Поделиться
Музыка Бетховена занимает в палитре нынешнего фестиваля особое место - четыре из девяти симфоний прозвучат в исполнении оркестра Мариинского театра. Для Москвы это будет в каком-то смысле премьерой - как ни странно, Бетховен не относится к числу авторов, чьи сочинения Гергиев регулярно включает в свои программы. Хотя, казалось бы, масштаб и пафос бетховенской музыки как раз под стать мощному звучанию гергиевского оркестра.
Не менее удивительно, что из двух симфоний, прозвучавших 2 мая, центральное место заняла не хрестоматийная "Героическая", а менее популярная Первая - разминка гения, в которой Бетховен пробует свои могучие силы. Первая симфония еще сконструирована "по Гайдну" (неудивительно: она написана всего через пять лет после последней из "лондонских" симфоний Гайдна). Однако, формально следуя образцам, Бетховен то и дело нарушает каноны.
Вот это кипение таланта, осознавшего и принявшего традицию и тем не менее готового взорвать ее, Гергиеву удалось воссоздать как нельзя лучше. Дирижер отказался от динамических контрастов, от романтического метания между pianissimo и fortissimo, сосредоточившись на тексте, а не на фактуре. Героями вечера стали контрабасы, которым Бетховен предоставил возможность блеснуть мелодическими возможностями почти на равных со скрипками и виолончелями. Тембровое богатство оркестра Мариинки известно, и тем не менее восхищенно констатируем еще раз - столь слитным, сочным, каким-то шелковистым звучанием группы контрабасов не может похвастать сегодня ни один оркестр России.
Между двумя бетховенскими полотнами Гергиев разместил один из музыкальных раритетов - "Смерть Клеопатры" Берлиоза. Формальный повод для создания этого оригинального сочинения был скромен - в 1829 году молодой композитор в очередной раз пытался получить Римскую премию, дававшую право на трехлетнее проживание в Италии, и писал на заданное либретто. Результат не устроил жюри, однако стал прообразом грядущих монументальных опусов Берлиоза - причудливых гибридов оперной и ораториальной музыки.
В "Смерти Клеопатры" на равных сосуществуют оркестр и человеческий голос. Отчаяние и гнев царицы, ее воззвания к предкам и, наконец, тихое угасание переданы как вокальной строчкой, так и изобилующим оригинальными звуковыми эффектами оркестровым звучанием. Примечательно, что и здесь самыми яркими оказались не полнозвучные крещендо, а тихий финал, в котором Ольга Бородина укротила свое роскошное меццо до едва уловимого шепота, а оркестр даже на пределе слышимости сохранил насыщенную окраску звука.