Книжная ярмарка: кто победит в схватке за читателя?

В первый день на сцене между двумя павильонами ВВЦ играла музыка, выступали ответственные лица, а внутри павильонов царило радостное оживление. Но пришедшие на ярмарку в субботу и воскресенье (а именно в эти дни был основной наплыв посетителей) не могли не отметить, что праздник книги постепенно превратился в серьезную издательскую битву за читателя, к счастью, бескровную. В одно и то же время на близко расположенных стендах представлялись книги и их авторы, которые вызывают повышенный читательский спрос. В какой-то момент книжная ярмарка стала напоминать нью-йоркскую биржу.

Столпотворение было ужасное! Рассмотреть лица авторов, подписывающих свои книги, было практически невозможно, для этого нужно было не просто купить книгу, но и отстоять приличную очередь к виновнику торжества. Микрофоны и репродукторы отчаянно фонили, писательских голосов, отвечающих на вопросы читателей, порой не было слышно, они перекрывали друг друга, а громче всех звучали голоса издательских "зазывал", обещавшие "самую замечательную книгу самого замечательного писателя с самым замечательным автографом".

С одной стороны, это радовало. Если читатели с такой страстью и терпеливостью рвутся к любимым авторам, значит, престиж писательской профессии растет. С другой стороны, все более отчетливо вырисовывается ситуация издательского монополизма, когда крупные "акулы" книжного бизнеса вытесняют малые издательства, особенно региональные, а главной стратегией книжного рынка становится не живое слово писателя, но книжные проекты.

В XIX веке и практически на протяжении всего ХХ книжные проекты не имели своего человеческого имени и таким образом не подменяли собой писателя. Не было проекта "Пушкин" и "Достоевский", а были великие поэт и прозаик, которых боготворила публика и текстов которых с нетерпением ждали издатели.

Сегодня проект - это имя. "Александра Маринина", "Борис Акунин", "Дарья Донцова", "Оксана Робски", "Юрий Поляков" и т.д. Намеренно называю очень разных авторов с разной степенью волевой сопротивляемости издательскому диктату. Например, Акунин и Поляков сами навязывают издательствам свои проекты и, соответственно, меняют издателей по своему усмотрению. Но уже Донцова и Робски - это характерный пример, когда за проектом не видно собственной творческой воли. Донцова породила столько подражателей, что уже забыли, что она сама является Хмелевской местного розлива. Она всецело зависима от своих читательниц, которые (я слышал это неоднократно) читают ее скороспелые книги, чтобы "не думать ни о чем". Это уже не литература, но легкий дамский наркотик.

И уж совсем характерный пример - Оксана Робски. Замечательное определение "рублевские жены" (по названию Рублевского шоссе, где строятся самые богатые особняки в Москве), к которым она без стеснения себя относит, по-существу, исчерпывает весь ее "проект". Ну и вопросы были соответствующие. "Как ваши соседи относится к вашей прозе?" - "Нормально. Я же не стану возражать, чтобы они сажали огурцы". "У вас есть дети?" - "Некорректный вопрос". Соответственным было и представление автора издательством "РОСМЭН": "Красивая и богатая".

На фоне Робски выгодно отличался пермский прозаик Алексей Иванов, которого раскручивает издательство "Азбука". И хотя его романы "Сердце Пармы" и "Золото бунта" невозможно читать, не вооружившись словарями уральских диалектов, наличие живой писательской воли тут несомненно. И потом Урал еще, слава богу, больше по масштабу, чем Рублевское шоссе.

Кто победит в этой великой битве за массового читателя?

Думается, это все еще зависит не только от агрессивной издательской политики, но и от авторского таланта и читательского ума. Очень хотелось бы, чтобы мы оставались не только одной из самых читающих стран мира, но и одной из не самых глупых. Это вопрос не просто чтения, а национального самосохранения.