Поделиться
Все они восхищали, радовали, вызывали бурные споры, порой горячую критику, но всегда были в центре духовной жизни. Гастроли проходят в рамках Юбилейной программы "Золотой маски" с 1 по 24 июня на старой Таганке и в здании "Содружества актеров Таганки". По всей видимости, именно там будет находиться сильнейший энергетический источник московского лета - театр петербуржца Льва Додина.
Рождение этого театра, как и положено, было озарено легендами. Легенда началась еще в те времена, когда студенты Аркадия Кацмана и Льва Додина репетировали прозу Федора Абрамова и в 1987 году поехали в архангельское село Верколу, на родину писателя. Они прожили там не один день, впитывая речь, говор, характер пения, образы людей и пейзажей, чтобы сыграть дипломный спектакль по его трилогии "Пряслины".
Через год они сыграли премьеру в Учебном театре. А 10 и 11 марта 1985 года они показывали новый вариант на сцене того театра, куда пришли вместе с Додиным в 1980 году. Маленькая сцена МДТ преобразилась в эпическое и поэтическое пространство, где легко рифмовались сеновалы и бани, поля и праздничные застолья, интимные мгновения любви и похоронные причитания.
В память навсегда входили интонации, крики и шепоты, горестные плачи по погибшим, радостные и бесшабашные песни любви. Как Наташа Акимова - Лизка - по-бабьи горестно и по-детски озорно хлопала себя по бедрам и причитала перед старшим братом: "Целовалася! Целовалася!" Как Петр Семак - Михаил Пряслин - с ранней, недетской суровостью принявший долю главы семьи, наделял младших хлебом с сосредоточенностью древнего ритуала. Бесшабашная, царственная и трагическая Наталья Фоменко - Варвара Иняхина, одноногий Петр Житов (предмет всеобщего восхищения: как Игорь Иванов мог весь спектакль проходить с привязанной ногой), страшный в своем ожесточении, колючий и отчаянно нежный, золотокудрый и веселый Сергей Власов - Егорша, оторвавшийся стебелек родной земли. Покойный Николай Лавров (такой сильный, большой и хрупкий, совсем не от мира сего), Сергей Бехтерев (Ганичев) - всех их до сих пор хранит память с яркостью вчерашнего дня.
В памяти восходят невероятные по красоте и силе картины, и первая из них: десятки женщин на деревянном помосте, поднимаясь все выше под колосники, сеют невидимое зерно, и широкое, по-птичьи свободное движение их рук уносит ваше воображение от горя земли к праздничным небесам.
С каждой новой сценой сам спектакль точно отрывался от земли и становился частью какого-то просветленного, почти иконописного пространства. Общая интонация благодарного и трепетного поминовения заставляла сердце сжиматься от боли. Никогда не забуду, как рядом со мной какая-то старая женщина безмолвно рыдала, вскидывая плечи.
Эти горестные поминальные интонации определили главную женскую роль спектакля - Анфису Минину в исполнении Татьяны Шестаковой. Маленькая, трепетная, исполненная любви, взявшая на себя непосильную ношу ответственности, она шла сквозь все два вечера этого огромного спектакля так, точно пела бесконечно печальную русскую песню. Сейчас, думая о "Братьях и сестрах", понимаешь, насколько точно было придумано название для сценической версии абрамовской прозы. Все они - самые злые и самые добрые - несли в себе скрытое единство...
Каждое новое актерское поколение МДТ входило в жизнь театра со своей темой, своей легендой. Если у первого додинского выпуска это был опыт абрамовской прозы, то для поколения 1994 года выпуска темой времени стала агрессия "Гаудеамуса" и мрачные видения "Клаустрофобии".
Лев Додин всегда пытался осознать русскую жизнь в ее предельном диапазоне - от самых праздничных до самых черных состояний. Это новое поколение МДТ отличалось еще и особым качеством тренинга: они умели петь, двигаться и существовать на сцене как единый организм. Кажется, они кожей, порами могли чувствовать друг друга. В студенческой аудитории, а потом и в своих бесконечных европейских турне они импровизировали на тему русской болезни - клаустрофобии. Вооружившись "черными" текстами Владимира Сорокина, Людмилы Петрушевской, Венедикта Ерофеева, молодые "додинцы" обрушили на зрителей предельно суггестивный поток отрицательных эмоций. В белом пространстве полуразрушенного дома с зияющими чернотой окнами-дверьми вопило, юродствовало и кричало о своем несовершенстве сторукое человеческое существо - поколение конца 80-х годов, мечтавшее о свободе. Они вырвались на свободу, они стали первым русским Театром Европы, им рукоплескали все страны и континенты. Дорого была оплачена эта свобода. Может быть, самые мрачные додинские спектакли родились или задумывались там, в Европе.
Кажется, что только в последнее время, по крайней мере в "Дяде Ване", Додин взял интонацию совершенно особого, небывалого для себя свойства: он почти созерцателен, этот спектакль, точно боль мрачных мыслей о России уступила место тихому стоицизму Чехова, его нежной веселости.
Додинские спектакли - одно из самых захватывающих интеллектуальных и эмоциональных приключений, которые пережила русская культура последних двух десятилетий. Нам предстоит фантастическое месячное путешествие в прошлое, настоящее и будущее МДТ - Театра Европы.