Поделиться
Владимир Маканин недавно отметил свое 71-летие, но по-прежнему остается, как говорят, в обойме.
Выходят новые книги, переиздаются старые, по его сценариям снимаются фильмы. Ранее он возглавлял жюри Национальной литературной премии "Большая книга", а нынче его роман "Асан" вошел в десятку книг-финалистов престижной литературной премии "Большая книга". Трех победителей премии объявят в ноябре.
Произведения Маканина переведены на десятки языков мира. Он лауреат Госпремии России и литературной премии "Букер".
Маканина трудно застать в Москве. От городской суеты он скрывается обычно на даче в Подмосковье и в город наезжает изредка, лишь по самым неотложным делам. Мне, однако, посчастливилось встретиться с ним на его московской квартире.
И снова "Андеграунд"
Российская газета: Владимир Семенович, в издательстве "Гелеос" выходит обновленный вариант одного из самых, пожалуй, сильных ваших романов "Андеграунд".
Владимир Маканин: Это уже будет, наверное, четвертое переиздание книги, не считая журнальной публикации.
РГ: Немногие из современных писателей могут похвастаться частым переизданием своих книг. Но вот скажите, ведь "Андеграунд" - книга о герое, искавшем смысл жизни еще в прошлом веке, в государстве, которого уже и не существует на карте. Неужели эта тема вновь востребована современным читателем?
Маканин: Современниками тех событий, возможно, нет. Но подросло новое поколение читающих молодых людей. Им нужно. Таков читатель - страсть к книгам лишь немногие проносят через всю жизнь. Самый активный период чтения в 20-25 лет. Потом молодые взрослеют и рассасываются по своим интересам.
Впервые "Андеграунд" был напечатан 10 лет назад. Тем, кому тогда было 25 лет, сейчас уже 35, и им ближе телевидение. Зато пришли другие. Они хотят знать о времени своих отцов, но книг на эту тему в продаже нет... А ведь для многих 20-летних недавнее советское прошлое - глубокая история, темный лес. Им трудно понять. Хочется разобраться. Но "Андеграунд" - не историческая книга, она о гордыне, о трагедии талантливого человека, который из лучших побуждений не хотел печататься в "проклятых" советских изданиях. Ведь там - цензура и прочее.
РГ: Да, но ведь он не захотел и потом печататься, когда не стало цензуры?
Маканин: Он не захотел, потому что считал, что его книги соответствуют его времени, а пришло новое время. В этом драма. Его тексты, как он сам знает, не на все времена. Он опоздал... Слава его не ждет. Сказанное им слово, как он считает, осталось в ушедшем времени, так и не родившись. Судьбы разные... Необходимо соответствовать своему времени, но существует опасность СЛИШКОМ с ним слиться, тогда время тебя же и сжирает, ты бесследно исчезаешь вместе с ним.
РГ: Недавно вышел новый ваш роман "Испуг" о чересчур любвеобильном старикашке. Лунными ночами он пробирается в дома соседок по даче и любуется ими. А потом активно их соблазняет. Когда сюжет лукав, обязательно спрашивают: книга автобиографична?
Маканин: Читатель склонен проводить прямую параллель между автором и его героями. Я уже привык к подобным ошибкам. Дело в том, что в основном я пишу книги от первого лица. Это гораздо сильнее. Это гораздо достовернее. Вот и спрашивают: это вы о себе писали? Странный вопрос. Это то же самое, что спросить у актера: вы всегда играете самого себя? Прием "от первого лица" очень помогает, когда берешь образ малознакомый и как раз не близкий тебе. Ты вживаешься в роль. Рассказ получается живее. Но тут и зарыта мина.
Пикантная ситуация случилась именно с "Андеграундом", тоже написанным от первого лица. Некая женщина - читатель мой и почитатель - квалифицированный, между прочим, ценитель книг, однажды тихо и доверчиво спросила: "Вы убивали людей (в "Андеграунде" мой герой Петрович совершает два убийства)"? Вынужден был ее разочаровать. Хотя и подержал этакую паузу.
