Поделиться
Проблему загородного строительства, которая волнует не только зодчих, но и многих россиян, согласился прокомментировать профессор МАРХИ, куратор павильона России на Венецианской архитектурной биеннале, архитектор Евгений Асс.
Российская газета | Нынешняя загородная застройка чаще всего производит удручающее впечатление из-за обилия дурного вкуса. Вероятно, он пришел из советских времен, или это особенность нашего времени? При этом довольно редко "новые состоятельные" привлекают современных, продвинутых архитекторов. В чем причина такой ситуации?
Евгений Асс | Удручающее впечатление производит не архитектурный вкус этих объектов, а сам факт их существования. Москва, пожалуй, единственный город в мире, который как бы повторяется дважды. Ни при одном городе мира "вторых жилищ" в таком количестве нет. Этот национальный, социальный и психологический феномен очень любопытен и еще не изучен. Когда-то простой советский труженик мог приобрести шесть соток. Эти маленькие домики-шалашики, которые стояли в кооперативных поселочках, садово-огородных хозяйствах, как тогда называлось, - все это тем не менее производило впечатление соизмеримости ландшафта, территории и т.д. Шквал застройки, который начался в 90-е годы, захлестнул Подмосковье, да и все прилегающие территории больших да и малых (что поразительно) российских городов. Даже у жителей крохотного городка, утопающего в зелени, тоже есть дачи - "второе жилище". К вопросу плохого вкуса в первую очередь относится это бессмысленное обилие "второго жилища".
РГ | Возможно, привычка жить на два дома отражала суть советского человека, у которого житье в городе было как бы официальным, а на даче - сугубо индивидуальное, свое, неприкосновенное?
Асс | Может быть, и так. Хотя я думаю, это имеет и более глубокие корни. Страсть уезжать из города русскому человеку вообще издавна присуща. До определенной поры загородное жилище имело только дворянство. Это были усадьбы, в частности, знаменитые "подмосковные". Люди вели сезонный образ жизни: зима - в городе, лето - в усадьбе. А к концу XIX века это стало довольно обычным и для среднего класса. Персонажи Чехова, "дачные мужья", герои Горького выезжали на дачи. Все же они по большей части не были аристократами. Это уже другой образ жизни.
Дачи позапрошлого века уже отличались от городской архитектуры некоторой вычурностью. Можно хотя бы посмотреть на такие места, как Покровское-Стрешнево (правда, теперь оно вошло в Москву) и другие. Это архитектура, развивавшаяся в сторону национального романтизма, как он понимался на рубеже XIX-XX веков. Но уже на грани хорошего и дурного вкуса. Потом, в советский период, в 1930-е годы, дачи снова становятся дачами, потому что их именно давали.
РГ | Однако в те времена у пригородов был еще нормальный вид?
Асс | Да, по масштабу и по взаимоотношению с природой все это еще находилось в гармонии. Эти дачи по Казанской дороге с небольшими заборами, с двухэтажными скатными кровлями, с довольно большими разрывами между домами - все это мне очень близко, это мое детство. К этой архитектуре, да и к послевоенным щитовым постройкам я отношусь с большой симпатией. В ней есть понятная мне сущность сезонных перемен. И потом в той застройке была скромность. Скажем, на даче какого-нибудь академика самая большая комната была всего-то в 20 метров или даже меньше. Но там было уютно.
РГ | Что значит "уютно"? Что вкладывали в это понятие?
Асс | Недавно, читая биографию Пастернака, я был удивлен тем, что когда ему дали очень большой дом, то он в нем очень мучился: ему казалось, что он там не находит себе места. Потом, как известно, он переехал в дом скончавшегося писателя Малышкина, который по странному каламбурному совпадению был очень маленьким. Это теперь и есть музей Пастернака.
Так вот, после перестройки пошла лавина безумного строительства новых загородных домов и так называемых коттеджных поселков. Появились "быстрые" деньги - появилась возможность закрепиться на земле и на ней воплотить свои мечты: завести место для машины, для шашлыка, для загорания и так далее по мере возрастания запросов. Однако с любой точки зрения, в том числе нравственной и эстетической - ситуация просто удручающая. Москва, повторенная в виде одно- или двухэтажной, а бывает что четырехэтажной загородной застройки, стала вымывать природную среду, отчуждать ее от людей. По некоторым старым лыжным маршрутам, например, сейчас не пройти - все застроено. Все меньше заповедной природы, все больше приватизированной.
РГ | Возможна ли такая аналогия: вкус новых застройщиков похож на вкус тех нынешних коллекционеров, которые собирают национальный антиквариат часто очень дурного свойства? Или тех, кто собирает сегодняшнюю китчевую живопись и скульптуру для украшения интерьеров, то есть псевдоискусство?
Асс | Можно провести и такую аналогию. Но все же если люди стали покупать произведения, то они уже сделали очень важный шаг - приобщились к искусству. То есть они попали в контекст, в котором на них начинает влиять система эстетических оценок.
Мне бы не хотелось обидеть тех, кто строит такие дома-пряники, они ведь носители определенного культурного сознания. Есть определенная православная что ли эстетика, очень укорененный стереотип - убранство церкви...
РГ | То есть имеется в виду стиль талашкинских или абрамцевских мастерских конца XIX века?
