Итальянка Стефания Дзини едет с гастарбайтерами из Москвы в Душанбе

Стефания Дзини - самая настоящая итальянка. Ее родной дом в Милане, но живет она в России, потому что ей так нравится. Она хорошо владеет русским, ее дипломная работа была посвящена Евангелию от Матфея на старославянском языке. Большую часть своей нынешней жизни она проводит в экспедициях. Сначала на Чукотку в составе команды водителей большегрузных автомобилей, потом на Чукотку в составе научной экспедиции, изучающей древние петроглифы (наскальные росписи). Она влюблена в нашу Чукотку, как некоторые россияне влюблены в ее Венецию. И тут ничего не поделаешь. Материал, который вы читаете, - результат первой командировки Стефании Дзини в качестве корреспондента "Российской газеты". Кто знает: может быть, это начало новой карьеры Стефании. В любом случае, нам очень интересен ее пристальный европейский взгляд на российские и не только российские проблемы.

11 часов дня, мчусь на такси по Рублевке в сторону Казанского вокзала. Дороги пустые - народ отдыхает, еще не очнувшись после новогоднего веселья. Ряды тихих, сонных окон мелькают перед глазами. За ними - жизнь у очага. Кто-то еще в постели, кто-то уже завтракает, кто-то, развалившись на диване, лениво щелкает пультом от телевизора, пока дети носятся по квартире с новой игрушкой в руках и писклявыми голосами досаждают похмельным взрослым.

Не успеваю привыкнуть к сытой столичной умиротворенности, как картина резко меняется - такси въезжает на Комсомольскую площадь. Mamma mia, сколько народу! Это другой мир, где будни и праздники не по календарю, а по датам, указанным в билетах. Люди, телеги, чемоданы, все спешат, толкают друг друга, не извиняясь, бегут дальше, никому и в голову не приходит, что это грубо, невежливо. Целеустремленные взгляды хищно ищут свой перрон, и все движения подчинены одной цели - быстрее занять свое место в вагоне.

С походным рюкзаком на плечах вливаюсь в суетливую толпу. В зале ожидания меня окружает множество смуглых лиц. Маленькими группами мужчины стерегут свой багаж - потертые чемоданы, гигантские пластиковые сумки - "мечта оккупанта", коробки с телевизорами и музыкальными центрами. На непонятном мне языке они что-то бурно обсуждают, жестикулируя как-то по-итальянски. Женщин совсем мало. Их головы замотаны пестрыми платками, так что лиц почти не видно, и непонятно, пассажиры они или провожающие.

Все эти люди - мои попутчики. Казахи, узбеки, но большей частью таджики. Вместе стоим, ждем 320-й поезд Москва-Душанбе. Гастарбайтеры возвращаются домой.

Обычно этих людей называют гастарбайтеры, а чаще просто - "эти узбеки", "эти таджики" или просто - "черные". Не раз приходилось слышать такое обращение на рублевских стройплощадках. На моем участке тоже уже много лет помогает по хозяйству семья из пригорода Душанбе. Отец и трое сыновей по очереди работают по полгода. Они тоже для меня долгие годы были просто "моими таджиками". В ноябре прошлого года что-то изменилось. Шодди, один из сыновей, обратился ко мне с просьбой помочь достать железнодорожные билеты в Душанбе. Вместе с отцом они хотели вернуться домой до Нового года, а мест не было на два месяца вперед. Чудом, по большому блату два желанных билета появились за день до отправления поезда, разумеется, с наценкой.