О любви и смерти
РГ: Ваше ненастоящее "первое лицо" оказалось очень естественным ...
Маканин: Писатель, как и актер, вынужден "проживать" образ. Вообще лицедейство присуще человечеству, одна из ипостасей духовной жизни. Вы знаете, например, что среди древнейших наскальных рисунков первобытных людей уже попадаются изображения масок? Это важно для человека - побыть иногда кем-то другим, переживать за других людей - близких и не очень. Это великое свойство души человеческой. И я готов взять на себя грехи полусумасшедшего старика из "Испуга", лишь бы читатель верил тексту.
Нужно понимать о старике вот еще что. Сегодня дети, как галчата, смотрят состарившимся родителям в рот - что ты там, в клюве, принес, что оставишь после себя? А у него, жившего в эпоху развитого социализма, в клюве нет ничего, кроме нищенской пенсии. И помочь детям он может лишь своим уходом из жизни, оставив им квартиру. Импульс к написанию "Испуга" был таков: один мой состарившийся друг, замечательный математик, покончил с собой, не выдержав реалий жизни, а другой, возможно, чтобы не пойти по его следам, пустился в донжуанство.
Я сначала думал написать их сравнительное жизнеописание, но потом мне пришло в голову, что уходить из жизни, как писал поэт, совсем не ново, а вот альтернативный вариант заинтересовал. Книга эта о том, как тягостное ощущение конца, присущее человеку, может быть перебито любовью. Даже легким увлечением, даже мелькнувшим профилем в вагоне поезда.
РГ: В чем тут секрет?
Маканин: В том, что любовь и смерть - равновеликие вещи.
РГ: Вы - автор скандального рассказа "Кавказский пленный". Именно по нему режиссер Алексей Учитель недавно закончил съемки фильма. Он называется "Пленный", его никто еще не видел - проект окутан тайной. Но вопрос мой о другом: откуда у вас знание чеченской темы?
Маканин: Мой племянник служил там и был ранен. Мы подолгу с ним беседовали. Я к нему приезжал... А потом я много читал молодых российских авторов. Правда, читая их рассказы, я все время испытывал неудовлетворение - в этих книгах много знания и мало полета... Но их честная правда мне очень помогла. Литература ведь насквозь преемственна. Не только молодой перенимает опыт у старого, но и наоборот. Это единый живой процесс.
РГ: Не удержусь от вопроса о ваших новых работах...
Маканин: Сдал в журнал "Знамя" большой роман "Асан", который номинирован в этом году на премию "Большая книга". Он тоже о чеченской войне и тоже, кстати, написан от первого лица. Но признаюсь - это было очень трудное "первое лицо".
Но и в этой вещи меня интересовала не столько чеченская война как таковая, а то, как на войне вдруг разыгрывается драма человеческой души. Не та драма, когда человек гибнет в силу случая. Драма - это когда человек взрывается изнутри. Его сердце разрывает то самое, чем он живет.
Созидание и потребление текстов
РГ: Владимир Семенович, объясните, пожалуйста, что такое литературный процесс?
Маканин: Существует два литературных процесса: один - созидания текстов, другой - потребления этих текстов. Писатель отвечает за первую часть. А вот то, как будет принята книга - экранизирована или забыта, или отодвинута на 50 лет, - это проблема уже общества. Думаю, потребление в последнее время становится более примитивным, чем было. Доминирует привычка к экрану, а магия слова уже мало кого зазывает. Книга становится придатком кино. Люди сначала ждут экранизации, а потом уже читают. Если вообще читают. Представьте, лет через 50 будут говорить о ком-нибудь с восхищением: этот человек умеет читать?! Сейчас подобная ситуация мне уже не кажется фантастичной. Мы все больше мыслим сценами, а не мыслями. И это совсем не радует.
Пять самых известных книг Владимира Маканина
1. "Андеграунд, или Герой нашего времени"
2. "Кавказский пленный"
3. "Ключарев и Алимушкин"
4. "Где сходилось небо с холмами"
5. "Голоса"