Поделиться
Террор без телевидения не имеет смысла. Насилие на экране надо ограничить законом или здравым смыслом? Эти и другие вопросы обсудил очередной Совет экспертов "РГ", в котором приняли участие Даниил Дондурей, главный редактор журнала "Искусство кино", Сергей Ениколопов, заведующий отделом клинической психологии Научного центра РАМН, Владимир Попов, заведующий кафедрой информационной политики Российской академии государственной службы, Виталий Третьяков, политолог. Вела дискуссию Ядвига Юферова, заместитель главного редактора "Российской газеты".
"Российская газета" не раз обращалась к этой теме, собирала ведущих ученых, политологов, журналистов в редакции, чтобы выработать кодекс совместных профессиональных действий. "Норд-Ост": теракт в прямом эфире", "Технология беды" - эти и другие публикации брали в расчет законодатели, когда принимали поправки в законы о СМИ и терроризме. И вот - новая депутатская инициатива после трагедии в московском метро.
Глава Комитета Госдумы РФ по информационной политике Валерий Комиссаров предложил внести поправку в Закон Российской Федерации "О средствах массовой информации", которая звучит так: "В целях противодействия информационному терроризму и недопущения психологического воздействия на граждан при информировании граждан о совершенной террористической акции не допускается показ в телепрограммах тел людей, погибших в результате террористической акции, а также фрагментов человеческих тел".
Как к ней относиться?
Террор без телевидения не имеет смысла
"РГ": У общества есть конституционное право на полную информацию, в том числе о чрезвычайных событиях в стране. Но у него есть и частное право на здоровую защиту психики от информационного конвейера трагедий и горя, который размывает порог боли и делает общество менее восприимчивым к беде. Как показывать теракт в прямом эфире - страшно, как было, или сдержанно и строго? Что же нам все-таки нужно - поправки в закон или общественный договор журналистского сообщества? Нужно ли ограничивать показ насилия на экране?
Виталий Третьяков:
- Я прочитал за последнее время десятки высказываний лидеров СМИ, все как один говорят: "Мы научились корректно рассказывать о трагедии, у нас масса внутренних профессиональных ограничений, мы цивилизованные люди, есть проблема цензуры".
Владимир Попов:
- Категорически не согласен. Скорее наоборот, именно СМИ вызывают массовое, внешне незаметное психическое заболевание - фрустрацию, от которого страдает большая часть нашего общества. А главная причина такого поведения наших уважаемых СМИ - их экономическая ангажированность или коммерциализация.
Даниил Дондурей:
- Вот именно, проблему ограничений показа насилия все СМИ автоматически переводят в проблему свободы слова. А существуют ли реальные претензии зрителей - их сомнение, возмущение, неудовлетворенность показом жестких кадров в прямом эфире? Лично у меня - да, существуют. И я уверен, что существуют у десятков миллионов людей.
Реальное общественное мнение сегодня точнее всего фиксируют социологи. По их данным, люди невероятно остро на психологическом уровне воспринимают телекартинки. Фонд "Общественное мнение" через месяц после "Норд-Оста" и телесюжетов о нем зафиксировал, что 68 процентов населения страны считали - следующий теракт произойдет именно в их городе или поселке. Если учесть, что опрос проводился в 40 типах населенных пунктов - от деревни Шамышейка Пензенской губернии до Санкт-Петербурга, - то это поразительно. Больше 70 процентов опрошенных испытывали чувство настоящего ужаса, как если бы это произошло с их близкими, коллегами, детьми.
Сергей Ениколопов:
- После "Норд-Оста" мы проводили собственное исследование, опросили более 300 москвичей, у которых на Дубровке не было ни родственников, ни знакомых. И у 24 процентов из них обнаружили симптомы посттравматического расстройства. Точно такого же, как у участников боевых действий и настоящих жертв теракта. Для сравнения - среди необученных солдат доля страдающих ПТС - 16-18 процентов, у обученных - 8-10, иногда 4. То есть люди, смотревшие телевизор, чувствовали себя хуже, чем необученные солдаты после реального боя. Можно считать их дополнительными жертвами теракта.
Даниил Дондурей:
- Более того - террор без телевидения не имеет смысла. Несколько лет назад у меня была статья, которая так и называлась. На Западе об этом в учебниках пишут и в монографиях по терроризму: теракт - это акция, предполагающая публичность, а значит, сделанная для телевидения, для СМИ.
"РГ": Когда в телеэфире только появился "Дорожный патруль", зрители после каждой передачи испытывали шок. Сегодня многие спокойно смотрят на расколотые головы и кровь, собираясь утром на работу. Чем объяснить необходимость транслирования ужасов?