Шодди и его отец Хасан, обычно скромные, тихие, почти незаметные таджики, устроили в своем флигеле праздник. Такими я их еще не видела - накрахмаленная одежда, раскованные улыбки, остроумные шутки. Билеты в кармане, и они, кажется, уже ощущают вкусы и запахи родной земли. Там, где их ждут жены, дети, внуки, Шодди и Хасан снова чувствуют себя полноценными мужчинами, главами больших семей, а не таджиками на побегушках у хозяйки. Я была заражена их счастьем и попыталась представить, где и как они живут там, у себя, как выглядят женщины, которые покорно их дожидаются. И тут мне, хозяйке, стало не по себе. Я задумалась: что же заставляет Шодди, Хасана и десятки тысяч им подобных бросать домашний очаг и соглашаться на жизнь в положении батраков. Не секрет, что большинство из них, не имея регистрации, месяцами даже не выглядывают за забор стройплощадки или хозяйской дачи. Неужели дома так плохо, так бедно, что свобода стоит всего лишь 500-600 долларов в месяц. Столько в среднем зарабатывает квалифицированный гастарбайтер, а чернорабочий вполовину меньше.

Так я решила поехать в Душанбе на поезде. В плацкартном вагоне. Мне стало интересно проделать их путь. Я ведь тоже иммигрант, тот же гастарбайтер, приехавший из южной страны, из Италии, в Москву - на заработках. Чем я от них отличаюсь? Только тем, пожалуй, что есть регистрация.

Объявляют посадку на поезд. Несколько секунд - и вся толпа оказывается на перроне. Большинство пробивает себе путь к вагону, пользуясь собственным багажом в качестве тарана. В начале перрона охрана вокзала выборочно проверяет билеты, паспорта и багаж, но основная масса проходит свободно. Получилось ли у кого-то в тот день проскользнуть в поезд без билета, договорившись с проводником, сказать трудно. Говорят, до сих пор - это обычное дело, хотя не сравнить с тем, что происходило еще пару лет назад.

По рассказам, тогда в плацкартном шестиместном отсеке набивалось больше тридцати человек. Почти пять суток люди ехали сидя на полу, на койках по четыре человека и даже на третьей багажной полке. Простой поход в туалет мог иметь печальные последствия. В лучшем случае - потеря своего места, а в худшем - своего имущества. Вором мог оказаться каждый второй - от соседа до проводника. Любой пустяк мог спровоцировать ссору или драку. А уж если кто попадал под "мягкую" руку людей в погонах - рисковал отдать буквально все, лишь бы отстали. Бывало, оперативники приостанавливали поезд, выводили пассажиров на улицу и заставляли сидеть на корточках с руками за головой по нескольку часов.

Сегодня, кажется, не все так страшно. Проводники проверяют билеты у всех, у меня и у граждан России - еще и наличие транзитной туркменской визы.

Знакомство

Время в пути - 90 часов, пять дней и четыре ночи! Это мой первый опыт многодневной поездки на поезде. До своей полки добраться не просто, ведь каждый везет домой столько, сколько может увезти. В коридоре вагона - шумная толкотня. Настраиваюсь на то, чтобы не считать часы или даже дни до прибытия. И, собственно говоря, тягостного ощущения не возникает. Наоборот, чувствуешь себя частью какой-то только что родившейся общины. И вряд ли пейзажи, мелькающие за запотевшими окнами, повлияют на быт маленького мирка внутри несущейся по лесам и степям железной сороконожки.

Все еще суетятся, обустраиваются, а я как попугай наблюдаю и повторяю: раскладываем матрасы и подушки, заправляем белье. Молодой парень энергично встряхивает простыни. "Зачем ты это делаешь?!" - спрашиваю в ужасе. Неужели мои добрые русские друзья не просто так пугали меня перед отъездом, мол, постели в этом поезде кишат вшами, блохами и прочими насекомыми?.. "Видишь, грязь, - улыбается парень и показывает черные катышки, разбросанные по простыне. - Это не страшно! Все равно будем все спать в одежде".

Парня зовут Муродбек, родом из пригорода Душанбе, 21 год, четыре из которых он ездит в Москву на заработки. Работал на одной шоколадной фабрике, но перед Новым годом всех приезжих рабочих отправили по домам. Родителям он везет подарок - огромный китайский музыкальный центр.

В вагоне все таджики-гастарбайтеры, кроме меня и двух моих русских спутников. Однако никто нас не воспринимает как чужаков. Нас сразу вовлекают в компанию: "Раз будем жить в ближайшие дни вместе, давайте знакомиться! - улыбаясь, протягивает руку сосед с боковушки. - Джума, в переводе с арабского - Пятница". Следом - "Ганджалай, можно по-русски - Гена!".

