Поделиться
Российское население загадало социологам очередную загадку. В разгар политического межсезонья 42 процента опрошенных вдруг заявили, что в нашей стране может случиться революция, подобная тем, что произошли в Грузии, на Украине, в Киргизии. Но при этом более трети респондентов считают, что в России нет независимой и влиятельной оппозиции, а 43 процента на ближайших выборах намерены голосовать за действующих правителей.
ЕСЛИ оппозиция, по оценкам россиян, слаба, да к тому же народ склонен поддерживать власть, то откуда предчувствие революции?
Попробуем разобраться.
Опрос о том, возможно ли у нас производство "бархата" по экспортным технологиям, проводил Фонд "Общественное мнение". Оказалось, 44 процента населения полагают, что страна идет "не туда", лишь треть опрошенных удовлетворена нынешним политическим и экономическим курсом. Протестные настроения по сравнению с началом 2000 года возросли более чем в два раза - с 13 процентов до 30.
Но быть недовольным властью еще не значит желать ее низвержения. И этого действительно мало кто желает. Только 5 процентов респондентов изъявили готовность принять участие в массовых акциях протеста. Тем не менее призрак революции - "оранжевой" или какой там еще - бродит в России по умам. С чего бы?
Хочу поделиться предположением. Предчувствие революции рождается не только и не столько из массовой неудовлетворенности жизнью и тем более не из желания выйти на улицы. Это, скорее, раздраженный отклик на пропаганду, убеждающую, но мало кого убедившую в том, что революция - экспортный товар, поставляемый в страны СНГ из США. Вчера - Грузия, Украина, Киргизия… А завтра?
После грузинской "революции роз" никто не спрашивал, в какой еще из постсоветских стран вскоре произойдет смена режима. Казалось, происшедшее в Грузии имело особую политическую природу. Кому-то верилось, что "розы" или иные цветы, если они высажены не властью, не приживутся на почве бывших республик СССР. "Оранжевая революция" на Украине сильно поколебала эту веру. А смена власти в Киргизии, мятеж в Андижане развеяли последние иллюзии относительно долговечности режимов, установившихся в странах СНГ.
Чем же ответила политическая элита России на этот вызов? В большинстве своем - толками о заговоре внешних сил, стремящихся взорвать стабильность на постсоветском пространстве. О том, что режимы в бывших республиках СССР подвергаются угрозе со стороны Запада, не жалеющего средств для свержения этих режимов. Но, как показал опрос, лишь 5 процентов россиян объясняют смену власти в соседних государствах происками западных недругов. Большинство же видит причину бархатных революций в нечестных выборах, фальсификации результатов голосования. Вероятно, в этом контексте и следует понимать тех, кто не исключает революции в России. Уже сейчас более половины опрошенных сомневаются в том, что следующие парламентские выборы пройдут без манипуляций и отразят народное волеизъявление.
ЕСЛИ большинство россиян не верит в заговор внешних сил, но толкует о возможной революции, значит оно верит в заговор сил внутренних? Ничуть. По опросам ВЦИОМа, только 7 процентов населения воспринимают оппозицию всерьез, а симпатизирует ей лишь 23 процента.
Что ж, исчерпанность оппозиционного потенциала как на правом, так и на левом фланге вполне очевидна. Не менее нагляден и острый дефицит свежих идей, новых лиц там и тут. И уж никто не рассматривает СПС или КПРФ как демократический или коммунистический авангард. Судьба обеих этих партий, отмеченных печатью неуспеха, у сторонников той и другой может вызывать сочувствие, но никак не желание еще раз довериться им.
Геннадий Зюганов полагал, что очищение компартии от "соглашателей", "оппортунистов" и прочих "прислужников власти" сплотит оппозицию, а центральной консолидирующей фигурой станет он сам. Не получилось. Потому что вождь коммунистов долгое время вел себя непоследовательно, то и дело греша лицемерием и двойными стандартами. Провозгласив отказ КПРФ от руководящих кресел в Думе и примерно наказав трех ослушников, Геннадий Андреевич как бы не замечал, что еще трое коммунистов - Зоркальцев, Никитин и Севастьянов - преспокойно продолжают руководить вверенными им комитетами. Говоря, что "в партии наблюдаются две тенденции - те, кто готов строиться под Путина, и те, кто готов противостоять проводимой в стране политике либеральной диктатуры полицейского толка", сам же Зюганов образцово олицетворял обе тенденции. Это он только то и делал, что одновременно и "строился", и "противостоял". Но "строился" все же чаще и как-то заметнее.
Попутно выяснилось, что антиправительственные речи и воззвания, колыхание красных знамен, боевая непримиримость к власти имеют единственного адресата, имя которому - коммунистический электорат, тающий день ото дня. Для реальной же политики и отношений с властью это все никуда не годится. Причем не годится настолько, что профсоюзы, прежде не раз принимавшие участие в коммунистических акциях, перестали присоединяться к митингам КПРФ. И ни один мало-мальски серьезный политик левой ориентации в уличных маршах протеста больше себя не "засвечивает". Непрестанный разлад в стане левых имеет и другую причину: как только какие-то фигуры прибавляют в политическом весе и занимают самостоятельную позицию, они тотчас вступают в конфликт с руководством КПРФ.
Что же касается наших демократов, то их мировоззренческие споры и разногласия, принципиальные дискуссии об оттенках либерализма и степени его радикальности интересны сегодня только им самим. А их попытки объединиться уже напоминают дурной анекдот.
Дело осложняется еще одним обстоятельством: либеральные ценности провозглашаются, но системно критиковать власть нашим демократам весьма затруднительно. К примеру, Союз правых сил, представляясь защитником среднего и малого бизнеса, на самом деле является партией крупного капитала. А крупный капитал, зависимый от государства, требует от своих подопечных соблюдения правил игры. Принимать деньги у олигархов и при этом крыть власть почем зря - так приличные люди себя не ведут.
Эту внутреннюю двуликость демократов ощущают и избиратели. Две трети опрошенных отказали СПС и "Яблоку" в праве называться оппозиционными партиями. ЛДПР и "Родина" тоже признаны имитаторами протеста.
Словом, российское общество не считает оппозицию влиятельной силой. Что справедливо. Но оно и не нуждается в ней. Что показательно для нашей массовой политической культуры. Почти половина опрошенных полагает, что оппозиция не нужна. Лишь менее трети населения признает за ней право вырабатывать альтернативный курс и занимать командные высоты. Впрочем, сама оппозиция до сих пор не дала повода относиться к себе иначе. За десять с лишним лет постсоветской истории она ни разу не приходила к власти.
И все же… Как это понимать: оппозиция беспомощна, но революция не исключается? Попытка обнаружить тут логическую связь, боюсь, загонит нас в тупик. Массовое сознание противоречиво. Поэтому удовлетворимся предположением: в обществе зреет… нет, еще не протест, а смутное, подчас не умеющее осознать самое себя, связать следствие и причины, недовольство проводимым курсом. Какого градуса оно достигнет к парламентским и президентским выборам, будет зависеть прежде всего от мировых цен на нефть. Те могут сработать успешнее всякой оппозиции.
Валерий Выжутович