17.08.2007 02:00
    Поделиться

    Генри Резник: Мною движет азарт

    Генри Резник: Мною движет профессиональный азарт - когда дело меня захватывает, ставит передо мной трудные, подчас головоломные, но увлекательные задачи

    Генри Резник защищал от уголовного преследования начальника Службы безопасности президента СССР генерала Юрия Плеханова.

    Представлял в гражданских процессах интересы президента России Бориса Ельцина, государственных и политических деятелей - Сергея Филатова, Егора Гайдара, Анатолия Чубайса, знаменитых музыкантов - Николая Петрова и Юрия Темирканова. Но защиту адвоката Резника никогда не доверял адвокату Резнику.

    Сам себе не адвокат

    - Вам часто приходилось участвовать в судебных процессах не в роли адвоката, а, скажем, в качестве потерпевшего, свидетеля, истца, ответчика?

    - Нечасто, но приходилось.

    В уголовных делах я готов защищать последнего мерзавца, отпетого преступника. А в гражданских делах я защищаю честь и достоинство только тех людей, которые в моих глазах обладают и честью, и достоинством

    - Я помню только один такой процесс. Вы на нем выступали ответчиком. Двое сотрудников СИЗО "Матросская Тишина" потребовали опровергнуть ваше телевизионное высказывание в их адрес: "Обыск проведен мужчинами. Они шарили по телу женщины-адвоката". Мосгорсуд удовлетворил этот иск. Как же так? Вам удавалось выигрывать десятки дел, а самого себя вы защитить не сумели.

    - Не совсем так. Мы, хочу я напомнить, выиграли иск в районном суде. А городской суд просто совершил произвол и вынес новое решение по делу. Моя попытка вразумить надзорные инстанции ни к чему не привела. Но финал этого дела не за горами. Через несколько месяцев все о финале узнают.

    - В этом процессе вы сами себя защищали?

    - Нет. "Если адвокат в процессе защищает себя сам, значит, его подзащитный дурак". Это афоризм английских адвокатов. Я даже вынес его в заглавие, когда публиковалась моя речь в защиту судьи Сергея Пашина, которого я представлял в Верховном суде. Сергей Анатольевич - юрист, представляете, какого калибра? Но он посчитал, что ему все-таки нужен адвокат. И не ошибся. Процесс мы выиграли. Вот и я поступил так же, как Сергей Пашин. В процессе по иску сотрудников "Матросской Тишины" я попросил представлять мои интересы молодого адвоката Александра Макарова. И он, на мой взгляд, великолепно провел это дело. В районном суде, повторяю, оно было выиграно.

    Три стимула

    - Заполучить Генри Резника в адвокаты, наверное, не так-то просто. Какими соображениями вы руководствуетесь, решая, стоит вам браться за дело или не стоит?

    - Вообще есть три стимула в адвокатской деятельности. Не будем ханжить, первый из них - гонорар. Расчет на хорошее вознаграждение. Мы, собственно, только этим и зарабатываем - юридической помощью нашим клиентам. Второй стимул - профессиональный интерес. Это когда дело тебя захватывает, пробуждает профессиональный азарт, ставит перед тобой подчас головоломные, но от того и увлекательные задачи. Есть и третий мотив - честолюбие.

    - Взяться за громкое дело, чтобы потом покрасоваться перед телекамерами?

    - Вы правильно расшифровали.

    - То есть пиар?

    - Конечно. Если дело приобретает общественный резонанс - куда ж тут без пиара. Так вот, прекрасно, когда все три стимула совпадают: и гонорар хороший, и дело интересное, и адвокатское честолюбие получает пищу. Но так редко бывает. Всегда хоть какая-то составляющая отсутствует.

    "Хлопковое" дело

    - Какой из этих трех стимулов для вас имеет решающее значение?

