Поделиться
Звонок сквозь время
Российская газета | Александр Григорьевич! Мне не раз доводилось бывать в клиниках, где лечатся ребятишки, страдающие онкологическими заболеваниями. Смотреть на них, на их родителей не хватает душевных сил. А вы каждый день смотрите в их глаза, в глаза их родителей, отвечаете на их нескончаемые вопросы, в том числе на главный: мой ребенок будет жить? Откуда силы?
Александр Румянцев | Недавно, давая интервью одной из газет, я одновременно отвечал на вопросы "прямой линии" с читателями. Первые звонки были от тех родителей, чьи дети выздоровели, чьи дети уже стали взрослыми, сами стали родителями. Позвонила моя девочка, которой теперь уже 42 года, которую я лечил, когда она в семь лет попала ко мне в Морозовскую больницу - тогда там работал - с диагнозом "острый лейкоз". Моему самому старшему "внуку", родившемуся у девочки, которую я лечил в 1972 году, исполнилось 23 года.
РГ | И этот ваш "внук" совершенно здоров? Или он у вас под наблюдением? Бытует же мнение о наследственной передаче заболеваний крови.
Румянцев | "Внук" абсолютно здоров. Здорова его мама: уже тридцать лет после того, как ей был поставлен смертельный диагноз.
РГ | Так что, можно говорить о том, что рак крови теперь не смертельный диагноз?
Румянцев | Сейчас в России выздоравливают 70 и более процентов. За этой статистикой прежде всего организация лечения таких ребятишек в специализированных отделениях детских многопрофильных больниц, а не в клиниках и диспансерах для взрослых. Далее. Внедрение международных технологий лечения, подготовка специалистов на базе лучших зарубежных клиник.
РГ | Но до сих пор некоторые считают, что онкологические недуги лучше лечить в онкологических учреждениях. А вы говорите, что успех пришел потому, что детскую онкологию передали в многопрофильные больницы.
Румянцев | Не вообще в многопрофильные, а именно в детские. Детей должны лечить именно педиатры, а не те, кто лечит взрослых. Тут особая специфика. И наш, да и мировой опыт показал: только объединение усилий врачей разных специальностей может принести желаемый результат. Вот ребенок со злокачественной опухолью головного мозга. Он не получит никакой помощи в онкологической службе взрослых. Для лечения такого ребенка нужна команда детских специалистов, в нее должны обязательно входить: нейрохирург, патолог, лучевой диагност, невропатолог, офтальмолог, радиолог, клинический онколог. О клиническом онкологе добавлю два слова. Это он после установления диагноза объединяет усилия "узких" специалистов и ведет и ребенка, и его семью в течение как минимум трех лет. Это обеспечивает не только выздоровление ребенка, но и качество его жизни.
РГ | Так много дает организация процесса?
Румянцев | Именно так. А деньги прежде всего нужны для обеспечения необходимой технологии. Технология, или по-немецки "формула мастера", - это фактически междисциплинарный жесткий протокол ведения ребенка с момента, когда ты в первый раз говоришь ему "здравствуй", и до момента, когда отправляешь здорового ребенка в большую жизнь. Как правило, такой протокол рассчитан на два-три года. Он включает в себя санитарно-гигиенические условия, специальный уровень генетической и молекулярной диагностики, определенные средства медицинского назначения, дорогостоящие лекарства, специальное оборудование для лучевой диагностики и лечения...
Протокол на три года
РГ | Что-то не припомню, чтобы где-то была такая аппаратура, ориентированная именно на детей.
Румянцев | Не припомните, потому что ее нет. Большинство онкологических диспансеров, где вынуждены проводить лучевую терапию детям, до сих пор оборудованы кобальтовыми пушками, а не ускорителями со специальными защитными насадками для детей. Для того чтобы внедрить оптимальные методы лучевой терапии, без которой современное лечение многих заболеваний немыслимо, нам пришлось попросить немецких коллег пересчитать лучевую нагрузку для кобальтовых пушек. Не лучший выход, но хоть что-то.
РГ | Лекарства, которые используются для лечения таких ребятишек, стоят безумных денег. Не в каждой семье такие деньги есть...
Румянцев | Не все знают, что до 1995 года все лечение наших больных осуществлялось за счет гуманитарных акций. Многое в свое время сделала Раиса Максимовна Горбачева. Немецкая благотворительная организация КЭР-Германия создала в России 12 детских центров онкологии и гематологии, обеспечила их оборудованием и лекарствами на три года вперед. Наина Иосифовна Ельцина помогла в организации центров в Екатеринбурге и Рязани... И только в 1995 году Минздрав России при поддержке Госдумы РФ создал специальную целевую программу обеспечения лекарствами центров детской гематологии и онкологии. И уже десять лет Федеральный фонд обязательного медицинского страхования выделяет средства для централизованной закупки и целевой доставки в наши отделения необходимых и незаменимых лекарств. Все эти лекарства импортные, так как для детей мы обязаны использовать только те препараты, которые прошли необходимые клинические испытания.