Джума и Гена общаются между собой, будто знали друг друга всю жизнь. Их знаки взаимного внимания всегда своевременны, темы для разговоров не иссякают, сразу находятся общие знакомые, а ведь встретились только на перроне. Со своими бесчисленными рассказами и анекдотами они заполняют часы и становятся для меня драгоценными проводниками по извилистым тропам таджикской души.

В Москве наши попутчики оказались по одной причине: нужно зарабатывать деньги, чтобы кормить большие семьи. Джуме 43 года, после смерти отца он стал старшим в семье. В Душанбе его ждут пожилая мать, жена, двое сыновей, дочь, пятеро братьев и четыре сестры. Обо всех нужно заботиться, всем помогать, сыновей женить, дочь выдать замуж. Средняя зарплата в Душанбе - 50 долларов в месяц, а мешок муки стоит 25 долларов.

"Кстати, - ни с того ни с сего начинает Джума, - скоро год, как умер мой отец. Будет время, приходите на поминки". Его приглашение звучит для меня крайне неожиданно. Не знаю, как и реагировать.

Гена мигом улавливает мою растерянность. "Это нормально. У нас так принято. Рады всем. Родственникам, друзьям, знакомым, соседям. Всех будут кормить и поить. Даже случайного прохожего. Все могут прочесть молитву в память о покойном. Также и со свадьбами - приглашают всех в буквальном смысле этого слова".

При слове "свадьба" серое измотанное лицо Гены - он, оказывается, почти два года без отпуска пашет в Москве (!) - словно расцветает. В глазах снова блестит почти забытый задор молодости. Широкая улыбка лукаво поднимает аккуратные усики, которые, видимо, покорили не одно женское сердце. И даже мешковатая пижама в восточных узорах а ля made in Tajikistan не может скрыть обаяние сорокалетнего Гены. "Вы должны знать, что свадьба самый, САМЫЙ важный праздник в жизни любого таджика. День рождения, Новый год - это да, но свадьба - самое главное".

Все внимательно слушают. И даже Муродбек, чьи ноги свисали с верхней полки, одним ловким прыжком спускается и присоединяется к компании. Из вагона-ресторана буфетчица приносит большую, дымящуюся деревянную плошку и ставит на наш столик из багажных коробок.

Джума опережает наши вопросы: "Я заказал на всех. Это круто: слоеное тесто, кефир и зелень". Достает рубли и сам расплачивается, никому не дает поучаствовать. "Мы тут как одна семья. Все для всех... Не переживайте, в следующий раз вы угостите".

И в самом деле это так. На протяжении всей поездки, например, Джума, Гена и Муродбек надевали по очереди одну пару тапок. Я так и не поняла, кому они принадлежали.

К неожиданному пиршеству достаем из рюкзаков боевые припасы: бутерброды, минералку и коньячок. Смотрим на реакцию наших друзей. Мусульманин ведь не должен пить! Муродбек сразу вежливо, но решительно отказывается, молодой еще. Гена и Джума переглядываются.

"Эх, где русские, там и водка", - вздыхает Джума, но у него свой подход к этому делу. Законы ислама запрещают употреблять алкоголь, но он считает, что "чуть-чуть, без фанатизма, порою просто необходимо". Рассказывает, что иногда так устает на работе за неделю, что только горячий душ, сто граммов водки перед сном спасают его от нервного срыва. Это, между прочим, совет его московского начальника, и он ему благодарен. Ну, еще по праздникам можно пригубить.

"За тех, кто в пути!" - после первого тоста все вместе склоняемся над тарелкой и едим руками, по-таджикски.