Даниил Дондурей:
- Я категорически не согласен с двумя основными тезисами топ-менеджеров СМИ. Первый: люди хотят "это" видеть. Второй: ну а если они этого не хотят, пусть выключат телевизор.
Современные люди уже лет десять-двадцать как не способны выключить телевизор.
Владимир Попов:
- Люди в современном обществе просто не могут жить без ежедневной информационной подпитки. Информация становится такой же естественной потребностью, как еда, воздух, сон. В то же время уровень доверия к телевидению снизился с 75% в 1991 г. до 13% в 2002 г. Получается известный российский парадокс: не верю "окаянному", но без него жить не могу.
Виталий Третьяков:
- Совет переключить телевизор на другой канал тоже лукав. Переключив, он видит то же самое.
Даниил Дондурей:
- Что же касается тезиса "люди хотят смотреть насилие", то тут заметна попытка руководителей СМИ представить невольниками общественного выбора: мол, мы такие нравственные, все понимающие, вынуждены снимать жуткие сериалы и давать такие новости, потому что людям это нравится. Это ложь, поскольку все серьезные исследователи восприятия отмечают, что люди влюбляются в то, что им показывают, их ощущения, потребности и желания созданы увиденным. Достаточно ввести 20 новых слов, и все - общество перекодируется. Поэтому тот, кто контролирует "повестку дня" новостей, контролирует умы миллионов людей. Власть - это всего-навсего интерпретация реальности.
Владимир Попов:
- Специалисты в области информационных войн давно предупреждают: "Перепрограммировать человека с помощью СМИ стало быстрее, дешевле и легче, чем его убивать".
Даниил Дондурей:
- Ловко, удобно, цинично, недемократично внедрять в умы политиков, профессионалов, обычных людей, что все хотят и любят видеть смерть на экране. Конечно же, страх перед смертью - основной для человечества на протяжении тысячелетий его существования. И, естественно, все институты художественной культуры - литература, кинематограф, театр, - "работают" с этим страхом как основным материалом. Люди про смерть, подготовку к смерти, ее переживание будут думать всегда. Но тут речь о ее коктейле с насилием и ужасом.
Виталий Третьяков:
- Спорить на тему "усиливается или не усиливается насилие в обществе, если об этом рассказывают СМИ", по-моему, не нужно. Если с появлением книги "Страдания юного Вертера" в Европе был зафиксирован рост самоубийств, что уж говорить о телевидении. Вопрос можно считать доказанным.
Кто выключит "Окна"?
"РГ": Напоминаем наш основной вопрос: как вы относитесь к поправкам Валерия Комиссарова?
Виталий Третьяков:
- Поправки Комиссарова я воспринимаю в первую очередь как личное покаяние соучастника программы "Окна". Комиссаров был одним из тех, кто ввел на наше телевидение если не тему насилия, то копания в интимных деталях, в которых публично не принято копаться. Откровенный показ человеческих внутренностей из этой же серии.
Что же касается их сути, то я выступаю категорически "за" ограничение показа насилия в СМИ, и в первую очередь на телевидении. И одновременно категорически "против" введения ограничений и скрытых поправок, которые способны отменить свободу слова и печати.
Когда эффективны прямые запреты? Например, многие исследования показывают, что скрытая пропаганда наркотиков проходит не как самостийное творчество отдельных групп журналистов, а так или иначе связано с криминальным бизнесом. Если преступное сообщество пока еще не заказывает специальных программ насилия на телевидении, то наркобизнес заказывает пропаганду наркотиков в самых изощренных формах. И все журналисты и литераторы, принадлежащие к так называемой психоделической литературе, на мой взгляд, являются осознающей или не осознающей это прислугой наркобизнеса.
Вот в этом случае я за прямое законодательное запрещение. Но проблема показа жертв насилия другая.
Конституционные нормы тут менять не надо, закон о СМИ - тоже. Ограничения должны вводиться другими методами. Мне кажется, это больше технологическая проблема. Если все "игроки" правильно понимают ситуацию и одинаково искренне настроены, можно прийти к какому-то договору, соглашению внутри медийного сообщества и выполнять его.
Есть очень хорошие критерии как раз для тех людей, которые "всё понимают" и говорят: "народ просит, вот мы и показываем". Если у автора такого оправдания спросить: а вот своему ребенку ты тоже говоришь: не нравится - переключи канал? Или ты его все-таки пытаешься отстранить от запущенных тобою передач, фактически вводишь домашнюю цензуру?
