Поделиться
Во-первых, завлит театра Ирина Озерная вовремя вспомнила, что не только МХТ будет отмечать в наступающем году юбилей знаменитой постановки "Синей птицы", но и Саратовский ТЮЗ. Ровно через десять лет после Станиславского, в 1918 году, в "Театре для детей пролетариата и крестьян имени вождя пролетарской революции В.И. Ленина" Юрий Киселев поставил одну из самых мистических пьес мирового репертуара.
Саратовский ТЮЗ стараниями творческой группы и директора театра Валерия Райкова превратил ее в невероятную феерию, которую огромный зал, состоящий из детей и их родителей, смотрит на едином дыхании, несмотря на то что спектакль идет три часа с двумя антрактами. Сложнейшие световые и постановочные решения (художник по свету Александр Панасюк), более ста двадцати фантастических костюмов (Татьяна Кондрычина), сшитых мастерскими театра на два полноценных состава, в которых кроме известных актеров заняты студенты театрального факультета и совсем маленькие актеры, играющие в сцене "Лазоревые дети", - и все это за два месяца работы.
Накануне премьеры, еще в Москве, я встретилась с режиссером спектакля Александром Пономаревым, чтобы расспросить его о замысле:
- "Синяя птица" - очень мужская пьеса. Это потрясение, инициация, пережитая Тильтилем. Когда он возвращается домой, он начинает видеть мир, которого раньше не видел. Это история откровения, преодоления рока и обретения веры в божественное. Но, взяв такую сильную духовную проблематику, Метерлинк постоянно принижает тему, и в этом он очень мощный драматург. Кстати, он и внешне так выглядел. Бальмонт однажды поехал в Бельгию, чтобы встретиться с братом-мистиком, а увидел спортсмена, боксера. Суть Метерлинка как раз и состоит, с одной стороны, в приятии жизни такой, как она есть, а с другой - в умении видеть в ней иной, таинственный план.
Такой мне и предстала "Синяя птица" на премьере в Саратовском ТЮЗе. Александр Пономарев толкует путешествие Тильтиля как восхождение на гору Фавор. Но как настоящий театральный режиссер, он решает его вполне конкретно: у него маленький мальчик в ночной рубашке тихо заглядывает в окна спальни, где на его собственной кроватке оказывается совсем взрослый юноша (Юлий Ридель). Это он сам - такой, какими часто себя видят мальчики во сне. А напротив - в кроватке Митиль - оказывается хорошенькая взрослая девушка (Марина Климова). Комнаты расширяются, кроватки исчезают, раздвигаются стены и окна, открывая иное, скрытое от повседневного взгляда пространство. Художник Гарри Гуммель делает именно то, что необходимо пономаревскому замыслу: не выводя героев за пределы их маленькой деревянной спальни, не изменяя основной пространственный модуль, он подвергает его разнообразным метаморфозам. Играя с архитектурными элементами модерна, он выстраивает все новые галереи и оконные витражи. Именно окна становятся пространственным образом фаворского света, столь важного в "Синей птице".
Пономарев и его спектакль движутся дальше, даруя преображение всем сценическим фактурам и формам. Прекрасно появление феи Берилюны. Елена Вовненко мастерски демонстрирует ту волшебную речевую манеру старых актеров, от которой замирало сердце не у одного поколения детей и взрослых. Она модулирует, обрушивая голос в низины, воспаряя им вверх, скользя по туманным долинам: "Обойтись без Поющей Травы я еще в крайнем случае могу, но Синяя Птица мне абсолютно необходима!". И вместе с ее голосом оживает не только прежняя мхатовская постановка, но и весь тот торжественно-приподнятый, преображенный до музыки сценический строй речи, которым славилась старая русская сцена.
И вот уже ей вослед выходят на авансцену преображенные поворотом волшебного хрусталика Огонь и Вода, Пес и Кошка, Сахар, Молоко и Хлеб. Каждый со своей арией и танцевальным антре (особенно запоминаются танго Воды и Огня, пса Тило и кошки Тилетты, в которых выражена сложная гармония мужского и женского начал).
В этих музыкальных номерах, написанных давним соавтором Пономарева Стефаном Андрусенко, столько же вольной фантазии, сколько и стилизации. Знаменитые мелодии Ильи Саца здесь не цитируются, но тихо колышутся в самом музыкальном строе.
Во втором антракте в зрительском фойе неожиданно появляются стайки детей в синих плащах - это "лазоревые дети", что еще не родились, а обитают в царстве будущего: Лазоревый Ребенок, Лазоревая садовница, Королева девяти планет и двое Лазоревых влюбленных, обреченных на земле вечно искать друг друга. С ними смешиваются маленькие зрители, с явным пониманием слушая о том, как найти тепло, когда померкнет Солнце, или как объединить девять планет в одну конфедерацию. Для них все эти фантастические разговоры - часть их сегодняшней реальности, того огромного мира фэнтези, в котором живут дети эпохи "Кольца" и "Гарри Поттера".
Наконец, двери из фойе в зрительный зал отворяются, и старик Время впускает в его полутьму всех тех, кому сейчас предстоит родиться. Собственно, об этом и повествует "Синяя птица" Пономарева. Еще намного - и Душа Света (Виктория Самохина) вернет детей назад, в их простую деревянную комнату, но, точно заново рожденные, они будут видеть в ней свет, скрытый от них прежде, и Тильтиль всегда будет слышать голос Материнской любви: "Тебе думается, что ты на небе, а небо всюду, где мы обнимаем друг друга". Финал саратовской "Синей птицы" не боится быть праздничным и победоносно сияющим. Ведь тайне фаворского света, тайне преображения он весь и посвящен.