Гена заваривает чай и разливает его понемножку в пиалки. Это правило таджикского этикета: разливать каждый раз надо помалу, чтобы гость знал, что он желанный и его не торопят. Наполнить чашку - значит дать понять гостю, что пора уходить. Пиалы, из которых пьем чай, фарфоровые, и, конечно же, такая посуда куда приятнее походных пластиковых кружек. Неужели, недоумеваю я, эти люди настолько подготовлены и привыкли к длительным переездам, что берут с собой из дома предметы восточной домашней утвари? Все оказалось проще - национальная посуда имеется у проводника.

"Ну так что, Ген, насчет свадьбы-то. Правду говорят, бывает тысяча гостей?". У сытого, слегка навеселе Гены язык развязывается вовсе. "Тысяча - это еще мало. Собираются и две тысячи, и больше, особенно в кишлаках". Гуляют неделю, если верить нашему рассказчику. Режут корову, козу и барана. В столитровых чугунных казанах мужчины готовят плов и шурпу - густую мясную похлебку. Женщины пекут лепешки, булочки и всякие восточные сладости. К празднику может присоединиться любой, кто хочет вкусно поесть.

Обычно свадьба выливается в тысячи долларов. Даже при московской зарплате гастарбайтера это означает несколько месяцев работы. Попытаться сэкономить, сократить количество гостей или отказаться от музыкантов - просто немыслимо. Ведь создание новой семьи - самое главное для таджика. По традиции, родители обязаны воспитать, выучить, женить или выдать замуж своих чад и еще обеспечить жильем. И неважно, сколько это потребует труда. К тому же жених должен выкупать невесту у ее родителей, заплатить им калым - коровы, бараны, козы, количество оговаривают родители молодоженов. Невеста готовит приданое с детства. С мамой они шьют и декорируют вручную постельное белье и матрасы, ткут ковры.

Хотя отчасти мне знакомы среднеазиатские обычаи, сижу с открытым ртом. Удивляет то, что практически все, даже горожане, соблюдают древние традиции. Родители, например, по-прежнему должны давать согласие на свадьбу или сами найти для своих детей подходящую половину.

- А многоженство еще существует?

- Конечно, - Джума и Гена смеются в один голос, - только... накладно!

В Таджикистане принято рожать много детей. Еще в недалеком прошлом 10 детей в семье было обычным делом. Сейчас - пятеро, шестеро. "А представляете, всех прокормить, пристроить? Несколько жизней у мужчины не хватит!" От этой мысли у Джумы лоб покрывается потом, который он тщательно протирает специальным белым шарфиком, висящим у него на шее.

Время проходит незаметно - чай за чаем, коньячок за коньячком, разговор за разговором. За замерзшими окнами темнеет. Сидим в полумраке тусклого потолочного освещения.

Проводник собирает деньги за белье. Спрашиваю: "Сколько стоит?" Он улыбается: "Деньги есть - дорого, если нет - недорого". Наш вклад в общую кассу - 500 рублей. Она может всем пригодиться. Кто знает, в каком настроении будут таможенники и пограничники. А у нас 10 границ впереди. Поезд могут держать часами или пропускать быстро, проверять каждую сумку или просто пройтись с фонариком по вагону, высаживать из поезда каждого второго - у многих ведь документы не в порядке - или на все закрыть глаза. Поезд пересекает 4 страны: Россию, Казахстан, Узбекистан, Туркмению, опять въезжает в Узбекистан и наконец в Таджикистан. На каждой границе - по две проверки на выезд и на въезд. Вот для чего общий карман и нужен.

Парвине 35 лет, но выглядит она намного старше. Хотя мы почти ровесницы, она удивляется моему возрасту:

- А я-то думала, ты совсем ребенок..., - благодарит за комплимент и поправляет меня - оказывается, это не платье, а дешевый халат.

- Если хочешь платье, - советует она, - лучше покупать ткань на рынке и шить его в мастерской. Так поступают таджикские женщины: раз в два месяца полностью меняют гардероб. Тащат мужа на рынок, выбирают модные ткани и заказывают себе новые наряды. Пятнадцать, двадцать, самое меньшее!

- Неплохо! - смеюсь я.

- Но мужа надо слушаться, иначе ничего не получишь... Если только по щекам. А то и хуже - ТАЛЛАК получишь.

