09.05.2008 02:00
    Поделиться

    "Звезды белых ночей" подхватят эстафету у Пасхального фестиваля

    Колокола и музыка соединятся в финальном аккорде Пасхального фестиваля

    Московский Пасхальный фестиваль, прочно связавший себя не только с православной Пасхой, но и с главным государственным праздником - Днем Победы, завершится сегодня большим музыкальным действом.

    Пасхальный звон, начиная с полудня, охватит шесть десятков московских церквей, Валерий Гергиев с Симфоническим оркестром Мариинского театра выступит на Поклонной горе, а вечером в Доме музыки состоится торжественная церемония закрытия фестиваля, где к музыкантам Мариинки присоединится экстравагантный китайский пианист Ланг Ланг.

    Седьмой по счету Пасхальный фестиваль, вопреки спокойной и взвешенной афише, построенной вокруг русской музыки и симфоний Малера, короткой тринадцатидневной дистанции (от Пасхи до Дня Победы) и отработанным схемам организации, неожиданно оказался самым проблемным в воплощении своих программ. Часть концертов отменялась и корректировалась прямо "на маршруте": отмена сольника Анны Нетребко в Петербурге, убытки от которого теперь перетекут в бюджет "Белых ночей", где по ее билетам будет выступать роскошный британский баритон Брин Терфель; отмена ее же выступления в Краснодаре, болезнь Ольги Бородиной, так и не выехавшей из Петербурга ни на гала-концерт в честь дня рождения маэстро, ни на "Хованщину", где ее ждали в легендарной партии - Марфы.

    Но на общий тон фестиваля повлияли не накладки, а проекты, имевшие художественный результат: музыкальная премьера фрагментов новой оперной партитуры Александра Смелкова "Великий инквизитор", состоявшаяся вместо Твери в Череповце, исполнение партиты Софии Губайдулиной "Семь слов Христа на кресте" с участием Владимира Тонхи (виолончель) и Фридриха Липса (баян) во Врубелевском зале, тончайшая, на грани слуховых галлюцинаций, интерпретация сочинения "Мистерии момента" Анри Дютийе и радикальные музыкальные решения известных сочинений Родиона Щедрина. Частью Пасхальной программы стал и оперный диптих - спектакли крупнейшего театрального художника ХХ века Федора Федоровского "Хованщина" и "Псковитянка".

    И если "Хованщина" Федоровского, ставшая имиджевой не только для советского Кировского театра 1960-х годов, но и для новой, постсоветской Мариинки, поддерживается в новой версии Юрия Александрова 2000 года отборным вокальным составом (в Москве вместо Ольги Бородиной партию Марфы спела Лариса Дядькова, в других ролях - Владимир Галузин, Лариса Гоголевская, Константин Плужников, Александр Гергалов, Евгений Никитин, Алексей Стеблянко, Михаил Кит), то "Псковитянка" оказалась не только абсолютно свежей премьерой, состоявшейся в Мариинке две недели назад, но и спектаклем нового поколения солистов академии, представших впервые в фундаментальном антураже советской сценической классики.

    Сама идея возобновлять спектакли ушедшей, отработанной эстетической породы кажется парадоксальной, учитывая особую природу театра, существующего как импрессион определенного певца, актера, дирижера, как актуальный художественный язык конкретной эпохи. Однако в музыкальном театре перманентно существует подобный опыт: в балете развивается "музейное" направление эстетики, на оперной сцене почти в каждом театре идет раритетный репертуар - спектакли, насчитывающие десятки лет. Феномен же Федоровского в том, что его спектакли - образцы утраченного уже "живописного театра", где актеры существуют не просто в сценической среде, а в тотальном живописном пространстве. Это наследие, подхваченное и пронесенное Федоровским от художников "Мира искусства", сотворивших в пику только развившемуся в начале ХХ века режиссерскому театру свой эстетический концепт. Особенность такого типа театра как раз состоит в отсутствии инициативной режиссуры и в акцентах на созерцании и музыке.

    Неудивительно, что первой реакцией публики и на новую "Псковитянку" Мариинки были аплодисменты. Адресованы они были Федоровскому и возобновлялись практически в каждой картине оперы, развивавшейся в сказочном по красоте грандиозном пространстве, выписанном с объемным эффектом на прозрачных многослойных вуалях: лесные чащи с буреломом, величественный древнерусский Псков с соборами, царский шатер с роскошным убранством. И все это - не просто холсты с красочными изображениями, а живая среда, где громко стреляют пушки, проносятся по сцене живые лошади, налетает ветер, рвущий трепещущие тканевые ветки деревьев, струится бесшумный ливневый дождь из капель света. Кажется, что актерам нужно было достаточно грамотно заполнить эту среду, не нарушить ее пропорций - и спектакль состоится. Но первого приближения оказалось недостаточно. Лаконичные, строгие мизансцены, перешедшие из старого спектакля 1952 года в новый (режиссер возобновления - Юрий Лаптев), выстроены с расчетом на широкие вокальные данные певцов, на их творческую природу, способную без режиссерских "раздражителей" передавать все нюансы переживаний и историю своих персонажей исключительно голосом. Вот этой главной цели в "Псковитянке" певцы-исполнители и не достигли, смешивая все подряд: и плохую дикцию, заставлявшую публику читать английский перевод в бегущей строке, и вокальный брак с непропетыми нотами, и маловыразительную актерскую игру. Одиноким айсбергом среди прочих возвышался Алексей Тановицкий в партии Ивана Грозного, создавший уникальный эстетический концепт. Его Грозный - собрание актерских клише, созданных в трактовке царя как раз в эпоху Федоровского - от Федора Шаляпина до Николая Черкасова в фильме Сергея Эйзенштейна: хищный взгляд, истероидные реакции, острая пластика. Но если бы Тановицкий не смог наполнить живой сильной энергией этот рисунок, где в каждом движении угадывается давно знакомое, не раз виденное, его Грозный легко бы скатился к примитивной карикатуре. Однако его "вторичный" царь приковывал к себе внимание, заставлял следить за каждой своей реакцией, вслушиваться в драматичный взвинченный вокал.

    Безусловной ценностью спектакля был оркестр под управлением Гергиева: с тяжелым, перекатывающимся, как камень, звуком, мрачными красками медных, с аскетичными струнными, звучавшими как древний распев, душной плотностью, и поверх всего - пронзительной красотой лирических тем, звучащих как вечная суть, сама природа человеческой жизни.

    Именно этим спектаклем "Псковитянка" Гергиев и откроет завтра свой следующий фестиваль - петербургские "Звезды белых ночей".

    Поделиться