Поделиться
Когда он приехал в Москву, средь бела дня пошел снег. И на Страстном бульваре вдруг выросли белые деревья, как в сказке. Как будто сама природа решила сделать что-то красивое в ответ на подарок Херманиса городу - легендарный спектакль "Долгая жизнь", за который латвийский режиссер получит "Маску" как за "лучший зарубежный спектакль, показанный в России". Действительно лучший, потому что даже если каждый вечер ходить в театр, ничего близкого по силе сопереживания никогда не увидишь.
Его спектакль - про то, что старость - это трагикомедия. Такая, когда сжимается сердце, льются слезы, но хохот сдержать невозможно. Пять стариков он поселил в одну коммунальную квартиру. За все время действия они не произносят ни слова, только что-то бормочут, но что - не понимают даже латыши. Пожилых людей без грима играют тридцатилетние актеры. Перевоплощение - гениальное: они не изображают старых, они ими становятся. Так достоверно, что потом, говорят, не сразу могут "вернуть" свои настоящие лица.
Вот одинокий старик, сгорбившись, выжимает из пакета последние капли кефира. А потом, кинув на сковородку кильку, впадает в прострацию и долго-долго смотрит в одну точку, пока из зала не начинают беспокоиться: сгорит же! Вот пожилая пара собирается на могилку к погибшему сыну, но, как и вчера, и завтра, до кладбища они не доходят - сил хватает добраться только до порога квартиры... Вот они шьют похоронный костюм соседу и проводят примерку в горизонтальном положении: чтобы в нем лучше "лежалось" в гробу. А вот другой обитатель квартиры карабкается на сервант - еле-еле ходит, но зачем-то сам решает побелить потолок... Из мельчайших подробностей и нелепостей складывается долгая жизнь. В ней Херманису интересны не глобальные катаклизмы и мировые проблемы, а частный уклад маленькой квартиры. Ведь именно там - настоящая реальность человека...
Быть старым – это физически очень трудно. Актеры после спектакля долго не могут вернуть свои настоящие лица и осанки
Сколько интервью Алвису Херманису пришлось раздать за время фестиваля - тридцать или, может быть, пятьдесят? Я была последней, и навряд ли оригинальной, кто попытался узнать секреты его режиссерского волшебства. На месте Херманиса после столь массовой журналистской атаки я бы отказалась от расспросов, а если не смогла бы найти предлога, вспомнила бы, как ведет себя в подобных случаях литовский режиссер Эймунтас Някрошюс: "Да". "Нет". В лучшем распространенном случае- "Не знаю". И - долгая, глубокая пауза.
Но Алвис Херманис, тщательно подбирая русские выражения, рассказывал все подробно, терпеливо, обстоятельно и остроумно. Диктофон (о, ужас!) не записал ни слова. И на память от беседы мне остались лишь сделанные от руки отрывки из обрывков. И шлейф безграничного, заразительного обаяния Алвиса Херманиса.
Российская газета| Алвис, это правда, что в Риге все билеты на "Долгую жизнь" расписаны на три года вперед?
Алвис Херманис| Десять лет назад, когда меня пригласили возглавить Новый Рижский театр, если на наши первые спектакли приходили человек семь, мы думали: ой, как хорошо, у нас появился свой зритель! А сейчас театр стал модным местом в Риге, и билеты не то что купить - достать невозможно. В Интернете ведется запись желающих, когда подходит очередь по списку, людям звонят, и действительно, мы посчитали, что реально эта очередь - на три года. Был один случай, наша актриса очень переживала, - из театра позвонили, а оказалось, что такого человека уже нет в живых. Мы опоздали...
"Долгая жизнь" идет в маленьком зале, на большую сцену ее нельзя переносить - аура уходит. Кто-то из нашей администрации смотрел Островского Фоменко на большой сцене и сказал, что это плохой спектакль. А я помню, видел спектакль много-много лет назад, когда его играли на малой сцене, и он был очень, очень хороший.
РГ| Как вам пришла в голову идея показать старость во всей ее неприглядной красе?
Херманис| Честно сказать - не помню. Но вот пример из недавней практики. Мы ездили с гастролями по Франции, и когда нам надоело ходить по музеям, подумали: надо бы собраться, что-то начать репетировать. Так родился другой спектакль - на тему знакомств по объявлениям.
РГ| Действие происходит в таких же достоверных декорациях, как и в "Долгой жизни"?
Херманис| Уже много лет декорации моих спектаклей - самые реальные комнаты, в которых живут реальные люди. Это всегда личная приватная зона, такой маленький ящик, потому что у всех людей - в Париже, Риге, Москве- именно в квартирах проходит их более настоящая жизнь.
РГ| Со словами или без?