А дальше можно продумывать конкретные механизмы, как справляться с диктатом чистогана, рейтингов, рекламы, денег. Единственный выход из этого - это саморегуляция гражданского общества. Но не путем увещеваний руководителей телеканалов и периодических дискуссий, которые, конечно, тоже полезны, а путем создания специальных институтов. Самое очевидное - нужен Попечительский совет.
"РГ": На каждом телеканале, в каждой газете?
Виталий Третьяков:
- При нынешней масштабности и мощи системы СМИ нужен общенациональный Попечительский совет. Он может заказывать исследования, проводить замеры и обоснованно настаивать на том, что дальше так нельзя. Запрещать он не может, но публично сказать об этом власти, нации, профессиональному работнику СМИ должен. Нужна такая общественная информационная палата.
"РГ": Ныне покойный владыка Питирим, митрополит Волоколамский и Юрьевский как-то сказал: "А я нашел решение "проблемы телевизора" в семье своих родных". Ему ребята, которые в этом разбираются, привезли домой навороченный видеомагнитофон, через который идет сигнал. Владыка брал программу, выделял, что можно смотреть детям, и техника только разрешенное им и показывала. Так, может быть, ввести такую защиту от ненужной информации повсеместно, и рейтинги "дорожных патрулей" и прочих кровавых репортажей тут же упадут?
Виталий Третьяков:
- Я с этим не согласен. Все-таки государственные и общественные институты потому являются таковыми, что человек передает им часть своей уверенности для решения общих задач. А когда эти общественные, государственные институты говорят: "Мы тебе позволяем всё, ты сам решай, убивать или не убивать, смотреть или не смотреть откровенное насилие, мы тебе, конечно, блокиратор сделаем, но решай ты сам" - это уход общества и государства от своих прямых обязанностей.
Тоска по цензуре
Владимир Попов:
- Хочу обратить ваше внимание, что по данным РОМИР-мониторинг, 76 процентов населения сегодня выступает за введение цензуры. Почему так? Неужели люди соскучились по плетке? Нет, речь, я думаю, не о той цензуре, которую многие помнят по советским временам. Сейчас речь идет о введении нравственной цензуры.
По данным моего коллеги Гундарова, российские потери, буквальные, физические не по причине курения, пьянства, наркомании, а по причине душевного растления - один миллион человек в год. И информационный фактор здесь на первом месте.
Я уверен, что вмешиваться в эту ситуацию надо, но сомневаюсь по поводу действенности поправок в закон. В России, как известно, "закон что дышло". Какими бы правильными и красивыми не были законы и поправки к ним, наши исследования показывают, что выполняются они на 80 процентов. Прогрессивный Закон о СМИ тоже не очень-то выполняется. Мне кажется, гораздо важнее, что в душе у журналиста и в голове у главного редактора. Какие цели они перед собою ставят? Разрушить души зрителей, надсадить их или, наоборот, поднять духовность?
Я не против закона, но если у журналиста или редактора в голове одни "зеленые бумажки" шуршат, никакой закон не поможет. Посмотрите, как мы освящали последнее землетрясение в Иране: журналисты всего мира показывают, как спасают людей, наши - как хоронят. Сегодня три первых утренних репортажа - сплошная "фабрика страхов", ЧП одно за другим.
Виталий Третьяков:
- Давайте только не забывать, что журналистика не может не информировать о преступлениях, как о событиях, а также о жертвах, их числе, и даже не может не давать визуальное представление об этом.
Смерть "авторитета"
Даниил Дондурей:
- Я категорически "за" поправку Комиссарова. Единственное, что бросает на нее тень, так это то, что ее предложил продюсер передачи "Окна". Было бы лучше, конечно, если бы ее предложил кто-нибудь вроде академика Лихачева. Но, к сожалению, в российском обществе сегодня не хватает авторитетных людей. И о нравственности пекутся Комиссаров и Чуев. Но по сути с поправкой надо соглашаться. Она простая и внятная: не показывать тела людей, погибших в результате терактов, и фрагменты тел.
Виталий Третьяков:
- А если речь не о жертвах теракта, а о жертвах Чикатило - их уже можно показывать? Насилия ведь полно и без террористов.
Даниил Дондурей:
- Конечно, жертв Чикатило тоже нельзя показывать со всей откровенностью.
Виталий Третьяков:
- Но в законе этого нет. А не прописанные дефиниции - похоронный марш для любого запрета.
