Поделиться
Одни только сонеты, не говоря уже о драматических произведениях Барда, выходят в самых разнообразных переводах и иллюстрированы самыми разными способами. В этом обилии предложений легко затеряться даже тем, кто имеет возможность читать Барда на его родном языке.
Но родным языком Шекспира был елизаветинский, все особенности и тайны которого не могут передать даже переводы на современный английский, не говоря уже об иных языках. К этим естественным трудностям перевода добавляется еще одна, искусственная - пресловутая проблема авторства, затуманившая мозг не одному поколению читателей. Она состоит в предположении, что произведения Шекспира написаны не малограмотным актером из Стратфорда, а кем-то иным, наделенным как минимум голубой кровью и университетским дипломом. У этой "нестратфордианской" концепции (особенно в современной России) оказалась масса поклонников. Пример тому - прошумевшая несколько лет назад книга Ильи Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире", которая стала поводом для активной научной дискуссии, в том числе и на страницах "РГ".
Между тем серьезная научная литература о самом Шекспире на нынешних книжных полках представлена на удивление плохо.
Все это, а также блистательные переводы Александра Финкеля 1976 года, делает роскошное подарочное издание "Сонетов", предпринятое петербургским издательством "Вита Нова", явлением беспрецедентным в отечественном шекспироведении. Оно снабжено двумя вариантами английского текста сонетов - современный перевод помещен вместе с русским переводом Финкеля, а прижизненное "кварто" 1609 года предваряет статьи обо всех 154 сонетах в разделе "Комментарии". Этому последнему предшествует и солидная вступительная статья автора комментариев Сергея Радлова, а замыкает его составленная им избранная хронология жизни и творчества Шекспира.
Во вступительной статье во многом проясняется для читателя и проблема пресловутого "авторства".
Об истинном авторе сонетов и пьес Сергей Радлов размышляет со сдержанной основательностью. При этом научная добросовестность и чувство языка, на котором писал Шекспир, позволяют Радлову делать лаконичные и глубокие обобщения, касающиеся личности и творчества того, кто именуется Шекспиром. Так, комментируя 27-й сонет, он делится своей интуицией: "Характерная для всей шекспировской поэзии нераздельность тела и души обретает сюжет путешествия, рождая необъяснимо острое ... физическое ощущение бессонницы". А вслушиваясь в дыхание соседнего, 29-го сонета, пытается расслышать живую интонацию поэта: "... в робкой полудетской скороговорке шестой строки like him, like him слышны отчаянье и беспомощность простого смертного". Сдвинувшись ближе к концу цикла, к 129-му сонету, дав прозвучать голосам предшественников, комментатор соглашается с Бернардом Шоу, увидевшим в этом сонете "безжалостность - чувство предельное, то есть шекспировское". И продолжает с интонацией доподлинного знания: "Когда в отчаянии человек уничтожает себя с подобным неистовством, он не ищет покаяния и просветления, а снова и снова возвращается, вопреки времени и здравому смыслу, в то ослепившее рассудок мгновение, когда он знал, что есть счастье".