03.03.2006 03:31
    Поделиться

    Алексей Варламов: Конфликт Толстого и Церкви - одна из болевых точек ХХ века

    Сто пять лет назад Льва Толстого отлучили от православной церкви

    В Ясной Поляне состоялась беспрецедентная встреча представителей Русской православной церкви с историками литературы и писателями.

     

    Встреча была, мягко говоря, жаркой. Льва Толстого отлучили от Церкви в 1901 году, больше ста лет назад, но до сих пор проблема эта многим не дает покоя. Как и могила Льва Толстого в Ясной Поляне - может быть, самая странная могила на свете. Ни креста, ни плиты, только могильный холмик в лесу, всегда укрытый свежим дерном. Наиболее знаковые участники конференции высказались в интервью "РГ".

    Валентин Курбатов, критик, историк литературы

    Российская газета | Кто более виноват в расколе Толстого и Церкви? Толстой или Церковь?

    Валентин Курбатов | Богослов Георгий Флоровский писал: если вы не нарушили хотя бы одну Божественную заповедь, значит, с вами что-то неладно. Все нарушали и нарушают. Кроме, может быть, осмотрительного Григория Богослова. Я вспоминаю митрополита Антония Блума, который остерегал нас от повторения наших ошибок. Древние задавали себе вопросы и потому находили на них ответы. А мы слишком долго живем, не задавая себе вопросы, в ожидании восьмого собора.

    Придет новая толстовская годовщина, новые писательские встречи, и снова будет задан вопрос: почему на могиле Льва Николаевича нет креста? Но почему никому не приходит в голову, что крест ставится не на могиле, а на храме. Если правильно смотреть, то под каждым крестом наш храм. Может быть, разрушенный, поруганный, но храм. Что же касается Толстого, он лежит в своей могиле, со своей Гефсиманией и со своей Голгофой. И это задает вопрос нам и Церкви. Я думаю, что когда мы начнем по-настоящему понимать трагедию Толстого, со всей силой его страдания и веры, этот крест сам вырастет на его могиле. И мы поймем самое непостижимое, что это не просто крест, а Древо жизни.

    Мы еще не пытались быть верующими по-настоящему. А нам придется ими стать. Нам придется как-то ответить на то, что прежде нас веровали целые поколения. Нам придется стать христианами. Иначе нас просто не станет или мы станем второстепенным народом, которым уже почти становимся. И никакая нефть, никакой газ нас не спасут. Нам придется поверить, что Евангелие - это буквальная правда. А именно так и пытался читать Евангелие Толстой. Именно понимая его не иносказательно, а буквально. Написано: "не убий", значит, не убий! Написано "не суди", значит, не суди! Значит, не должно быть армии и судов. А мы придумали какой-то расплывчатый гуманизм, который на самом деле есть ускользание от евангельской истины. Мы все время пытаемся расширить себе дорогу в Царство Небесное. А расширить ее не получится. Эта дорога размером с игольное ушко.

    Алексей Варламов, писатель:

    Российская газета | Как писатель вы, очевидно, должны быть на стороне Толстого. Как вы считаете, должна ли наша Церковь раскаяться в отношении акта отлучения великого русского писателя, как это сделала католическая церковь в отношении своей истории инквизиции? Или это другая проблема?

    Алексей Варламов | Надо быть честными. Толстой сам поставил себя вне Церкви и не скрывал этого. В чем должна каяться Церковь?

    РГ | Это его проблема прижизненная. Почему сегодня, спустя сто лет, нас так волнует проблема отлучения Толстого от Церкви?

    Варламов | Потому что мы пытаемся разобраться, что с нами произошло. Конфликт Толстого и Церкви - это одна из болевых точек ХХ века. Этот конфликт позволяет ответить на вопрос, что привело Россию к революции. Это был один из тех моментов, когда мы раскачивали свою лодку. Но главная проблема этого смутного времени была в том, что люди и их роли не совпадали. Люди желали добра, блага и совершенно искренне совершали поступки, которые приводили к совершенно противоположным результатам. Так было с Толстым. Но и Церковь совершала серьезные ошибки.

    РГ | Отлучение Толстого было ошибкой?

    Варламов | Не возьмусь судить. Я думаю, что это была безвыходная ситуация. Синод не мог поступить иначе.

    РГ | Почему? Мало ли было неверующих людей. Даже среди писателей. Тургенев, Чехов, Горький... И никого не отлучали.

    Варламов | С таким авторитетом, какой был у Толстого, это было уже не просто неверие. Это был духовный бунт.

    Отец Георгий, проректор православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета:

    Российская газета | С момента отлучения Толстого от Церкви прошло уже более ста лет. Почему эта проблема продолжает нас волновать? И волнует ли она современную Церковь?

