Поделиться
— Но ты же детдомовский, — недоумеваю я.
— Раньше я не был детдомовским. У меня мать была, правда, она умерла четыре года назад, — объясняет.
— Что о доме помнишь?
— Да все помню.
Примерно год назад мы с ним виделись в следственном изоляторе Хабаровска, когда Андрей ждал суда. (Именно там он освоил азы криминальной субкультуры и начал разбирать смысл некоторых татуировок).
В тот день приехали какие-то благотворители и раздавали самым юным сидельцам рождественские подарки: коробки конфет, почтовые конверты. Многие пацаны от скуки тут же начинали писать письма. Бритый наголо мальчишка попал в объектив моего фотоаппарата и почему-то запомнился, так что в Биробиджанской воспитательной колонии мы с ним встречаемся уже как старые знакомые. Узнала от Андрея, что его осудили на семь лет, потом часть срока по закону скинули, осталось отбывать уже немного. Понемножку вспоминает свою дотюремную жизнь в Хабаровске: сменил три школы, воровал, прошел два суда.
— Закон теперь хорошо знаешь?
— А что вас интересует? Знаю 158-ю статью — кража. 159-ю — мошенничество, 161-я — грабеж, 162-я — «хулиганка», 163-я — вымогательство, а 166-я — угон…
«Главный в зоне — вор в законе» — говорили мальчишкам бывалые. Здесь все не так. Главный в Биробиджанской колонии — исполняющий обязанности начальника Михаил Поляк.
— В основном к нам попадают ребята из неполных семей, которые воспитывались с одной матерью или бабушкой, много воспитанников детских домов, есть потомки выходцев из криминального мира, —говорит он.
Андрей хотел бы доучиться, стать юристом, но в юристы, наверное, после нар не берут. Сейчас он — кандидат на условно-досрочное освобождение в Биробиджанской колонии для несовершеннолетних. Выбился в передовики за хорошую учебу и отсутствие нарушений. (В зоне очень хорошая школа, почти как на воле: с цветами в горшках, с уроками адаптации к жизни после колонии.) После учебных занятий колонисты обязательно при деле: кто помогает в теплице, кто в пекарне. Андрей чаще бывает разнорабочим: то уголь кидает, то ящики мастерит для хлеба. Здесь таких, как он, называют «лидер». Но, по словам психолога колонии, здесь лидеры разные: склонные к деструктивному поведению, которые отказываются от работы, есть склонные к суицидам.
Нынешние юные сидельцы — дети перестройки конца восьмидесятых. Уголовный жаргон, необеспеченность, неприкаянность — это их жизнь. «Ты оказался в зоне? Ерунда, — объясняют ему бывалые, — в России есть три категории граждан: те, кто сидел, те, кто сидит, и те, кто еще сядет».
Одна из ниточек связи — почта. Здесь пишут все и помногу: какое еще развлечение может сравниться с получением письма от девчонки и сочинением ответа! Ведь новостей здесь немного, приходится чуточку выдумывать. Есть колонии для несовершеннолетних, где властвуют воровские законы, есть такие, как биробиджанская, которую считают «красной».
— Мы их здесь «перекрашиваем», — объясняют в колонии. — То есть делаем нормальными, положительными людьми.
Дело в том, что во всех российских зонах существует понятие «красная» — то есть подчиняющаяся администрации, и это деление на красных и черных существует десятилетиями. При этом изначально общаковская психология ориентирована на подбор смены среди молодых.
— Меня паренек спрашивает: а что мне пацаны на воле скажут, если я пойду у вас на поводу? — говорит Михаил Поляк. — Я в таких случаях отвечаю: да какая разница, что они тебе скажут? Они почему-то не сидят здесь с тобою на нарах, а отдыхают в ресторанах. Пусть сядут в зоне рядом и дают советы… Мы не испытываем иллюзий, что они, «перекрашиваясь», становятся действительно хорошими людьми. Зачастую это способ мимикрии, приспособленчества — «красным» просто легче жить в зоне. Ведь по блатным понятиям, ворам работать нельзя, полы мыть нельзя, отдельные столы существуют для обиженных. А в нашей колонии они и работают, и учатся, и за одним столом сидят все: и «обиженные» и те, кто живет по понятиям.