У меня есть рецепт трансформации комиссаровских поправок. Можно внести поправки, которые не вводят цензуру, но тем не менее реально что-то опасное запрещают. Я считаю, что поправка, внесенная в Закон о СМИ или даже в Конституцию, может быть такой: "запрещается пропаганда криминального образа жизни и особенно насильственных форм его проявления". Под пропагандой я понимаю систематический показ или рассказ о реально происходящих событиях в жизни криминального мира, даже с критическими комментариями.
Сегодня ведь СМИ постоянно публикуют "объективную информацию" о жизни преступников. Героям соцтруда и не снилось такое публичное внимание. Можно увидеть полосу, посвященную смерти и похоронам известного "авторитета": на каких машинах, кто и куда подъехал, с какими венками, тут же его фотографии в детстве, в молодости, с первой любовью, со второй, с пятой любовницей. Вот это нужно законодательно запретить.
Я уверен, что такой запрет рано или поздно будет введен не только в России, но и во всем европейском мире.
Сергей Ениколопов:
- Криминальные сюжеты показывают по всем каналам, часто одни и те же, но они не узнаются зрителем, переключающим кнопки телевизора. Я опрашивал своих студентов, как они считают, сколько человек убили в Москве за неделю? Они называли число, кратное каналам, которые смотрят, - в два-три раза больше, чем в реальности.
Подсудный сериал
Даниил Дондурей:
- Действительно, сегодня две лидирующие темы - жизнь золотой молодежи без всякого объяснения, какими средствами она достигается, и преступного сообщества.
В результате - огромное количество людей, потерявших представление, что такое норма.
Сергей Ениколопов:
- И как одно из самых серьезных последствий - привыкание. Как известно, страдание жертвы тормозит агрессию. А когда его нет - а в кино его практически нет никогда, формируется пренебрежение к человеческой боли жертвы. А это, кстати, задача, которую ставят перед террористами - изжить хорошее отношение к жертвам, они - ничто!
"РГ": Мне кажется, у нас размыт порог боли. В первые часы и дни трагедии "Курска" мы не могли ни пить, ни есть. Потом мы всей страной хоронили членов экипажа. Потом последовала вторая трагедия, пятая, седьмая. Сегодня человек смотрит теленовости за завтраком или ужином, параллельно у него идет своя единственная жизнь со счастьем и несчастьем. Недаром говорят: любую боль можно перенести, если она чужая.
Сергей Ениколопов:
- В США в 70-е годы до 80 процентов телепоказов содержали сцены насилия. Параллельно шли исследования, заказанные обеспокоенным обществом и государством. Слушания в Конгрессе в 1980 году резко изменили отношение телемагнатов и медиасообщества к тому, что и как надо показывать.
Фильмы с насилием, правда, не перестали производить, но аналоги "Бригад" у них не идут по всем каналам в лучшее время. Вот что могут сделать сами журналисты без всякого запрета.
И кроме того, там действуют такие мощные лоббистские организации, как Телевизионный совет родителей, Комитет американских матерей в защиту детей от насилия на телеэкране. Он сообщает, какие телеканалы отходят от необходимых пропорций, показывая все больше и больше насилия, эти данные публикуются. Гражданское общество берет на себя функции контроля.
Даниил Дондурей:
- Я пытался нанести максимальный ущерб, например, все тому же сериалу "Бригада", уговаривал хоть одну из тысяч организаций гражданского общества подать в суд на второй канал, пусть без надежды на выигрыш, но с расчетом привлечь внимание общества к проблеме - тщетно.
Сергей Ениколопов:
- Я много беседовал с американцами на тему, как же произошло такое глобальное изменение в сознании: одни слушания - и все переменилось. На самом деле жизнь показала тем же медиамагнатам, что в обществе, где насаждается культ насилия, они тоже не защищены. Дом защитить можно, но детей в школе, сотрудников своего канала - нельзя.
Виталий Третьяков:
- Но власть российская, в отличие от многих других властей мира, проблему борьбы с преступностью "для себя" решила очень хорошо, заведя на государственные и частные деньги систему "собственного МВД" - усиленной охраны.
В Швеции лишь когда убили министра иностранных дел, задумались о том, что нужно бы завести охрану членам кабинета. А у нас все младшие клерки с охраной ходят.
Боулинг для Колумбины
"РГ": В Москве начался показ фильма "Боулинг для Колумбины", это полудокументальное американское кино, которое исследует тему насилия. Режиссер Майкл Мур взялся за эту тему после того как в его родном городе 6-летний мальчик убил 6-летнюю девочку из оружия. Одна из главных мыслей режиссера: человек имеет право на насилие, потому что государство выдало своеобразную лицензию на это.
