В Александринском театре состоялась премьера спектакля "Живой труп"

Но несмотря на столь антиновогоднее название, за возвышенно-театральным настроением идти именно сюда - в Александринский театр. На премьеру Валерия Фокина драмы Льва Толстого.

В основу пьесы легли два реальных скандальных судебных процесса: связанный с именем старшей дочери Пушкина - Марии Александровны Гартунг, муж которой был обвинен в финансовых махинациях и застрелился в зале суда, и так называемое громкое "дело Гиммера", сюжетную канву которого частично повторяет "Живой труп". Действительно жившие во времена Толстого супруги Гиммер разошлись, так как муж Гиммер спился, потерял службу и попал "на дно". По просьбе жены он симулировал самоубийство, и она смогла выйти замуж за другого как вдова. Но симуляция случайно обнаружилась, и супруги Гиммер предстали перед судом.

Толстой скрестил и очистил два сюжета от мелкого и низменного, как гигантский корабль от налипшего ракушечника, и представил поступки людей честными и благородными, а их деяния и помыслы - кристально чистыми и возвышенными. Даже тогда, когда они не опускаются, а кубарем скатываются на дно. В основу спектакля Александринского театра и легла вот эта чистая, возвышенная, благородная линия честных людей. Чьи чувства в век знакомств по Интернету вовсе не выглядят переживаниями давно вымерших персонажей - ведь Валерию Фокину удалось создать удивительно современный спектакль и так передать настроение и атмосферу той поры, как будто и сегодня развод в нашей жизни - не обыденное явление, а случай из ряда вон выходящий. Как будто не только по сцене Александринки, но и по улицам города сейчас ходят люди, для которых проще умереть, чем солгать, и лучше застрелиться, чем пройти через всю грязь, ужас и доказательства чьей-то вины и супружеской неверности при разводе.

От Валерия Фокина, конечно, ждали революции в обновленной и отремонтированной Александринке. "Живой труп"-3 - такое название гуляло по Питеру задолго до объявленной премьеры, так как это третья постановка "Трупа" в Александринке - после спектаклей Всеволода Мейерхольда и Владимира Кожича. Федора Протасова там играли Роман Аполлонский, Павел Самойлов, Илларион Певцов и Николай Симонов. Следующим по счету стал Сергей Паршин.

Речь он ведет не столько о кризисе среднего возраста, захватившем главного героя, сколь о вневозрастном и независящем от пола трагизме человека, ощущающего себя лишним и посторонним в жизни, которую он не приемлет, но в которой он мало что может изменить. (На минуточку, по Толстому Федору Протасову всего 40 лет, тогда как для многих сейчас это возраст только мужания-взросления, а пора возрастных кризисов смещается ближе к пятидесяти, если не шестидесяти.)

"Для меня основная тема пьесы - тема ухода, - рассказывал режиссер спектакля и художественный руководитель театра Валерий Фокин. - Сегодня это особенно современно. В нашей перепутанной, перемешанной жизни, где всему есть место, проблема осознанного, сознательного выпадения из этого замкнутого круга особенно актуальна. Встречаются сегодня люди совершенно благополучные, которые, однако, уходят от жизненного комфорта именно потому, что не принимают лживого устройства общества в целом. Меня интересует такой Федя Протасов, который принимает решение не в состоянии очередного запоя, не в угаре и не ради романтического драйва в цыганской среде, а в процессе долгих раздумий, решая внутреннюю душевную проблему. Мне кажется, в этой пьесе Толстой наиболее близок Достоевскому с его попыткой заглянуть вглубь героя, понять, чем он на самом деле живет. А кроме того, возможно, что в "Живом трупе" Толстой режиссировал свой собственный уход. Он много думал о том, как уйти от этого мира и обрести другой, мир той свободы, которая не регулируется лживыми законами".

Революцию Валерий Фокин все же совершил: он совсем отказался от присутствия и какого-либо участия в этой драме цыган. По одной версии - официальной - потому, что воспользовался ранним вариантом драмы Толстого, в котором никаких цыган и в помине не было. По другой, более вероятной - из-за того, что автор музыки к спектаклю композитор Леонид Десятников цыганскую музыку в принципе не любит и отказался ее писать, а в театре ему решили пойти навстречу. По моей, третьей версии - потому, что в питерском "Живом трупе", где линия ухода от внешнего мира оказалась буквально оголенной, цыганский табор явно не вписался бы ни в волевую, отсекающую все побочное режиссуру Валерия Фокина, ни в элегантную и эстетически безупречную декорацию Александра Боровского, не приемлющую никакого разноцветия и пестроты. Она здесь явно не к месту - при том трагизме, когда действительно не пьяная блажь, и отнюдь не поиск легких путей на тяжелую голову приводит к самоубийству.

Так или иначе "Живой труп" остался без цыган. И без рукопожатия Каренина (второго мужа Лизы) и Протасова во время суда; и без протасовских финально-мелодраматичных: "Мне уже лучше... Я уже давно готов... Как хорошо... Как хорошо". Федор Протасов у Фокина вообще стреляется не на публике - а в лифте, высоко-высоко над сценой, о чем мы узнаем лишь по звуку да по застывшим выражениям и позам обывателей, окружавших Протасова в прошлой жизни. Дальше - немая сцена из "Ревизора": соболезнования и причитания бывших родных Протасова теперь были бы излишни и необязательны. Как и их мимика - они все замрут спиной к залу. Ведь Валерий Фокин вычленил из Толстого суть, оставив его драму без прикрас, а людей без масок. Слабый, падший, пьяный человек трансформируется у него в невероятно сильного, нашедшего в себе мужество признать, что он действительно лишний не только в своей семье, но и в жизни. А вот как он дошел до жизни такой - оставим за скобками. "Только когда выпьешь, перестает быть стыдно" - это не про него. Лейтмотив его жизни - "мы любим людей за то добро, которое мы им сделали, и не любим за то зло, которое мы им совершили", но ни первым, ни вторым мы не хотим мешать жить. Оттого и такими симпатичными, совсем родными по ходу спектакля становятся и Маша - Юлия Марченко (не цыганка, как по Толстому, а коротко стриженная девушка-воробышек по Фокину, трогательно взвалившая на свои плечи уход за вечно пьяным господином - она ему и голову помоет, и оденет тепло, и приголубит, и накормит), и жена Протасова Лиза - Марина Игнатова, актриса БДТ им. Товстоногова, нашедшая для ситуации очень верные, убедительные и искренние интонации "нравственной женщины" времен Толстого, "чья любовь подверглась таким испытаниям, что едва ли от нее могло что-нибудь остаться".

Вывод, который напрашивается не из Толстого, а из спектакля, фантастически петербургского по своей художественной "ауре" - мысли, поступки и даже трагедии жителей Петербурга были и должны быть так же красивы, как их дома. По этимологическому выражению, получившему широкое хождение после появления драмы Толстого и сохраняющему свое значение и по сей день, живой труп - это человек опустившийся, нравственно опустошенный, а также вообще что-либо омертвевшее и изжившее себя. Но не верьте этимологии - она иногда здорово обманывает!