Магаданец Михаил Н. пробыл здесь уже два года — за кражу из квартиры золота.
— Ты любишь золото?
— Да, оно мне нравится… Вернее, раньше нравилось.
Те, с кем Миша ходил на «подвиги», при удобном случае его тут же «сдали».
— Так я и долетался, закрыли в СИЗО. Мама и сестра мне сюда частенько пишут, мол, что ждут, купили недавно новую квартиру. Интересно посмотреть, какая.
Миша считается в колонии артистом: поет и играет сценки, участвует в КВНе, и команду их глубокомысленно назвали — «Большая перемена» — в надежде, что такая перемена случится в их жизни обязательно и все пойдет на лад. Колонисты стали чемпионами области среди… школьных команд КВН, оставив лицеи позади с их чувством юмора.
— Будешь артистом? — спрашиваю я Мишу.
— Не знаю, как жизнь повернет. Хотелось бы поступить в университет.
Он узнавал: про судимость в аттестате, выданном колонистской школой, не будет ни строчки.
За победу в конкурсе завклубом Биробиджанской колонии Сергей Корнелевский взял своих артистов-колонистов в поездку в Находку. У него специальная программа — называется «Толерантное отношение к воспитанникам», и благодаря именно такому отношению к колонистам завклубом выиграл грант зарубежного фонда. На полученные доллары в клубе поставили два больших телевизора, чтобы смотреть по видео экранизации литературных произведений, приобрели акустическую аппаратуру, микрофоны, видеокамеру, цифровой фотоаппарат. Несколько раз выступали с этим богатством в других колониях. Однажды произошел случай почти как на известной телепередаче: на концерте в одной из зон воспитанник неожиданно встретил свою маму, с которой не виделся много лет…
После концертов — опять учеба и работа в цехе. Но что могут изготавливать 14-18 летние пацаны в условиях колонии, где десятилетиями клепали одни и те же ящики? Эта тема не давала покоя исполняющему обязанности БВК Михаилу Поляку, пока он не изобрел программу «В новый век — с профессией» и не доказал, что области нужны специалисты — аграрии, столяры. Вскоре в колонии появились теплицы и столярный цех с современными станками — весь проект обошелся в 17 с половиной тысяч долларов.
У колонистов, впрочем, есть возможность поступить и в институт. Дело в том, что в Биробиджане есть филиал одного из гуманитарных университетов, чьи образовательные услуги намного дешевле, чем где-либо. Те, кому родители высылают деньги, могут одновременно с отсидкой быть студентами. Еще десятилетие назад даже думать об этом было странно.
Раньше в детских колониях были популярны татуировки «За наше счастливое детство спасибо, родная страна». Хотя детство у этих подростков до тюрьмы было отнюдь не счастливое.
Процентов тридцать осужденных ребят приходят с воли уже из общака. В школах, в ПТУ его позиции еще крепки. Раньше помощь тюрьме и зоне шла от общественной организации «Сострадание», тех, кто раньше был за колючкой и, выйдя на свободу, поддерживал с зоной связь. Теперь иные времена: те, кто раньше был бандитом, сейчас уважаемые люди, им не к лицу заниматься зонами и колониями. Так что о подарках с неба и материальной помощи в БВК мечтать не принято.
От городских улиц Биробиджана до тихой, огороженной колючей проволокой воспитательной колонии — несколько минут езды. От гражданской вольной жизни колонию отделяет мост, как ниточка между суетой мира и возмездием. Тишина, птички поют — здесь все словно бы создано для серьезных раздумий. Известное в воровской среде изречение о том, что «дом временно, а тюрьма навеки» опровергается в этой воспитательной колонии ежечасно.