РГ | А что же наша фармацевтическая промышленность?
Румянцев | Она выпускает препараты. Неплохие. Но они не прошли клинические испытания на детях, потому мы их применять не можем. В 1996 году на лекарственное обеспечение детей с онкологической патологией в 18 центрах затрачено примерно полтора миллиона долларов. Потом в течение десяти лет эти суммы росли. И в прошлом году средства из Фонда обязательного медицинского страхования и средства бюджета, направленные президентом России целевым образом только на оплату лекарств, составили 25 миллионов долларов для всех 83 центров от Владивостока до Калининграда. А это 3500 специализированных коек, где все дети, что очень важно, лечатся по тем или иным мировым стандартам. С прошлого года никаких проблем с лекарственным обеспечением наших пациентов нет.
Клетки в банке
РГ | Так что теперь ребенка с опухолью, например, мозга не обязательно везти к вам в клинику? Можно успешно лечить в Краснодаре или Хабаровске?
Румянцев | Не обязательно. Более того, мы придерживаемся позиции Антона Павловича Чехова: "нет национальной науки, как нет национальной таблицы умножения. Все, что национально, это не наука и не практика". Так вот в применении к нам: технологией называется такой процесс, который доступен всем специалистам, работающим в нашей отрасли.
РГ | И за рубеж нет смысла отправлять малыша?
Румянцев | В стандартных случаях такой необходимости нет. Другое дело те 30 процентов детей, которым мы помочь до конца пока не можем. Для них нужны такие методы, как трансплантация костного мозга или стволовых клеток периферической и пуповинной крови, методы точечной и генной терапии.
РГ | Александр Григорьевич! Последний раз в вашей клинике я была лет пять назад и тогда писала о том, как детей, лежащих в боксах, готовили к пересадке костного мозга, о тех, кому такая процедура уже была проведена. А вы сейчас говорите, что для такого лечения надо ребенка везти за рубеж?..
Румянцев | В прошлом году в четырех клиниках России (в Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске) было сделано 118 трансплантаций костного мозга детям. А потребность в России составляет полторы тысячи в год. Значит, пока мы можем помочь лишь одному из десяти нуждающихся. И это потому, что в России до сих пор нет банка неродственных доноров костного мозга. Стоимость этого материала в зарубежном банке - 18-20 тысяч евро. Это дополнительно к стоимости самой трансплантации. Но у нас до сих пор стоимость неродственного материала, необходимого для пересадки, не оплачивается. И каждый раз мы вынуждены ходить с протянутой рукой, искать спонсоров. Альтернативой к этому стал организованный нами вместе с Департаментом здравоохранения Москвы банк пуповинных стволовых клеток.
РГ | Что это значит?
Румянцев | После того как женщина рожает и пуповина перевязана, ребенок отделен от матери, в плаценте и остатке пуповины остается 100-150 миллилитров крови, содержащей примерно пять процентов стволовых клеток. Всю жизнь этот ценнейший продукт выбрасывали. Мы научились выделять из него стволовые клетки, типировать их (определять тканевые параметры) и хранить для неродственной трансплантации. Мы впервые в России провели пять успешных трансплантаций пуповинных стволовых клеток. За рубежом их сделано более шести тысяч. Внедрение новых высоких, дорогостоящих технологий позволит уменьшить количество неуспешных тридцати процентов более чем наполовину. И это благодаря тому курсу, который сейчас избран на внедрение высоких технологий в рамках национального проекта "Здоровье".
1 февраля мы открыли первый в России новый Центр детской гематологии и онкологии с трансплантацией костного мозга в областной детской больнице Екатеринбурга. В будущем году откроется Центр имени Раисы Горбачевой в Санкт-Петербурге. Аналогичные центры строятся в Омске и Челябинске. Есть планы по реализации таких технологий в Ростове-на- Дону, Самаре и Хабаровске. В рамках межправительственного соглашения между Германией и Россией будет построен первый в нашей стране научный Центр детской онкологии, гематологии и иммунологии с использованием новейших медицинских технологий. В нем трансплантация костного мозга и стволовых клеток станет на поток.
РГ | Кто возглавит центр?
Румянцев | Ваш покорный слуга.