Поделиться
Но хитроумный сыночек турецкого подданного из бессмертного романа Ильфа и Петрова не нашел бы на пляжах Рио-де-Жанейро фланирующих миллионеров в белых штанах. Сегодня по Копокабане бегают веселые барышни в купальниках всех цветов и мастей и плейбои с наушниками в ушах. Все остальные играют в футбол, или волейбол, вовсе не стремясь окунуться в суровый мощный прибой океана.
Вообще, сказать что-то определенное о стране, чье население за три десятилетия увеличилось вдвое, довольно затруднительно. Еще труднее за неделю визита разобраться в хитросплетениях ее социального и культурного устройства.
Когда подлетаешь на самолете к городу Сан-Паулу, который вырос огромным монстром на севере страны, видишь море огней. Это бескрайний 30-миллионный мегаполис разлегся своими небоскребами на широком горном плато вдоль океана. На карте кажется, до Атлантики - рукой подать. На деле до нее надо добираться на машине через высоченный перевал часа полтора. Бразильцы шутят, что именно отдаленность от пляжей спасла жителей Сан-Паулу от поголовного тунеядства вечно праздного Рио. Вынужденные вместо купания трудиться они создали едва ли не самый большой город на континенте, а в нем - колоссальные промышленные и финансовые корпорации. Не менее крупные, чем у нас. Но в отличие от нас бразильцы нашли способ обуздать корпоративную гордыню своих магнатов - они создали фонд SESC. Каждая компания отчисляет в нее изрядный процент своего дохода на формирование культурного и образовательного бюджета страны (не считая больших государственных ассигнований). Благодаря деятельности SESC стали возможны колоссальные культурные и образовательные проекты, которые непрестанно набирают силу.
В национальном парке культуры в Сан-Паулу несколько лет назад построили здание для проведения международной биеннале современного искусства, одной из самых престижных в мире. О бразильском архитектурном чуде уже столетие знает весь мир. С тех пор, как сюда проникло влияние Ле Корбюзье, архитектурные шедевры Оскара Нимейера и его коллег множились здесь год за годом. Самые причудливые и впечатляющие глаз формы обретают здесь даже католические храмы. Один из них высится в историческом центре Рио-де-Жанейро - это колоссальное строение, явно отсылающее к библейскому образу Вавилонской башни.
И все же представить себе, что в субтропическом раю, где растут ананасы ("Абакаши, абакаши!", - точно туземец кричал нам директор Чеховского фестиваля и организатор нашего путешествия, Валерий Шадрин, подсовывая сладкие кусочки дивного фрукта), вкус которых нам даже не снился, где едят много мяса и по вечерам танцуют, жарко раскачивая бедрами, зажигательную самбу,- что здесь живут изощренные ценители театра, довольно трудно. Между тем именно это мы и обнаружили на открытии первого русского сезона в Бразилии. В Сан-Паулу публика тонко реагировала на непростые сценические построения московской "12 ночи" в постановке англичанина Деклана Доннеллана. Но, как оказалось, еще больший шквал аплодисментов обрушился на исполнителей "Бориса Годунова" (того же Доннеллана) в ленивом, курортном, жарком Рио (в разгар зимы здесь было больше 30!), где никакой театр немыслим по определению.
Тех, кто ходит в Бразилии в театр (а их, как и везде в мире, - абсолютное меньшинство), отличают то же простодушие и глубинная способность радоваться каждому мгновению жизни, что и тех, кто танцует самбу на площадях и в ресторанчиках. Есть в них и общая способность понимать смысл любого жеста - в слове, звуке или движении. В Сан-Паулу, где бегущая строка с переводом никак не могла найти нужный ритм и все время опаздывала или наоборот вдруг начинала гнать текст Шекспира со скоростью ламбады, публика не стала кашлять, скрипеть стульями или кричать. Она попросту проигнорировала перевод, чтобы окончательно отдаться танцу актерской игры. И ее реакции были не в пример точнее и тоньше тех, что получали актеры в Москве. Загадка этой отзывчивости стала для нас одной из самых интригующих на пути познания Бразилии.
На Копокабане в Рио-де-Жанейро до сих пор живет гений современной архитектуры Оскар Нимейер. Мы, к сожалению, не успели посетить его, но как говорят, он с удовольствием принимает у себя русских и рассказывает им о своей страстной любви к Сталину. Вообще, ностальгические вздохи о прошлом здесь так же в моде, как и у нас. Многие (и не только пожилые) бразильцы вздыхают о тех временах, когда при военной диктатуре не было таких резких социальных контрастов, и фавеллы (то есть - трущобы) не росли как на дрожжах.
Но попробуй поделиться радостью познания Бразилии с теми, кто отвечал за проведение там русских гастролей! Три спектакля так и не были сыграны (а впереди еще два месяца этого беспрецедентного театрального марафона!), и все потому, что таможенные службы бастовали и целый месяц держали на таможне декорации "12 ночи". Там у них разгар предвыборных страстей, объяснили нам, и каждое ведомство использует случай, чтобы насолить политическому противнику. И пока президент Фунарте - национального фонда по культуре и искусству, а по совместительству - любимец мыльных опер Антонио Грасси - не позвонил президенту, местная таможня и пальцем не повела.
Чудеса местного быта и культурных привычек открывались нам шаг за шагом. Бразильцам, например, совершенно чужд культ старины. Они бросают свои исторические центры на разграбление жителей фавелл, страшных трущоб, скворечнями раскиданных по всему городу. Старые шикарные дома, небоскребы начала ХХ века или живописные образцы барокко и неоклассики, ветшают на глазах, и гулять там в темное время суток просто небезопасно. Попытка нашего спутника, оператора канала "Культура", снять фасад муниципального театра Рио, как две капли воды похожего на "Гранд-Опера", чуть не окончилась трагически - со всех сторон огромного сквера к нему потянулись темные личности, точно вышедшие из пьесы Горького "На дне".
Горький, кстати, стал едва ли не самым любимым театральным автором бразильцев. Патриарх бразильской сцены, 68-летний режиссер Жозе Селсу, именно его пьесой "Мещане" открыл в конце 60-х самый безумный театр на континенте - Teatro Oficino. Этот театр, чье здание в Сан Паулу похоже на длинный тоннель, и сегодня поражает своих зрителей леворадикальными эскападами в духе американского "Ливинг-театра" - авангардистской легенды 60-х годов.
Этот седой живописный старик, готовый ночь напролет читать стихи Маяковского, неуловимо похож на самых экзотических жителей фавелл - тунеядцев, потомков африканских рабов и авантюристов с Запада, беззастенчивых воров, торговцев марихуаной и певцов анархии. И в этом - тоже Бразилия, таинственная и неуловимая, которую нам еще только предстоит открыть. Не случайно Михаил Швыдкой, побывавший там впервые вместе с автором этих строк, сказал, что у нас немало общего: обе наши страны попали в полный драматизма период стремительной трансформации. Мы должны познакомиться.