Поделиться
"Где-то есть город - тихий, как сон"... Знакомые, близкие сердцу песенные строчки. Эдита Станиславовна признается, что все песни, которые она пела и поет, - любимые. И тем не менее думаю, что песня про город-сон - "Город детства" - самая сокровенная. Недаром ее сделал своим, что нынче называется хитом, внук Стас Пьеха. И хотя поет он ее по-своему, по-молодежному, но все равно с бабушкиными интонациями. Да и живет певица сейчас в доме, точь-в-точь похожем на дом своего детства. Он - в 30 километрах от Санкт-Петербурга. А тот, настоящий, был во французском шахтерском поселке Нуаэль-су-Ланс в 300 километрах от Парижа.
- Эдита Станиславовна, почему сиятельный Петербург вы предпочли обаятельному сельскому уединению?
- Оттого, что много приходилось выступать, устали уши. А они, как локаторы, ловят всякие раздражающие городские шумы. Дом этот 10 лет строила. Это не вилла, но очень уютное гнездышко. Свою обитель называю имением "Соловьиная роща". Здесь и соловьи заливаются, и всякие другие птички поют. Сосны шумят, сирень, яблони цветут. А охраняют имение пять моих любимых собак.
- Вокруг дома все зелено. А в самом доме тоже преобладает зеленый цвет. Вы к нему неравнодушны?
- Да. Он меня успокаивает после бурных гастрольных лет. Зеленый цвет "прописался" в моей жизни еще и потому, что шесть лет моей заочной учебы в Ленинградском университете поздние вечера просиживала в библиотеке под зеленым абажуром, где чувствовала уют. И самоутверждалась: я хотя и артистка, но не хуже очных студентов.
- А кто дал вам "зеленый свет" на эстраду?
- Ансамбль Александра Броневицкого, название которому я случайно дала сама, - "Дружба". Сан Саныч, будучи студентом Ленинградской консерватории, дирижировал хором польских студентов, куда я попала. Из него и вырос ансамбль. Состав у нас был интернациональный - выходцы из социалистических стран и Советского Союза. И вот однажды мы выступаем в Большом зале Ленинградской филармонии. Я - солистка. На мне маленькое черненькое платьице, перелицованное из мамочкиного. На ребятах - мешковатые костюмы хора рабочей молодежи. Конферансье обращается к нам: "Гаврики, как вас объявить?" Тишина. И вдруг я тихонько, с акцентом: "Объявите, пожалуйста, "Дружба". Слово-то не ново. Новой, раскрепощенной стала форма, в которой мы выступали. Броневицкий аранжировал мои песни, и они имели безошибочный адрес публике. А публика такого прежде не видела: на эстраду выходит не разукрашенная певица, а просто 18-летняя девчонка в простеньком свитере и юбчонке. Вот эта непохожесть ни на кого другого и сыграла со мной "коварную" шутку. Ведь из Польши в Ленинград я приехала, чтобы стать учительницей.
- Как?
- Да, да... Ведь я окончила педагогический лицей круглой отличницей. Нет, я не была зубрилкой - напротив, прогуливала уроки. Но учителя подпадали под мои чары и ставили мне "отлично". А когда они узнали, что я хочу штудировать психологию, дали мне все тот же "зеленый свет".
- Почему вдруг психологию?
- А как же учительнице общаться с детишками? Ведь к каждому нужно найти свой ключик. Меня саму никто не воспитывал. Когда во время войны умер мой папа, а потом брат, маме было не до моего воспитания. Поэтому я сама начала себя спасать, начала в себе копаться. Это и потянуло меня в психологию. Благодаря ей я не заразилась "звездной болезнью". Понимала: я существую благодаря тому, что люди меня приняли.
- Да как же при таком сокрушительном успехе не подцепить "звездную болезнь"?
- Просто однажды открыла такую истину: артист - это не права, а обязанности. Я должна отработать тот талант, который мне свыше подарен. Я ничего не должна требовать, даже личной жизни - должна принадлежать только зрителям. Я - частичка людей, которые меня признали.
- Вы - не человек модных нынче тусовок. Почему? Ведь в вашем, извините, возрасте это необходимо, чтобы о вас помнили?
- Мне абсолютно не присуще врать. А улыбаться ради того, чтобы улыбаться?.. Вот когда я на сцене - это мой долг: улыбаться, даже если мне невмоготу.
- Что для вас песня? Она должна развлекать или, по-Станиславскому, еще и поучать?
- В песне надо сыграть мини-спектакль. Исполнитель должен не просто показывать свои голосовые данные. Должен глубоко вникнуть в ее суть и вынести публике, как образ, действие. Нужно жить на сцене, чтобы этой жизнью проникся и зритель.
- Вы первой из наших эстрадных певцов взяли микрофон со стойки и начали разговаривать со зрителем. Как это вам пришло в голову?
- Это не от головы. Просто стоять на сцене мне было тесно. Вот я и взяла микрофон и спустилась в зал. Я стала одеваться не так, как одевались до меня, - с помощью Славы Зайцева на мне появились соответствовавшие моим песням летящие платья. Не побоюсь наглого сравнения: если Петр I прорубил окно в Европу, то я - в европейскую эстраду.
