Поделиться
Уже опытной актрисой вошла Элина Быстрицкая в главный театр своей жизни - Малый.
До этого был дом в Нежине, серьезный отец-врач, уличные игры с мальчишками, навсегда наделившие ее независимостью и мужским характером - прямым, резким, бескомпромиссным и очень волевым. Война, работа в госпитале, медицинское училище добавили в характер девочки ту меру серьезности, которая отличает все ее работы. Занятая делами поважнее, она совсем не замечала своей невероятной и пугающей царственной красоты.
Но именно эта красота и сила воли сделали свое дело - нарушив волю отца и сломив его многолетнее сопротивление, она переступила порог театрального института, когда ей было 20. Не испорченная кокетством, рано повзрослевшая, но по-детски прямодушная, она быстро испытала на себе силу судьбы. Оказалось, что она сумела нарушить все главные заповеди актерской богемы и мужской цивилизации - вместо того чтобы пользоваться красотой, она с возмущением отвергала всех, кто на нее претендовал.
Так, вместо престижных московских подмостков она оказалась на окраине советской империи - в Вильнюсском театре русской драмы. Но вскоре ее узнали в кино - в "Неоконченной повести" она сыграла то, что знала едва ли не лучше всего - врача. А когда пришло время снимать "Тихий Дон", Шолохов уже мечтал только о ней - женщине с царственной красотой: "Вот моя Аксинья!" Она и стала главной казачкой советского кино, соединив волю, величие, царственность и роскошную красоту древнего казачьего рода - точно всегда гуляла в вольных донских просторах.
Оттого однажды, увидев ее в Доме кино, Фаина Раневская предложила поработать вместе в одном спектакле. Работа не состоялась, но осталось взаимное уважение друг к другу двух независимых, отчаянно бескомпромиссных и отчаянно одиноких женщин.
Попав в Малый, Элина Быстрицкая неожиданно для себя стала частью малотеатровских легенд. Одна из них навеки связала ее имя с именем Руфины Нифонтовой, принятой в театр в один с ней год. Атмосфера соперничества была самым трудным для нее испытанием, а истории про то, как обе актрисы из года в год ездили на разных лифтах, чтобы не пересекаться, превратились в один из самых стойких мифов Малого театра. Впрочем, Быстрицкой и к этому было не привыкать - сплетни, зависть и травля были ей знакомы со времен учебы в киевском институте.
Знакомая с силой преодоления, выучившись играть по-русски с таким же блеском, как делала это по-украински, она овладела на сцене Малого театра не только его традициями приподнятого, высокого стиля, но и принесла чувство особой музыкальности. Игоря Стравинского, в 1962 году увидевшего ее в роли баронессы Штраль (в "Маскараде" Леонида Варпаховского), восхитило именно это качество актрисы. Быть может, детские годы, проведенные в певучем, нежном Нежине, наполнили ее речь таким тонким и совершенным чувством фонетической красоты.