры, пальца нам в рот не клади, но люди талантливые всегда имеют живую и деятельную душу.
РГ: Недавно вы стали лауреатом петербургской художественной премии "Петрополь" за новую книгу "Горящий рукав".
Попов: Я написал, как примерный мальчик впервые решил закурить в блатной компании (первый, неосознанный поиск читателя), от искры загорелся рукав (первый сюжет!), и с этим горящим рукавом, как с факелом, я и вбежал в литературу. И как "горел" в дальнейшем, и как это превращалось в книги. А какие люди были вокруг! В литературном кружке ЛЭТИ (Ленинградского электротехнического института) встретил Володю Марамзина, и он свел меня с Игорем Ефимовым, а к нему ходили Битов, Бродский, Довлатов, Кушнер, Горбовский.
РГ: А позже вы получили премию имени Сергея Довлатова.
Попов: Да. А он младше меня. (Смеется). Как у нас шутят, она такая же нелепая, как сам Довлатов. Ни копейки денег. У меня много смешных премий. Например, юмористы решили наградить меня "Золотым Остапом", и вручил его мне Семен Альтов. Это за повесть "Грибники ходят с ножами". За нее же я получил "Северную Пальмиру". В Москве после премии имени Ивана Петровича Белкина, пушкинского литературного героя, за повесть "Третье дыхание" я попал в одно из самых успешных издательств - "Эксмо". Еще у меня была "Царскосельская премия", ее вручают в Лицее. А в "главных забегах" мне не везет. Придумал для себя: "Бог хранит меня в дальней бочке". То есть все не дает и не дает расслабиться. Значит, я еще нужен ему.
РГ: Ваше отношение к литературной критике?
Попов: Ее, в общем-то, нет. Раньше - была. Мою судьбу, например, в значительной степени определили критики. Однажды я получил по почте конверт, в нем газетная вырезка под названием "Гротески Валерия Попова". Подпись: Александр Генис и Петр Вайль. Авторы написали: "Мы живем в Риге, неожиданно встретились на вашей почве, и выяснилось, что оба любим вас". Потом у нас были этапы дружбы-любви, и как-то я прожил с ними жизнь, они написали про меня несколько точных статей. Очень правильно "критиковали" меня Владимир и Ольга Новиковы, благодаря им я осознал себя. Сейчас в основном не то. Литературный анализ вытеснен бытовой сплетней. Нельзя же назвать литературным критиком Виктора Топорова, у которого в палитре лишь деготь.