Поделиться
Принято говорить и считать, что в России более нет политики, что она умерла. Иногда уточняют, что речь идет о публичной политике.
Эта позиция обосновывается тем, что Кремль сосредоточил в своих руках всю полноту власти в стране. Прежде всего за счет выстраивания "вертикали власти", точнее - единственно реального ее отрезка: администрация президента (решает), правительство (считает, а позже реализует), Дума и Совет Федерации (законодательно оформляют). Ниже (уже с уровня министерств), конечно, начинаются проблемы - вертикаль, из которой алчными интересами отдельных чиновников и лоббистских групп выгрызаются целые куски, превращаются в пунктир. Но на самом верху все так жестко и четко, что не оставляет место для альтернатив решениям Кремля, чего бы эти решения ни касались, да и для оппозиции вообще.
Во многом так оно и есть, и такое положение вещей, получившее название "управляемая демократия", само по себе является проблемой. Однако все-таки слухи о смерти политики в нашей стране, даже публичной политики, сильно преувеличены. Изложенное выше обоснование этих слухов не учитывает двух моментов.
Во-первых, выученные (пусть теоретические) на политической истории партии большевиков и (здесь уже больше практически) на реалиях политического процесса 80-х и 90-х годов XX века, мы привыкли воспринимать и анализировать политику лишь в одной ее ипостаси, а именно как борьбу за власть, как искусство и науку захвата власти или удержания ее. Между тем этим политика не исчерпывается. Более того, по преимуществу политика это не борьба за власть, а наука, искусство и практика управления (в первую очередь в масштабах всей страны). И строго говоря, это даже более важно, ибо революции, мятежи, госперевороты и смены лиц и партий у власти в ходе очередных (а тем более внеочередных) выборов суть лишь следствия плохого или очень плохого управления.
Во-вторых, нельзя забывать, что во всякой, даже предельно жестко или авторитарно управляемой системе уровень энтропии (или, несколько упрощенно, хаоса, анархии, словом, неуправляемости) по мере движения от центра к периферии нарастает. Потому-то "властная вертикаль", четко функционирующая в треугольнике Кремль - Краснопресненская набережная - Охотный Ряд, далеко не всегда срабатывает, достигая Тверской, 13 (тоже московский адрес), а во Владивостоке, например, что мы многократно видели, не воздействует полностью и на представителей федеральной власти, не говоря уже о местных группах влияния.
Так что настоящую стабильность общества, в том числе и чисто политическую, нельзя обеспечить никакими властными вертикалями, если нет других системообразующих механизмов типа национальной идеологии, единой морали, общих культурных ценностей, единого правоприменения и т.п.
Следствием того, что политика есть прежде всего управление центра многочисленными и разнообразными (особенно в России) перифериями (не только географическими), а властная вертикаль, монопартийность и контроль над федеральными электронными СМИ не обеспечивают и не могут обеспечить учет и неконфликтное сопряжение интересов всех значимых слоев общества, а лишь понуждают выполнять транслируемые сверху команды, альтернативная политика рождается стихийно, находя для своего проявления неполитические субъекты (если политических мало или они отсутствуют) или даже провластные и официальные структуры.
Именно это мы и увидели в истории с принятием закона о льготных выплатах, обширнейшая дискуссия о котором, несмотря на попытки блокирования этой дискуссии официальными институтами, привела как минимум к нескольким серьезным последствиям.
Ряд льгот, во всяком случае временно, остались. И произошло это не только потому, что власть отступила перед стихийно выражаемыми протестами недовольных граждан. Но и потому, что против реформы выступили все сохранившиеся, пусть слабые, оппозиционные партии. А главное - дрогнуло многократно продекларированное единство "Единой России", протопартии, призванной обеспечивать парламентское конституирование инициатив Кремля. Часть льгот были оставлены в неприкосновенности именно для того, чтобы не допустить преждевременного раскола "ЕР".
Несмотря на беспрецедентные ограничения на демонстрацию публичного недовольства проектом закона и безусловно карикатурные методы ограждения здания нижней палаты парламента от избирателей, на полный запрет митингов и демонстраций протеста власть не решилась. И, надо думать, протестная активность будет постепенно порождать новые политические субъекты - взамен старых, потерявших свою эффективность с точки зрения населения.
Зато власть вынуждена была пойти на расширение информационной кампании в защиту законопроекта. Другое дело, что эта кампания брала не качеством информации, а количеством и массированностью пропаганды и вряд ли переубедила скептиков, а тем более противников закона, создав иллюзию "всенародной поддержки", а не саму поддержку.
Социологи, зафиксировавшие некоторое снижение рейтинга президента в последний месяц, напрямую связали это снижение с идеей льготных выплат. Так это или не так, покажет время. Лично я все-таки указал бы здесь также и грузинское направление российской политики, и ряд масштабных террористических операций в Чечне и Ингушетии. Но важно, что именно социально-экономические, а не чисто политические (в нашем традиционном понимании) проблемы постепенно выходят на первый план в российской политике.
И здесь мы подходим к пункту чрезвычайной важности. Общеполитическая стабильность и решенность вопроса о власти (во всяком случае в массовом сознании), судя по всему, окончательно перевели Россию в разряд нормальных стран. Нормальных в том смысле, что главными вопросами, стоящими перед теми, кто претендует на роли российских политиков и российских партий, и главными причинами, которые теперь будут приводить к отставкам правительства и определенным результатам на выборах тех или иных кандидатов в президенты, станут, как и на Западе в дотеррористическую эпоху, вопросы налогов, образования, здравоохранения, пенсий, доходов населения и т.п.
Хотя вроде бы при Ельцине мы и имели две отставки правительства, вызванные чисто экономическими причинами (отставка Гайдара в 1992 году и Кириенко в 1998 году), фактически в обоих случаях главным как раз был вопрос о власти. В первом случае в чистом виде. Во втором случае речь также шла о перспективе потери не только экономической, но и политической управляемости страной, по причине чего была сделана ставка на Евгения Примакова, фигуру на 100 процентов политическую, несмотря на звание академика по отделению экономики.
Конечно, политическая система России еще настолько далека от идеала, что и чистых политиков рано списывать со счетов. Но все-таки, видимо, мы начали стремительный переход к новому воплощению в жизнь старой формулы "политика есть концентрированная экономика". И возрождения российской многопартийности, возможно, было бы легче добиться на основе чисто экономических платформ. Если бы у нас нашлись ясно говорящие и действующие экономисты-политики разных направлений.