    - Начну с того, что у меня нетипичная адвокатская судьба. Я пришел в адвокатуру в 47 лет. И с первого дела приобрел себе имя. Потому что из трех стимулов остановил свой выбор на втором. То есть взялся осуществлять защиту из профессионального интереса. Это был 85-й год, когда арестовали всю узбекскую верхушку. Знаменитое "хлопковое" дело, помните? После смерти Рашидова (первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана. - Прим. ред.) в республике разоблачительная кампания началась. Их же там почти всех осудили. Министру хлокоочистительной промышленности дали высшую меру. Его сделали крайним во всей этой истории. Хотя приписки, за которые привлекались к суду узбекские хозяйственные руководители, были организованы властью. Экспертиза показала, что при самых благоприятных условиях республика может собрать максимум 4 миллиона 200 тысяч хлопка-сырца. А она каждый год отчитывалась за 5 миллионов. То есть примерно миллиончик приписывался. И вот я защищал этих людей. А был я в ту пору... ну как бы вам сказать? Знаете, у Фадеева в каком-то его романе есть характеристика одной девушки: "Она была смела, как всякий человек, не подозревающий об опасности". Вот и я был таким же. На суде я тако-о-е понес... Я сказал: главное преступление было совершено не в Узбекистане, оно было совершено в Москве, когда бывший руководитель республики брал нереальные обязательства. Там же плановые приписки были. Сверху спускалась разнарядка, сколько должен сдать хлопка такой-то район, колхоз, совхоз... Власть сама принуждала делать приписки. А затем за несуществующий миллион тонн хлопка выплачивались деньги. Я защищал директора хлопкозавода, который свою вину признавал. Но я на суде говорил, что этот человек был погружен в атмосферу хозяйственного абсурда, когда не приписывать было невозможно. Ему дали по-минимуму - семь лет. А через два года я защищал другого директора хлопкозавода, который ни в чем не признавался, даже в очевидных вещах. Это редкостный был экземпляр. Лучший директор отрасли. Вся республика знала, что он спустил с лестницы второго секретаря обкома, который заставлял его приписывать. Обматеренным с его завода вышел даже председатель Совета министров Узбекистана Худайбердыев. Кажется, единственным, кого он не обматерил из своих высоких визитеров, был Рашидов. И вот я этого директора защищал. Но каково мне было вести защиту, когда столько улик, доказательств! Вот вам судьба адвоката. Это прокурор, придя к выводу, что преступления не было, может отказаться от обвинения, такие случаи иногда встречаются. Адвокату же, если его подзащитный не признает себя виновным, не дано иного варианта поведения. Он обязан отстаивать эту позицию.

    - Процесс действительно был громким. Скажите честно, вы просчитали его резонанс и поняли, что на этом процессе сможете сделать себе имя?

    - Ничего я тогда не просчитывал. Мною двигал сугубо профессиональный интерес. А остальное приложилось.

    Когда есть что защищать

    - Вы в гражданских делах представляли интересы Ельцина, Гайдара, Чубайса... Чем обусловлен был выбор этих клиентов - их именитостью, гонораром, общественным вниманием к процессу?

    - Я представлял их интересы по делам о защите чести и достоинства. Думаю, этим все сказано.

    - Поясните.

    - Очень просто: было что защищать. Вспомните иск Коржакова к Ельцину. Уволенный президентом охранник оспаривал законность увольнения. Должен сказать, Коржаков произвел на меня в суде очень приятное впечатление. Потому что на все мои вопросы давал ответы, которые его абсолютно не устраивали. Мы, кстати, выяснили с ним, что оба играли за одну волейбольную команду. Он был хороший волейболист, а я - вообще мастер спорта по волейболу. Так вот, в уголовных делах я готов защищать последнего мерзавца, отпетого преступника (до сих пор, между прочим, сожалею, что мне не довелось защищать Чикатило, его нельзя было расстреливать, он был, конечно, невменяемым существом). А в гражданских делах я защищаю честь и достоинство только тех людей, которые в моих глазах обладают и честью, и достоинством. Я, например, считаю, что Егору Гайдару и Анатолию Чубайсу надо ставить памятники при жизни. Нынешний экономический рост - это не только от нефтегазового фонтана. Это во многом плоды их реформаторских усилий. И, когда эти люди ко мне обратились, я даже не стал обсуждать размер вознаграждения. Оно было вполне символическим. Некоторых людей я вообще защищаю в порядке благотворительности. У меня есть такая возможность. Те гонорары, что я получаю по другим делам - ну когда, например, обеспечиваю судебную защиту "обездоленных олигархов", позволяют мне бесплатно защищать Александра Никитина, Григория Пасько, Валерию Новодворскую... А вот кое-кому из российских персонажей, будь он даже прав в своих исковых требованиях, я бы отказал в адвокатской поддержке. Вы, господин N, хотите, чтобы я помог вам защитить вашу честь и достоинство? Извините, не могу защищать то, чего у вас не вижу.

    "Даже великие адвокаты не всегда выигрывали"

    - Прежде чем взяться кого-то защищать, вы оцениваете шансы на победу?

    - Да, как и любой адвокат.

    - Вы при этом ощущаете свою зависимость от успеха? Нуждаетесь в постоянном публичном подтверждении вашей успешности? То есть если шансы выиграть дело невелики или вовсе близки к нулю, вы не беретесь за него?

    - Если вы думаете, что я стал заложником своих адвокатских побед и теперь волей-неволей должен страховать себя от проигрыша, то это заблуждение. Есть, к примеру, разные хирурги. Одни зашивают пальчики. А другие оперируют раковую опухоль. У кого риск больше? Полагаю, у первых его практически нет. Они хорошо зашивают пальцы и поэтому исключительно успешны. Их можно рекомендовать на зашивание пальцев. Но вы их никогда не порекомендуете на удаление раковой опухоли. Хирург, оперирующий онкологического больного, может добиваться успеха, а может и терпеть неудачу. То же и с адвокатами, когда они берутся за, казалось бы, безнадежные дела, стремятся помочь вроде бы совсем уж "неоперабельному пациенту". Конечно, все мы оцениваем себя, мягко скажем, без самоуничижения. Тем более если тебя захваливают, если ты уже не просто известный, а знаменитый. Но когда перечитываешь речи Плевако, Андриевского, Кони, Спасовича, то понимаешь, что ты вообще-то не венец адвокатского творения. Но даже и эти великие адвокаты не всегда выигрывали. Вот и мне выпадали тяжелые дела, в которых успех был не всегда на стороне защиты. Но нет, пожалуй, ни одного дела, по завершении которого я сказал бы себе: "Знаешь, старик, ты здесь схалтурил, не сделал всего того, что мог и обязан был сделать".