    отец Георгий | Сложно сразу ответить. Тут целый комплекс причин. И главная причина заключается в том, что не все люди правильно понимают смысл и значение этого синодального акта. Фактически сто лет назад Церковь засвидетельствовала тот очевидный факт, что Толстой сам отпал от Церкви. Она была обязана это сделать, и сделать всенародно. В таких ситуациях она молчать не может. И очень характерно, что в своем ответе Синоду Толстой повторил все свои аргументы, направленные против Русской православной церкви. Таким образом, он сам засвидетельствовал, что это отлучение было адекватным шагом. В этой ситуации все разговоры о пересмотре этого акта мне кажутся несерьезными. Характерно, что никто из родственников Толстого никогда не требовал этого. То есть родственники понимали, что Толстой отпал от Церкви сам.

    РГ | Но было возмущенное письмо Софьи Андреевны по поводу этого синодального акта..

    о. Георгий | Это была просто ситуативная реакция. По сути, если вспомнить, что Толстой писал против догматического учения Церкви, никаких вопросов о снятии с него отречения быть не может. Мы должны направить наши усилия в другую область, в научную. Исправить это положение невозможно, но нужно его изучать и понимать. Например, нужно понять, почему такое большое количество русских людей выразили симпатию Толстому после его отлучения, то есть поддержали его, а не Церковь. С этой точки зрения отлучение Толстого - это очень знаковый момент русской истории. Реакция на это отлучение показывает, что значительная часть русского интеллигентского общества была расцерковлена и расхристианизирована.

    И с этой точки зрения, значение конференции, подобной нашей, может быть очень велико, потому что сейчас становятся крайне актуальными проблемы, которые она затрагивает: возвращение в лоно Матери-Церкви русской интеллигенции и всего русского народа, проблемы свободы совести, воспитания детей и молодежи и многих-многих других.

    Владимир Толстой, директор музея-заповедника "Ясная Поляна", праправнук Л.Н. Толстого:

    Российская газета | Владимир Ильич, для вас Толстой не просто писатель и духовный авторитет. Это ваш прапрадед. Лично вам важно, чтобы Льва Николаевича вернули в лоно православной церкви?

    Владимир Толстой | Я никогда так не ставил перед собой вопрос. Потому что о возможности такого возвращения нужно спрашивать не меня, а другого Толстого. Но, к сожалению, сегодня спросить его об этом уже не получится. Но ситуация действительно сложная. Есть православная церковь, есть наше общество, довольно аморфное, и есть семья Толстых, которая все равно неправомочна решать что-либо за Льва Николаевича. Для меня важнее другой вопрос. Нельзя проходить мимо этого явления.

    РГ | Какого явления?

    Толстой | Я имею в виду конкретное определение Святейшего Синода от февраля 1901 года. Я глубоко убежден, что это было одно из очень важных исторических событий в истории государства Российского, косвенно или даже прямо повлиявшее на дальнейший ход событий, расколовшее русское общество и по вертикали, и по горизонтали.

    Валентин Курбатов сегодня хорошо сказал: "Я верующий, православный человек. Но я не могу отказаться от Толстого. Я пытаюсь уместить в своем сердце и православие, и Толстого. А это непросто".

    РГ | Для вас это еще и семейная трагедия. Скажите честно, вы хотели бы, чтобы над могилой вашего прапрадедушки поставили православный крест, как это требуют многие верующие почитатели Толстого? Курбатов сказал, что крест сам вырастет, но понятно же, что сам он не вырастет.

    Толстой | Это очень непростой вопрос. Этого, прежде всего, не хотел сам Лев Николаевич. Если бы он этого хотел, он прямо сказал бы об этом в завещании. А он сказал в завещании прямо обратное: не надо над моей могилой ни крестов, ни каменьев. Поймите, дело не в формальных вещах. Ну что, водрузим крест и решим проблему? Нет, конечно.

    Моя идея другая. Ныне действующая православная церковь с учетом опыта ХХ века и уже начала ХХI могла бы пересмотреть свое синодальное решение столетней давности и публично выразить свое какое-то новое отношение к Толстому. Не как к еретику, врагу православия и т. п. Проблема в том, что со стороны Толстого мы ничего сделать не можем. А вот Церковь со своей стороны сделать что-то может. Да, тут должно быть неординарное и очень тонкое решение. Такое решение, которое бы эту разрубленную сто лет назад рану как-то подлатало. Именно тонкое и мудрое решение. Чтобы оно не оскорбляло ортодоксально верующих православных людей и в то же время не отлучало Толстого от современного верующего читателя. Это не должна быть отмена определения Синода. Это должно быть именно новое, в новых исторических условиях публично высказанное отношение Церкви к одному из лучших сынов России.

    Поделиться