Поделиться
Василий Аксенов
Я пытаюсь нащупать какой-то новый способ слововыражения, который помог бы мне писать роман. В обычной ситуации я никогда не пишу стихи. Но подхваченный стихией "производства" романа, я всегда ощущаю потребность ритмизировать. Раньше это поначалу вызывало у меня некоторое недоумение, потому что с точки зрения прозаика конструкция строфы всегда предусматривает некоторую архаику, из которой ты не можешь выбраться. Но потом я понял, что именно рифма дает мне какие-то совершенно непредвиденные возможности для романа. Это все равно что открыть какую-то новую "иконку" на компьютере. В результате этого возникает некий супертекст или гипертекст. С тех пор я пишу все свои новые романы как некую попытку уйти в поэзию. Вот Римма Казакова удачно процитировала стихи Мао Дзэдуна. Я плохо знаю современную китайскую поэзию, но как человек своего поколения помню его стихи. Герой одного из его стихотворений сидит на берегу Янцзы. Не помню в рифму, но смысл такой: "Я сижу на берегу реки, в одной руке я держу стакан белого вина, в другой руке - стакан красного вина. Надо мной летят гуси. Они летят на север (или на юг? Это в зависимости от понимания читателя). Скоро Великий Поход. И я выливаю в реку и белое вино, и красное". Ему хватало слововыражения. Я очень рад, что сделал это признание в Пекинском университете.
Владимир Маканин
Василий Павлович очень правильно сказал о некой словотворческой недостаточности современного романа как жанра, и о сложностях, с которыми сталкивается писатель в момент его написания. Эту недостаточность по-разному объясняют. Мне не раз приходилось испытывать это чувство, и довольно мучительно. И в какое-то время мне посчастливилось найти решение этой недостаточности, по крайней мере для самого себя. С современной точки зрения, роман это мышление сценами. Мышление сценами ведет роман к какому-то финалу, что и дает ощущение его законченности. Но с тех пор как появилось кино, эта замечательная способность романа стала как-то незаметно терять свою новизну. Кино украло самую сердцевину романа: мышление сценами, сценический эффект. Для меня это было трудно осознать, что традиционный роман сегодня - это тупик. Какой бы талантливый человек ни написал сегодня роман, его роман станет последователем кино. Когда мы читаем роман, и чем он лучше, тем это заметнее, мы видим, что на самом деле идет о фильме, о мышлении сценами. Роман как бы "цепляется" за искусство кино, пытаясь всем напомнить о том, какой он был когда-то хороший. Как это все здорово было когда-то!
И тогда я в своем писательском опыте сделал шаг назад. Я отступил в дороманную прозу. Это была проза Монтеня, Рабле, римлян и греков, и отличалась эта проза именно тем, что они не мыслили сценами, не мыслили "картинками". Они вставляли это эпизодами, не наращивая, не превращая это в драму. Они мыслили мыслью! Это была совсем другая эпоха. Когда сейчас вы читаете дороманную прозу, вам становится странно, вам сначала кажется, что это просто плохой перевод. Рабле, Монтень, Плутарх, кто угодно. И только потом вы понимаете, что человек мыслил не так, как привыкли мы. Он не располагал картинку за картинкой. Вот замечательный пример из Светония. Император во время триумфа въезжает в Рим, убавляет пенсию ветеранам войн и заодно крадет собрание камней из сокровищницы. Представьте себе: триумфальные ворота, въезжает император с войском. И в это же самое время он убавляет пенсию ветеранам и одновременно (!) крадет сокровища! Любой современный редактор сказал бы такому автору: сначала сделай сцену въезда, затем расскажи про сокращение пенсии, а потом изобрази, как вечером, колеблясь и рассматривая сокровища, он их крадет. Но у Светония все это дается в одной фразе! Тут нет картинки, одна голая мысль. Нам это непонятно, потому что мы заложники сценического мышления. Перспективы нового романа я вижу в возвращении от мышления сценами к мышлению словом, мышлению мыслями. И только такое мышление приводит к самым великим книгам. Например, к Конфуцию. Это трудный опыт возвращения, но, на мой взгляд, именно у него есть будущее. Хотя, конечно, каждый художник найдет собственный путь отступления, свой путь возврата, чтобы не потерять главное, что есть в нем самом.
Главное, мы должны перестать быть рабами другого искусства - кинематографа.
Алексей Варламов
Я очень рад снова оказаться в Китае. Я был здесь четыре года назад, и это было крайне важное событие в моей жизни. Владимир Семенович Маканин интересно говорил о том, как нужно бороться со "сценами". Но я вижу проблему в другом. Современное российское общество страшно идеологизировано и мифологизировано. Нам нужно прежде всего разобраться в своих отношениях с собственными историческими мифами. Это не правда, что русская литература умерла. У нас сейчас очень хорошая литература. Конечно, наша делегация не представляет весь спектр современной русской литературы. Современная русская литература очень богата. Но проблема в том, что все эти богатства современной литературы сложно находят свой путь к современному читателю. Современный человек предпочитает кино, в еще большей степени - телевидение. Разумеется, это проблема не только наша, но и общемировая.
Главная проблема современной литературы - это проблема "желтизны". В советское время жесткая идеология душила свободную мысль. Но сегодня "желтая", коммерческая, буржуазная, назовите как угодно, идеология душит ее в не меньшей степени. И так же, как раньше, от писателя ждут ответа на вопрос: как с этим бороться? Я даже думаю, что мы стали менее свободными и более зависимыми, чем были в советское время. Мы тоже становимся рабами пропаганды, только еще более изощренной.
Я думаю, что главная задача литературы сегодня - это вызывать в читателе чувство противостояния этому. Литература должна очищать читателя от ложных страхов, ложных мифов. Не случайно самой популярной литературой сегодня становятся дневники, мемуары, свидетельства самых простых людей. Мы хотим понять: что с нами на самом деле произошло и как нам жить с этим опытом дальше?