    - Ну почему обязательно халтура? Могут быть просто ошибки.

    - Большой своей ошибки, определившей судьбу дела, я, пожалуй, припомнить не могу. Что такое адвокатская ошибка? Это неправильный выбор позиции. Но позицию задает клиент. Он либо признает, либо не признает себя виновным. Вот в зависимости от этого ты и выстраиваешь линию защиты.

    "Инкассаторы"

    - Есть в адвокатском жаргоне такое слово - "инкассатор". Так говорят об адвокате, передающем от своего клиента взятку судье.

    - Раньше говорили - "почтальон". "Инкассатор" - это мое слово.

    - Почему - "инкассатор"? Он же заносит, а не выносит.

    - По-моему, "инкассатор" и есть. Из одного места он "инкассирует", в другое - заносит.

    - Это широко практикуется?

    - Насколько широко, не могу сказать. Но явление, что называется, имеет место.

    - Как давно это началось?

    - В 90-е годы. "Почтальоны", или, как я говорю, "инкассаторы", появились именно тогда. Среди них велика доля бывших работников правоохранительной сферы.

    - Вы хотите сказать, это выходцы не из адвокатской среды?

    - Теперь они уже входят в нее. Но не стоит понимать так, будто все бывшие следователи, судьи, прокуроры, став адвокатами, занялись "инкассаторством". Большинство из них ничем себя не запятнали. Хотя искушение велико. Ну представьте себе: некто долгие годы работал в прокуратуре. У него остались в суде достаточно прочные связи. И клиенты к нему обращаются не потому, что он хороший адвокат, а потому, что он может "занести".

    - Хоть одного "инкассатора" поймали за руку?

    - Конечно. И даже не одного. Насколько я помню, за дачу взятки были привлечены к уголовной ответственности не менее 15 адвокатов. Из них 12 или 13 оказались бывшими сотрудниками МВД и прокуратуры.

    - Их осудили?

    - Да. Кто-то получил срок, а кто-то подпал под амнистию.

    - "Инкассаторство" поддается искоренению?

    - Ровно в той же мере, как и любая коррупция. Не более того. Пока судьи берут взятки, до тех пор адвокаты будут их давать.

    Воровской закон сменился беспределом

    - Это правда, что, согласно воровскому закону, преступники адвокатов не трогают?

    - Воровской закон как некая субкультура был ликвидирован в начале 60-х годов. Никакого воровского закона нет сейчас. А есть беспредел.

    - Ограбить квартиру адвоката - это уже запросто?

    - Без проблем. И адвоката, и знаменитого артиста, и популярного телеведущего - кого угодно. Мы находимся в ситуации нравственного одичания. Поэтому никакие нормы, даже такие весьма специфические, как былой воровской закон, не работают. И никакого иммунитета от посягательств преступников у адвокатов не существует.

    Здоровый цинизм

    - Цинизм входит в профессию адвоката?

    - Здоровый цинизм - да.

    - Что такое здоровый цинизм?

    - Это нечто такое, что я называю професиональной мозолью, которую нужно наработать на сердце. Иначе оно просто разорвется. Ведь адвокатам часто приходится сталкиваться с произволом. Нельзя реагировать на него так, как это свойственно обычным людям. Возмущение, гнев должны уступить место холодному размышлению. Нельзя и обольщаться, впадать в прекраснодушие. Надо оценивать ситуацию, ну, скажем, несколько трезвее, чем ее оценивает твой доверитель. Только тогда ты сможешь нормально работать. И только тогда у тебя больше шансов добиться успеха.

    Из досье "РГ"

    "Сделай свидетеля обвинения союзником защиты"

    Генри Резник родился в 1938 г. в Ленинграде. Окончил юридический факультет Казахского государственного университета. Работал в следственном управлении министерства внутренних дел Казахстана, во Всесоюзном институте по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности Прокуратуры СССР. Кандидат юридических наук. Автор около 200 научных и публицистических работ по правовым проблемам. Президент Адвокатской палаты г. Москвы. Вице-президент Международного и Федерального союзов адвокатов, член Московской Хельсинкской группы. Специализация: уголовное право и уголовный процесс, диффамация и деловая репутация, интеллектуальная собственность, предпринимательство.

    Увлечения: книги, музыка, театр.

    Кредо: "Сделай свидетеля обвинения союзником защиты".

    Поделиться