Асс | Все же нет, потому что и Талашкино, и Абрамцево в известном смысле рафинад или экстракт, вытянутый из поисков национальной идентичности. Хотя мне не все там нравится, но я все же вижу там серьезную работу. Я имею в виду продукцию Софринской фабрики, представления о некоей византийской красоте, но в ее сельском, дешевом варианте. Она по-своему даже трогательна, эта деревенская "малая Византия". Многие люди выросли на этом ощущении красоты-лепоты. Это вовсе не укор им. За этим стоит своеобразная, глубоко национальная эстетика. Впервые я об этом подумал, оказавшись в постперестроечное время в Болгарии и в Румынии. В тамошних дачных поселках я почувствовал что-то до боли знакомое. Такая же архитектура появляется у них в городах. Почему подобного нет ни в Польше, ни в Чехии, тоже славянских странах? А потом я понял: это же наше, византийское.
РГ | С другой стороны, полным-полно домов, выстроенных в стиле немыслимой эклектики: смесь французских Шамборов и Шенонсо с рейнскими замками и с иллюстрациями к сказкам Перро...
Асс | Это уже другая линия, которая действительно воспроизводит книжные иллюстрации и театральные декорации, да и вообще расхожие клише о красоте. Скажем, девочки в школе любят рисовать красиво наряженных принцесс. При этом они не видели ни настоящих принцесс, ни исторических портретов. Но у них сложилось такое представление о красоте скорее всего по театральным постановкам с балеринами в блестках, с декорациями, занавесами, с нарисованными на заднике замками... Надо сказать, что западноевропейская красивость отличается от "византийской", хотя красивость в общем-то слепа. Эклектика ведь тоже красивость, в ней есть все. Например, ко мне приходит заказчик и говорит: "Мне бы хотелось что-нибудь в английско-французском стиле". При этом он не говорит ни о веке, ни о других особенностях. Просто у него сложилось представление, что английско-французское - это очень круто.
РГ | Однако архитекторы как-то должны на это реагировать?
Асс | Профессиональные архитекторы - это в массе своей люди продажные. Из них наиболее покладистые и сервильные - это если не "двоечники", то "троечники". Потому что "пятерочники" еще в институтские времена испытывали трудности: они не шли на компромиссы, отстаивали свои принципы. "Троечники" принципов не отстаивают, но какие-то зачатки профессиональных навыков у них все же есть. Поэтому не испытывая ни малейших нравственных или эстетических угрызений, они могут сделать все что угодно. Да и поначалу, то есть в 90-е годы, брали они немного, гораздо меньше, чем "пятерочники". Поскольку у них нет рефлексии и особых знаний, постольку они эстетически равны такому клиенту, адекватны заказчику.
РГ | Вернемся к первому вопросу, то есть о привлечении современных, продвинутых архитекторов.
Асс | В последние годы появились заказчики, которые целенаправленно выбирают современную архитектуру, можно сказать, авангардную или радикальную. Вплоть до безумия. Например, недавно я видел проект знаменитой Захи Хадид для одного заказчика из Барвихи - что-то вроде трамплина в Инсбруке - огромное абсурдное сооружение. Я такое не приветствую. Мой идеал сегодняшней подмосковной - это небольшой дом на большом зеленом пространстве.
РГ | Вероятно, это и вариант для разборчивого, просвещенного заказчика?
Асс | Сейчас сформировался класс людей, которые, живя постоянно за городом, ездят на работу в Москву, возят туда детей в школу. Это, скажем, менеджеры среднего и высшего звена. Однако главный вопрос в том, каково вообще жить в нынешнем Подмосковье? Транспортная инфраструктура Подмосковья задыхается, пытаясь переварить такое количество нового населения в радиусе 50 километров. Да и с обеспечением людей полноценной культурно-санитарной инфраструктурой есть вопросы. В этом отличие от европейских загородных образований, у которых всегда были свои завершенные, автономные структуры. Мне кажется, такие перекосы получаются из-за отсутствия полноценного градостроительного плана развития Подмосковья. Он, правда, существует, но так же, как Генплан развития Москвы, то есть никак. Сейчас мы пытаемся внести какое-то рациональное начало в эту ситуацию, разрабатываем проект нового поселка, в основе которого лежит идея парка. То есть это природная среда, в которой рассеяны дома, а не то что дачи, расставленные вдоль дороги. Это автономная структура. Если вернуться к проблеме вкуса, то в проекте будут участвовать самые разные отличные архитекторы как из России, так и из-за рубежа. То есть это будет парк архитектуры. Проект - стратегически сложный, но, думается, привлекательный.
РГ | Это проблемы хотя и дачного, но все же градостроительства. А как, собственно, дело обстоит с постройками, с дачами?
Асс | Обратимся к примерам. В Западной Европе загородный дом площадью больше 400 квадратных метров большая редкость. Таким владеют немногие. Расположен такой дом очень свободно - из его окон не видно соседа. Ведь суть загородного дома в уединении. Поэтому в проекте нового поселка мы планируем дома поставить пореже. В России же странные запросы. Человек, купивший гектар, как говорят маркетологи, не согласится жить в доме площадью меньше 1200 квадратных метров. Логика такая: коли я купил гектар, то будьте любезны... Что абсурдно, ведь важен простор. Вероятно, это связано с представлениями о качестве жизни, глубоко заложенными в русском сознании, где главное - размер. Такое представление существует, пожалуй, только у американцев: большое равно хорошему. Ведь в Европе нет больших домов, даже чрезвычайно богатые люди там обходятся небольшими площадями. Не будем говорить о родовых замках - это другая история.