- Кто помогал это окно рубить?
- Василий Палыч Соловьев-Седой, например. Он "отстирал" меня от грязных ругательств наподобие такого: "Эта пошлая певичка, которую нужно выстирать по самое декольте". Правда, спустя несколько лет этот критик извинился передо мной и публично опроверг себя. А тогда на мою защиту встал Василий Палыч, который написал: "Появилась эстрадная исполнительница, которая живет на сцене, только ей свойственным способом воспринимая мир, и об этом поет". Соловьева-Седого подхватил Дмитрий Кабалевский.
- А кто еще из мэтров эстрады тех лет вдохновлял?
- Ну, конечно, Клавдия Ивановна Шульженко! Я у нее спрашивала: "Клавдия Ивановна, как у вас получается, что ваши руки поют?" А она удивленно отвечала: "Деточка, если сердце поет, то и руки запоют". Вот это самое главное и простое Шульженко мне и подсказала. Все от сердца, от души должно идти. А сейчас все в ноги ушло.
- На нашей эстраде вы были первой во многом. Первой выступали во французском зале "Олимпия", американском "Карнеги-холл". Вы - лидер по природе?
- В лицее я была очень хорошим спринтером. Мне нравилось вырываться вперед. В "Олимпии" весь концерт провела на французском. И хотя я 9 лет прожила во Франции, мой язык был на уровне начальных классов. Мне просто написали текст, и я, как обезьянка, его произносила. И все же все газеты написали про мой изысканный французский.
- "Карнеги-холл", "Олимпия" - и оленеводы Чукотки, Афганистан, чернобыльская зона... Как сочетались у вас эти несовместимые маршруты?
- Везде же люди... Оленеводы Чукотки - незабываемо! Они нас по тундре без снега прокатили! Это необыкновенное гостеприимство чумов! А строганину до сих пор вспоминаю, предпочитая в еде свежую красную рыбку. Очень много довелось гастролировать по Латинской Америке. Пять раз приезжала на Кубу, где вместо цветов мне дарили кусочки хлеба.
В Афганистане была первой из наших артистов до ввода советских войск. На пушту произносила приветственную речь перед президентом Тараки, за что прилюдно - немыслимо для мусульманских обычаев - была расцелована им в лоб. Еще раз приехать в Афганистан мне довелось в 1983 году, когда там уже были наши войска. Перелетали на самолетах вместе с ранеными, умирающими. Это было страшно. В Кандагаре на наших глазах подстрелили наш вертолет. Летчики сделали все, чтобы машина не рухнула на территорию гарнизона. Троим удалось спастись, четверо погибли. Это произошло почти так, как в моей песне "Огромное небо". Вечером на концерте командир подходит ко мне и просит: "Эдита Станиславовна, спойте "Огромное небо". Я говорю: "Не могу. Я все видела своими глазами". А он мне: "Я приказываю. Вы - на войне". Тогда я попросила коньяка, чтобы успокоиться. Спеть так, как тогда, я больше никогда не смогла. В зале воцарилась мертвая тишина. Потом все встали и молча почтили память всех погибших.
- Эдита Станиславовна, давайте от печали к радости - к вашему предстоящему юбилею. Ведь вы опять же первой из наших эстрадных певцов устроили свой первый юбилейный концерт.
- Да. Это было 25-летие моей жизни на сцене. Я тогда уже без "Дружбы" выступала, у меня был свой коллектив. Когда я заявила о своей идее в Ленконцерте, все страшно перепугались и отправили меня на "допрос" в горком партии. Там мне популярно объяснили, что юбилеев достойны только деятели классического жанра. А тут какая-то эстрада! Я подумала-подумала и придумала такое название своему концерту: "Творческий отчет Эдиты Пьехи перед трудящимися Ленинграда за 25 лет выступлений на сцене". Этакую афишку мне никто запретить не смог, и концерт состоялся в "Октябрьском". Когда исполнилось 40 лет моего творчества, я отважилась и дала концерт на Дворцовой площади. Надеюсь, и нынешний юбилей отмечу на Дворцовой. Надеюсь. Вообще надежда - понятие, ведущее меня по жизни. Как, конечно же, вера и любовь.
- Что для вас любовь?
- Это прежде всего почитание моей публики. Любовь двоих для меня - особая статья. Я не была удостоена счастья встретить человека, с которым у меня состоялась настоящая любовь.
- А как же ваши отношения с Александром Броневицким?
- Это была любовь, лишь позже мною осознанная. Когда я попала в "Дружбу", он для меня, простой шахтерской девчонки, был идолом. То, что мы действительно были влюблены друг в друга, я не чувствовала. Мне было не до этого - у меня уже стали вырастать крылья артистки. А Сан Саныч себя принизил, не мог свою любовь поднять выше той, что мне дарила публика. Когда я его спрашивала: почему ты мне в дни рождения цветов не даришь? - он отвечал: зачем? Зрители же тебе дарят столько цветов! А еще, знаете, как мы грустно поженились? Мое свадебное платье было черное - то самое, концертное, мамочкино, перелицованное. Пришли в какой-то жуткий кабинет в райисполкоме. На стене торчал гвоздь - только что сняли портрет Сталина. Потом скромненько поужинали с друзьями Сан Саныча. И все. Всю брачную ночь я проревела на кухне...
