Поделиться
Мы проходили отбор в космонавты. Это было в самом начале 90-го года, когда генеральный секретарь пообещал, что первым журналистом в космосе будет наш, советский. Мы поверили, и вот теперь на объекте под кодовым названием "детский сад" неподалеку от метро "Щукинская" врачи терроризировали нас своими бесчеловечными испытаниями. Кандидатами были в основном совсем молодые ребята, по вечерам за чаем они, помню, обсуждали вопрос: дадут им Героя за полет или не дадут? А если дадут, то брать звезду или благородно от нее отказаться? Голованова это ужасно веселило. Они звали его "дядя Слава" и почтительно выслушивали истории, рассказывать которые он был большой мастер. Ярославу Кирилловичу было тогда 58 лет.
Однажды утром дверь в палату, где я валялся в ожидании приглашения на очередную экзекуцию, отворилась, и Кирилыч с порога крикнул: "Ну вот и все. Меня забраковали!" Он крикнул это в своей обычной манере, слегка ерничая и даже с улыбкой на бородатом лице. Но я увидел слезы в его глазах. Он плакал.
Никто не был достоин этого полета так, как он. Еще в середине 60-х Главный конструктор пообещал ему этот полет, и Слава прошел тогда медкомиссию и обязательно полетел бы, но Королев умер, и вместе с ним на долгие годы умерла эта идея - отправить журналиста в космос. Королев хотел, чтобы именно Слава рассказал наконец всем нам, какая она - Вселенная, и как выглядит оттуда наша Земля. Ведь и до сих пор никто этого толком нам так и не рассказал.
Когда человеку под шестьдесят, а он все еще мечтает о полете на ракете и соглашается ради этого пройти все круги отборочного ада, значит, он либо сумасшедший, либо герой.
Голованов не полетел в космос, но и без этого его путь оказался наполненным множеством других завидных путешествий и приключений. Даже не верится, что одна жизнь сумела вместить в себя столько всего. Среди талантов Ярослава Голованова этот, возможно, самый главный: он был невероятно жаден до новых впечатлений, новых знаний, новых людей, он каждый день совершал для себя какие-то открытия, а затем щедро делился ими с читателем.
Энергичных граждан у нас хватает, но очень часто их страсть направлена лишь на то, чтобы удовлетворить свое мелкое тщеславие. У них не друзья, а приятели, не дело, а бизнес, не любимые женщины, а любовницы.
Теперь я хочу пояснить, отчего всегда считал Славу лучшим из журналистов. Наверное, кто-то по стилю превосходил его. И по глубине обобщений некоторые были выше. И еще по каким-то признакам. Но по совокупности всех качеств, необходимых этой профессии, рядом с ним поставить некого. Нет, точно некого. Его главной темой был космос, его главной книгой (он писал ее три десятилетия!) стало фундаментальное исследование о Королеве, но Слава написал также серию блистательных очерков о российском Нечерноземье, несколько пьес и киносценариев, опубликовал множество интервью с самыми разными яркими людьми, а еще он искал "снежного человека", пробовал себя в прозе, много лет заседал в жюри КВН, взбирался на вулканы Камчатки, талантливо рассказал о своих командировках в пять десятков стран, пробивал идею кругосветного полета на вертолете. Все это непременно выходило у него с блеском, становилось событием для газеты, множило ряды его поклонников.
Так получалось еще и потому, что Слава всегда писал только о том, что соответствовало его представлениям о справедливости, добре, чести. Всякая "заказуха" претила ему, это нутром чувствовали редакционные начальники, никогда не посылавшие Голованова освещать работу съездов или какие-нибудь дурацкие почины. В молодые годы его, правда, пристегивали к командам, сочинявшим речи для Брежнева, но исключительно для того, чтобы этим казенным речам придать хоть какую-то человечность.
Журналистика Голованова - неповторимый сплав острого ума, глубокой эрудиции, редкого темперамента и щепетильности в отборе фактов. О чем бы он ни рассказывал - о парижских бульварах, внеземных цивилизациях, сельском музее в Калужской области или тайне пустыни Наска - всюду величайшая ответственность в изучении материала, стремление докопаться до корней, все увидеть, потрогать собственными руками, проверить и подвергнуть сомнению. Подчеркнуть последнее кажется мне особенно важным сейчас, когда журналисты наши за редким исключением словно бы соревнуются в некомпетентности, а газеты, пересказывая одни и те же сплетни, напоминают своим убожеством конфетные фантики.
Один мой коллега называет такую журналистику "компьютерной щебенкой".
И она не так безобидна, как это может показаться. Она воспитывает даже не дурной вкус, хуже - людей циничных, неискренних. Она сама мертвая и убивает вокруг все живое. Это кладбищенская щебенка.
Иной раз, когда такие разговоры возникают в нашем кругу, кто-нибудь пояснит: какое время, такие и песни. Не понимаю! Зачем отказываться от умной журналистики Ярослава Голованова, ради чего сбрасывать это национальное богатство, кому в угоду? Я понимаю, если бы на смену им пришли более талантливые, более яростные и совестливые - тогда другое дело. Но ведь спрос-то на других - ловких и плодовитых поденщиков, засоряющих своей "компьютерной щебенкой" нашу жизнь.
Время, когда крушили памятники, слава Богу, давно прошло. Пора бы давно понять, что опора на мировой опыт не означает отрицания собственных традиций.
Верно, время другое, и оно диктует иной ритм, рождает иной спрос. Я не сторонник хулить бульварную прессу - как раз потому, что во всем мире обыватель, увы, любит заглядывать в замочную скважину. Но не может вся пресса в государстве быть желтой, выхолощенной, продажной. Ей Богу, мне иной раз стыдно признаться, кем я работаю.
Вот и мой любимый Голованов в своих дневниках о том же: "В нашей журналистике свои глубокие корни, свои традиции. В нашей журналистике привился хороший индивидуализм. Дорошевича нельзя было спутать с Антошей Чехонте, Аграновского с Лацисом. (...) Почему же мы так слепо копируем наработанное другими и не задумываемся даже, насколько это другое нам подходит? В основе, мне кажется, отсутствие самоуважения, отсутствие ощущения собственной национальной независимости".
А теперь еще - и отсутствие Славы. В "Российской газете" есть много журналистов, которые считают себя его учениками.
Из дневников Ярослава Голованова:
Я - русский человек, родился в России и люблю Россию, лучше других земель понимаю ее, но ведь я родился на планете Земля. Мне кажется, это главное. (...) И сегодня я уже понимаю, что мой дом - это не хрестоматийная изба с сиреневым кустом, а вся планета, четыре ее океана, ее леса, ее пустыни, реки и города. (...)
Значит ли, что нужно непременно подниматься в космос, чтобы ощутить себя сыном планеты? Не для того ли даны нам природой ум и сердце?
Ни денег, ни праздности, ни роскоши мне не надо. Единственное, чего я желаю всем сердцем, это чтобы судьба разрешила мне заниматься моим делом, не отвлекаясь на квартирные хлопоты, больницы, лекарства, бесконечные поиски чего-то необходимого, неотложного.
Я не робею пред моими читателями, потому что не считаю, что они умнее и тоньше меня. Я не снисхожу до них, потому что не считаю, будто сам я умнее и тоньше их. Избави Бог поучать! Мои читатели могут делать многие очень умные и тонкие вещи и просто не умеют самовыразиться так, как умею я. Вот и все! Никакой проблемы "читатель-писатель" не существует. Я пишу так, как писал бы самому себе.