Херманис| Как придется. В "Долгой жизни" почти не говорят, но немое кино тоже существовало и без сценаристов в нем не обходились. Это пьеса без слов. Мы ее писали, но не ручкой: придумывали этюды на тему, собирали материал, потом селекционировали идеи. Этюдов сделали под тысячу. Чтобы пройти фильтр до сцены, мы отбирали только те вещи, которые имели потенциал поэтического образа. Я говорил актерам: я ваши роли делать не буду, вы занимайтесь ими сами, а я ставлю спектакль, - у нас разделение труда. Так мы и работаем. И в афишах называем шесть авторов спектакля: я и пять актеров. Я сам актер, продолжаю играть и, может, поэтому считаю чем-то неэтичным указывать другим, как это надо делать. Конечно, бывает, и очень известные люди всю жизнь рисуют одну картинку. И вот дают Чехова, выходит знаменитый артист, говорит, что он Дядя Ваня, а мы его видели в таких позах... Но это не наш случай. Мне интересно работать или с очень высокими профессионалами, или с теми, кто представляет собой совсем чистый лист. Если что-то посредине - сразу видно, что это плохой театр.
РГ| Когда ваши актеры ходили наблюдать за стариками в дом престарелых, вы были рядом?
Херманис| Да я и не знаю, ходили ли они... Это легенда, которая хорошо звучит. Про особенную документальность наших спектаклей придумали журналисты. На самом деле "Долгая жизнь" основана на наших фантазиях, и все ее персонажи - собирательные образы. Для меня всегда важно приходить на репетицию открытым- только тогда ты сможешь услышать актера, в противном случае ты задавишь его своим режиссерским видением. Но в мире и так много художников с большими мозгами и вот с такими маленькими сердцами...
РГ| Сколько вы ставили свою "Долгую жизнь"? Она идет на одном дыхании, но только не говорите, что вы сделали ее за один месяц.
Херманис| Это тоже красивая газетная легенда: как мы долго репетировали... Спектакль ставили два года, но не посвящали ему каждый день. Неделю работали, потом три месяца занимались другим... Знаете, критерием самого добросовестного отношения к творчеству для меня является то, как создает свои мультипликационные шедевры Норштейн. Потому что в наши дни весь творческий процесс сводится к минимуму: покурил, придумал гениальную идею, поставил за неделю, побежал дальше... Однажды в Испании я был поражен, когда в одной из церквей сказали: вы видите перед собой алтарь, который десять лет делали сорок мастеров. И его красотой вот уже столько веков восхищаются люди. Долгота жизни произведения искусства зависит от скорости его создания. И условий. Я считаю, на работу надо ходить пешком и, желательно, по красивым улицам. Я не понимаю, как, простояв в пробках два часа или же час протолкавшись в метро и преодолев ужасные подземные переходы, можно сосредоточиться и что-то серьезное поставить. Человеческие пропорции города имеют очень прямое отношение к ритму работы. В театре пить шампанское на премьерах и получать призы, конечно, здорово, но прежде всего театр - это ежедневная интровертная работа, которая требует спокойствия, времени и особого ритма города. Мне кажется, в огромной Москве ставить спектакли намного труднее, чем в Риге, Таллине или Вильнюсе.
РГ| Вы сейчас объяснили причину невероятного успеха прибалтийского театра в мире. У вас есть автор или персонаж, который не отпускает вас всю жизнь?
Херманис| Но дело в том, что в нашем театре мы не являемся интерпретаторами писателей. Моей целью было достичь той степени свободы, когда можно сочинять спектакли самим - с актерами. Можно, конечно, брать "Гамлета" Шекспира, но никогда сцену с духом отца ты не поставишь, вложив в нее личный опыт. А две недели назад у меня была премьера в Цюрихе. Трое актеров среднего возраста играли спектакль про своих настоящих отцов. Что может быть более точным и глубоким, чем произведение про твою жизнь и про жизнь очень близкого тебе человека?
РГ| А как вы считаете, стариков интереснее играть, чем молодых? У вас ведь был и обратный опыт- когда пожилые люди играли подростков.
Херманис| Но это была не драматическая постановка: одна пара, бывшие балетные артисты, исполняли "Ромео и Джульетту" Прокофьева. Ему было 87 лет, ей - 77. Им кричали браво - они все станцевали глазами.
РГ| Сколько лет самому младшему актеру "Долгой жизни"?
Херманис| Тридцать с небольшим. Все играют без грима. Могу заверить, быть старым - это физически очень трудно. Актеры после спектакля долго не могут вернуть свои настоящие лица и осанки. Один наш спонсор даже предложил им потом бесплатно сделать пластические операции. Но мы отказались - ведь блокируются все мускулы лица, и получается театр Кабуки.
РГ| Перед награждением "Золотой маской" вы успели съездить в Ригу - сыграть Жана в "Фрекен Жюли". Говорят, все билеты были распроданы даже на репетиции этой постановки - театр пошел на эксперимент и создавал спектакль прямо на глазах у публики. Вас не смущало присутствие посторонних?
Херманис| Мне было все равно, а вот актрисы пытались возражать. На самом деле, так можно хорошо заработать. Оказывается, некоторым было намного интереснее узнать нашу театральную кухню, чем смотреть сам спектакль.
РГ| Накануне церемонии вручения "Золотой маски" я должна вас спросить: призы сильно греют душу? Они в вашем театре на стенках висят?
Херманис| Как скромный человек, могу сказать, что "Долгая жизнь" получала много самых разных статуэток и наград. Но у меня в театре вечный ремонт в моей комнате. Нет, не подумайте, мы любим и номинироваться, и призы получать, и делаем это с явным удовольствием. И я их все храню, чтобы в старости внукам показывать. А внуки потом, наверное, будут думать: вот старый дурак...