- Самое время вспомнить вашу песню "Семейный альбом" и в этот альбом заглянуть.
- Я не примерная мама и не примерная бабушка. Хотя на Стаса имею больше прав, чем Илона. Он с трех до семи лет ездил со мной по гастролям, и я хоть как-то могла за ним присмотреть. А Илонка заканчивала институт, разошлась с отцом Стаса, родила дочь от второго брака Эрику.
- Сейчас, наверное, у вас больше времени за ним присматривать? Вы вторгаетесь в его сценическую жизнь?
- Советы даю, но ненавязчиво. Например, объясняю, что сцена - это не то место, где можно появляться в рваных джинсах. Он отвечает так: "Я тебе ни разу в рваных джинсах на глаза появляться не буду. Но для своей публики надену. Ты не против?"
- Извините за бестактность, а не использовала ли бабушка свою фамилию для проталкивания внука?
- Ничего похожего. Стас все делал собственным трудом. Пошел на "Фабрику звезд", и никто об этом не знал. Так же, как Илонка поступила в театральное, не сказав мне об этом.
- Вы не боитесь, что он переплюнет вашу популярность? Не боитесь стать просто бабушкой Стаса Пьехи?
- Хотела бы стать прабабушкой.
- Вот мы с вами все про Стаса и Илону. А внучке Эрике не обидно, что ее не видно-не слышно?
- Нет. Она очень гордится нашей семьей. И говорит так: "Я не кичусь тем, что моя бабушка - Эдита Пьеха, а мой брат- Стас Пьеха. Я - Эрика Быстрова и подаю надежды стать хорошим архитектором".
- Какое главное ваше семейное качество?
- У нас нет звездности.
- Но ведь почти уже десять лет на "Площади звезд" в Москве горит ваша звезда.
- Я с уважением отношусь к тем, кто это придумал. А вообще это не мое. Ведь звезды холодные. А я хочу быть теплым солнышком.
- Любовь к живности - у вас тоже семейное? Вот и у Илоны в загородном доме и собачки, и даже хряк обитают?
- О свинке Илонка мечтала с детства. А тут вот вычитала, что в Беларуси есть ферма, где выращивают карликовых свинюшек. Приобретенный карлик вырос в дородистого хряка, которого зовут Пумба. У него даже свой дом есть.
- С Беларусью, конечно, вашу семью связывают не только хрюшки. Ведь, наверное, не только ради Пумбы Илона фестивали "Славянский базар" ведет?
- Я участвовала в одном из первых "Славянских базаров" в Витебске, которые в те времена были фестивалями польско-белорусской дружбы. Для меня белорусы - как связующее звено между поляками и русскими. Я ездила к маме в Польшу на каникулы всегда через Беларусь. И оказавшись там, ощущала: вот я уже одной ногой дома. В этом году на "Славянском базаре" будет мой юбилейный бенефис. В Беларуси очень много моих почитателей и чисто подсознательно мне белорусы очень близки.
- А корни фамилии вашего бывшего супруга - тоже, кажется, белорусские?
- Да, да. Александр Семенович, папа Сан Саныча, полковник в отставке, был полубелорусом, полуполяком. Все Броневицкие были выходцами из Слуцка. Настоящая фамилия звучала как Бороневицкие. Три старших брата Александра Семеновича ушли в моряки и их фамилию переделали.
- Эдита Станиславовна, вопрос на закуску. Рецепт вашей неповторимой красоты, изысканности и молодости. Признайтесь, красота - это от бога или труд?
- Я училась быть красивой. Однажды на гастролях встретилась с опереточной актрисой. Ей было 60, а мне 22. И я у нее спросила: "Любовь Михайловна, а что делать, чтобы быть такой красивой, как вы". "Деточка, - ответила она, - это труд, труд и еще раз труд".
- Вы можете себе позволить выйти в магазин, не подкрасившись?
- Нет. Глазки обязательно чуть-чуть подведу, подпудрюсь немножко. Ведь и в магазине я - человек публичный. Вот если иду туда, где меня никто не увидит, тогда сделаю себе поблажку. Правда, был у меня один поучительный случай. Мы были на гастролях в Пермской области, жили в гостинице на окраине Соликамска, рядом с деревней. Утром я вставала, умывалась, натягивала куртку с капюшоном и вперед - через деревню в лес. На второй день смотрю: у заборов бабушки смотрят подозрительно, мол, какая-то тетка чужая. На третий день вышли на дорогу: "Послушай, тут Марфа сказала, что ты - артистка. Правда?" - "Да ошиблась ваша Марфа". И пошла себе дальше. На следующий день выхожу - уже вся деревня на дороге стоит. "Слышь, ты, что ты врешь? Что намалевана, что не намалевана, все равно Пьеха!"