Таллак и три таллак - это развод по закону ислама. Мужчине достаточно произнести это слово один раз или три раза, чтобы развестись с женой. Стоит сказать три раза таллак, и развод будет необратимым: муж и жена не смогут больше жить вместе, даже если передумают и будут любить друг друга. Только в двух случаях три таллак может утратить свою силу: если жена была беременна в момент получения три таллак и рождается мальчик и если жена сможет еще раз выйти замуж за другого мужчину и получать три таллак от нового мужа. Но первый муж должен при этом присутствовать и видеть все своими глазами. Вот такой развод по-таджикски...

К Парвине подходит мужчина, намного ее старше. Это муж. Вместе они работают в подмосковном Клину на швейной фабрике. Они занимаются упаковкой колготок. Разумеется, это черная работа, без каких-либо документов. Живут в съемной двухкомнатной квартире вместе с другими таджикскими семьями. Рано утром их забирает машина и привозит в конце рабочего дня обратно. В кишлаке под Душанбе у них трое детей, которых они не видели уже почти полтора года. Дети живут с бабушкой, мамой Парвины. Мечта Парвины - перевезти их в Москву, начальник обещал помочь с документами...

Уже ночь. Муродбек давно крепко уснул. Парвина с мужем залезли на свои верхние боковушки. Весь вагон утихомирился.

Из четырех ночей в поезде - это была первая и единственная, когда удалось нормально поспать.

Границы

Со второго дня начались границы - всегда в вечернее время, плавно переходящее в ночное. Между Россией и Казахстаном, например, стояли в общей сложности десять часов, семь на выезде из России, три на въезде в Казахстан. Спать нельзя. Все время нужно сидеть с паспортом в руках, пока поезд не тронется дальше. Сам проводник строго следит за порядком, чтобы самому не получить по шапке.

Приключения на границах в нашем вагоне были еще терпимыми. Видимо, наш проводник правильно распределил средства общей кассы. Правда, на российской границе Муродбека хотели высадить из поезда из-за фальшивой печати регистрации, купленной в Москве за 3000 рублей, но он добавил еще 50 и был помилован. На казахско-узбекской границе таможенники ни с того ни сего придрались к одной таджикской девушке и довели ее до слез. Вытряхнули из ее сумок абсолютно все вещи. На границе с Таджикистаном узбеки устроили женский досмотр в кабине проводника. По рассказам бывалых гастарбайтеров, могло быть намного хуже. Наш проводник пытался поднять нам настроение - нарочито правильной размеренной походкой он расхаживал за дежурными офицерами, то и дело оглядывался и хитро улыбался.

Днем не поспишь. Жалко пропускать рассказы Гены, Джумы и других. Чем ближе родина, тем больше наши попутчики набираются уверенности и смелости. Московские страхи, запреты все дальше. Наконец можно вести себя естественно. Даже Муродбек разговорился, правда, по-таджикски. Перешучивается с молодой узбечкой, продавщицей духов: он готов отдать за духи на двадцать рублей больше, если она даст поцеловать себя в щечку. Через полчаса уболтал-таки.

Джума, видимо, давно не говоривший свободно, не задумываясь, совсем раскрывается. Его не остановить. Кормит наши голодные уши рассказами, и сам от этого получает огромное удовольствие. Оказывается, он два года работает на крупном московском кожгалантерейном заводе, по его собственному выражению, "мастером на все руки". Специалист по швейному оборудованию, он обожает свое дело, в котором явно хорошо разбирается. На заводе все его уважают - от швеи до начальника, потому что он "просто безотказный"! Гордится своими принципами: никогда себя не жалеть, не терять времени, делать быстрее и больше, чем просят. "Младший сын у меня такой же, а старший... поручаешь ему работу, а он теряется, отвлекается. Вся мастерская на младшем держится", - сетует Джума. Дома, в Душанбе, у себя в квартире он организовал мастерскую по ремонту швейных машин. Целый баул запчастей с собой везет. Тут же в мельчайших подробностях делится секретами мастерства: чем советская машина отличается от китайской и как из нее сделать немецкую.