Мы, журналисты, время от времени звоним психологам с просьбой прокомментировать, почему солдат в армии расстрелял полкараула. А в Америке мальчик уже расстрелял полкласса. Возрастной порог понижен оттого, что американцы дольше живут в "культуре" или, точнее, в "антикультуре" насилия?
Сергей Ениколопов:
- К сожалению, детское насилие распространяется сейчас и у нас. У многих современных детей нет ощущения, что смерть - это конечное состояние. Почему, например, нарастают детские суициды? Ребенку кажется, что после смерти все осознают свою вину перед ним, поплачут, он выскажет свои претензии и... начнется новая жизнь.
Я знаю одного мальчика, которого приводили к психиатру, - он выкинул трех котят с 10-го этажа, они разбились. Ему стали говорить: ну, как же ты, живых. А он в ответ:"Их должно быть шесть". Оказывается, он играл в компьютерную игру, где можно было уничтожить до шести котят, и у него в силу малого возраста не хватило ума осознать разницу между игрой и жизнью.
Доктор - старое кино
Владимир Попов:
- Непережитое знание - чужое знание, непережитая информация - чужая информация.
Но для меня вот что стало открытием: оказывается, сегодня при таком засилье жестокостей на экране создаются молодежные клубы, собирающие кассеты с советскими фильмами, просматривают их и тем самым закрываются от современного телеэкрана.
Даниил Дондурей:
- Когда страна переживала трагедии "Курска" и "Норд-Оста", ни один канал не показывал свои сериалы и фильмы, снятые после 1992 года, - только советское кино!
Владимир Попов:
- Когда я работал главным редактором журнала "Диалог", я стоял на позициях деидеологизации. Сейчас я понимаю, что человек не может жить без общественного идеала. Думаю, что 13 статья Конституции у нас должна перестать быть священной, как корова в Индии. Общество должно быть на что-то нацелено, настроено. Почему у нас в стране чуть ли не 80 процентов населения хотят быть средним классом? Человеку достаточно зарплаты в 120 долларов в месяц, чтобы причислить себя к среднему классу. Это сигнал: я не хочу опускаться "на дно" по Горькому, хватит. Я хочу встать в средний класс. 120 долларов - это хибара на 6 сотках, 15-летняя иномарка плюс хорошее образование, а то и степень. Ему бы поменьше чернухи, побольше надежды, и он встанет.
Даниил Дондурей:
- Да, действительно, никаких общественных идеалов никому за 12 лет не представлено, никакого продуктивного моделирования будущего не наблюдается. И никто из основных игроков - ни гражданское общество, ни власть, ни медийное сообщество особенно не переживает по этому поводу.
А что мешает встретиться представителям медиакомитета с медиаолигархами компаний и сказать друг другу: ребята, мы же все продвинутые англо-говорящие мальчики, стажировавшиеся на Би-би-си, давайте сами договоримся, как нам рассказывать о терактах, давайте попробуем, как в Евроньюс.
Виталий Третьяков:
- Как нельзя доверять военным военную реформу, общество должно следить за нею, так же точно нельзя "реформу телекадра" доверять медиасообществу, нужны "посторонние" - социологи, культурологи, общественные авторитеты.
Свобода или безопасность?
Виталий Третьяков:
- Наша страна, как, впрочем, и другие страны, не первый раз оказывается перед дилеммой - свобода или безопасность. В Советском Союзе была довольно высокая защищенность, но не было необходимой свободы. Общество возжаждало свободы, получило ее сполна и обнаружило, что при этом потерялась безопасность.
И оно запретами или иным способом все равно придет к необходимости увеличить объем безопасности за счет объема свободы, это неизбежно. Только одни страны это проделают целенаправленно, рационально, не очень зажимая свободу, не вводя цензуру. А другие говорят: ну еще подождем, не всех убили. Мы словно ждем состояния "невмоготу". Но тогда и гайки свободы будут завинчены сильнее.
"РГ": Перед тем как подвести итоги нашего разговора, давайте вспомним один пример полуторагодичной давности: когда убили в центре Москвы магаданского губернатора, самые ленивые телекомпании успели приехать и показать неприкрытое распластанное тело человека, который не мог уже защитить себя от циничного интереса. Именно тогда раздались голоса о том, что есть еще неписаные ни в одном законе правила: надо прежде всего закрыть глаза ушедшему.
Теперь мы стали опытнее не на один теракт и не на один общенациональный траур.
Наш сегодняшний разговор - это и есть работа гражданского общества, которое пытается сформулировать нормы жизни при технологии беды. Спасибо экспертам. Будем ждать мнения наших читателей.