Внимательно слушаю и испытываю к нему глубокое уважение и белую зависть. Он любит свою работу и никогда не жалуется на жизнь. Счастливый человек! Ни слова о неудобствах его полулегального положения в Москве. То, что он месяцами не видит семью, не может свободно выходить за территорию завода, спит в одной комнате с одиннадцатью чернорабочими и работает семь дней в неделю - в его рассказах это пустячные забавные детали. Об отдыхе старается не думать. В Москве надо работать, зарабатывать как можно больше, семью кормить и бизнес свой поддерживать. На территории завода много возможностей подработать: одна фирма варенье производит, другая колбасы фасует, здесь же мебель импортную складируют - везде нужна пара свободных рук. Если все время работать, в месяц выходит до тысячи долларов.

Гене меньше повезло с работой, но тоже не жалуется. На стройке хозяин-москвич его обманул. Проходит месяц, два, три, а зарплату не дают. "Гена-джан! Скоро все отдам". Так и не отдал ни копейки за полгода. Пришлось найти другую работу и задержаться в Москве подольше, на полтора года.

Гене даже не интересно об этом рассказывать. Намного интереснее истории его молодости. Было время, когда он всерьез увлекся наркотиками. Жил в кишлаке, каждый вечер с "братанами" курил, шесть лет подряд. Хочет бросить и не может - страшное дело, говорит. Ему посоветовали заменить гашиш водкой, каждый день понемножку. Послушался. Из кишлака перебрался в Краснодар, чтобы соблазна не было. Там завел русскую жену, а она для него самогон варила, специально, чтобы его вылечить. "И давай поить меня самогоном с раннего утра! Чуть не спился. Пришлось убежать от жены", - смеется Гена.

Четыре дня прошли незаметно. Впереди последняя ночь. Всем уже не терпится, скорее бы домой. Все строят планы, что делать в первую очередь, разумеется, после отдыха и праздников. Их ждут семьи, родственники, целые кишлаки. У Джумы один план - достойно подготовиться к поминкам отца.

Все приглашают меня в гости, Гена, Джума, Муродбек, пять женщин и люди, которых я даже не помню в лицо. Записываю адреса, телефон в кишлаках - редкость.

Дома!

Вдруг поезд резко тормозит, как будто сорвали стоп-кран. "Контрабандисты товар скидывают", - как ни в чем не бывало поясняет Курсан. Узбекские "челноки" закупают в Москве относительно дорогую и качественную бытовую технику: ноутбуки, телефоны, плазменные панели и берут билет в Душанбе. Для узбекских таможенников - это не товар, а личные вещи, которые они якобы везут в Таджикистан. После границы торговцы договариваются с начальником поезда, и тот притормаживает состав в условленном месте. Посреди степи хорошо упакованные тюки сбрасывают, их подбирают "свои люди" и развозят по покупателям, местным богатым баям - получается "зона беспошлинной торговли". В гениальной схеме одно рискованное место - быстро добраться до начальника, он обычно сидит в локомотиве, можно только по крыше мчащегося поезда. Впрочем, это лишь добавляет романтики нелегальному бизнесу.

Бутылка водки кончается. По капле осталось, как говорится, на посошок. Всем спать. Завтра еще одна граница, и мы в Душанбе.

Как назло, пресечение узбекско-таджикской границы особенно изнурительное. Долго стоим на пустынном полустанке без явной причины. Прибытие уже откладывается на пять часов. В Душанбе будем только поздно вечером. От скуки съедаем последнюю дыню, купленную еще в Казахстане, и настроение поднимается.

22 часа 30 минут пятого дня пути. Поезд прибыл в Душанбе. Проводники открывают двери, и свежий воздух врывается в вагоны. Джуму, Гену, Муродбека - всех наших попутчиков встречает тепло объятий родных. Герои вернулись домой с добычей. Некоторое время будет чем кормить семью и на что растить детей. Но через два-три месяца снова придется собирать сумку в обратную дорогу.