Поделиться
Сегодня вечером в помещении газеты "За кадры верфям" Санкт-Петербургского государственного морского технического университета ("Корабелки") появится памятная доска, повествующая о том, что с 1965-го по 1969 годы тут работал Сергей Довлатов. Тогда никому не известный журналист, а теперь всемирно известный писатель.
В биографиях Довлатова о периоде шестидесятых говорится очень немного: на жизнь зарабатывал журналистикой. Немногим информативнее сухие строки личного дела из архива Кораблестроительного института:
"Довлатов Сергей Донатович оформлен литсотрудником газеты "За кадры верфям" с 5 октября 1965 года с окладом 88 рублей. Переведен и. о. редактора с 7 февраля 1967 года. Уволен 16 апреля 1969 года по собственному желанию".
И не у кого теперь узнать, какие ветра занесли начинающего журналиста в институтскую многотиражку? Как он жил на эти 88 рублей (всего на несколько рублей выше тогдашней минимальной зарплаты, а ведь Довлатов уже был женат)? Что писал? Последнее, правда, можно установить по подшивке газеты за эти годы. Оказывается, не так уж много статей в ней подписано фамилией Довлатов. Хотя, как вспоминают старые журналисты, это ничего не значит. "У нас тогда так было: поймаешь кого-нибудь в коридоре, переговоришь с ним, а потом пишешь от его имени, - вспоминает один из ветеранов "ЗКВ" Борис Салов. - Скорее всего, и Сергей точно так же делал. А подписывалась газета в то время не фамилией редактора, а попросту: "Редакция"".
Именно Борис Салов, готовясь к 35-летнему юбилею популярной в институтской газете юмористической рубрики "На полубаке", и наткнулся на то, что одним из двух родоначальников кораблестроительной "юморины" был Сергей Довлатов (второй, Борис Тараторкин, остался судостроителем). Разыскал в архиве личное дело будущего писателя. Правда, ничего особо интересного там не обнаружилось: ни поощрений, ни наказаний, просто сухие строчки "поступил - уволился". Да еще фотография наголо стриженного небритого молодого человека, смахивающего на уголовника. "Я хотел ее переснять, да архивисты вынести из стен архива не разрешили", - рассказывает Борис. Кстати, именно таким, огромным, неуклюжим, наголо стриженным верзилой (но очень добродушным) запомнил Сергея Довлатова и фотохудожник Русского музея, а тогда фотокор-первокурсник Василий Воронцов.
- Мы с ним почти не общались, хотя мне, начинающему фотографу, очень хотелось услышать профессиональное мнение о моих снимках. Но он почему-то мои все работы забирал без разговоров и без критики, - вспоминает он.
По прошествии времени разные люди вспоминают совершенно разного Довлатова. В домашнем архиве фотокорреспондента Юрия Щенникова хранится несколько снимков Сергея за работой в редакции "ЗКВ". И на них тот совершенно иной, не мрачный, а скорее восторженно-романтичный. Фотографии эти Юрий Николаевич преподнес в дар газете и вузовскому музею. Среди них и та, на которой Довлатов сидит за пишущей машинкой, которая до сих пор сохранилась в редакции. Теперь реликвию эту с гордостью демонстрируют гостям.
- Серега был очень общительный человек, весельчак, балагур, - вспоминает Юрий Щенников. - Вокруг него в редакции постоянно толпились молодые ребята. К моим работам он относился очень внимательно. Именно Довлатов посоветовал мне подать на конкурс серию моих фотографий с целины. А потом рекомендовал мне заняться фотографией профессионально. Кстати, на основе моих рассказов (и с моими фотографиями) он подготовил материал о целинниках в первом номере начавшего тогда выходить журнала "Аврора".
А еще у фотокора Щенникова сохранился военный ремень, который Сергей Довлатов оставил на память другу, уезжая в эмиграцию.
- Мы уже несколько лет не виделись. И вдруг я нос к носу сталкиваюсь с ним у Пяти углов. И он говорит: "Юра, я насовсем уезжаю, раздаю друзьям свои вещи на память. Пойдем, я тебе тоже что-нибудь дам". Пошли. Он жил тогда на улице Рубинштейна, в огромной темной коммунальной квартире. "Вот, - говорит, - возьми, это мой ремень со службы". А он про службу эту много рассказывал, очень тяжело ее вспоминал. И еще подарил пару носков. Это потом я уже прочитал, как он привез за границу несколько пар носков. Носки, конечно, сносились, а ремень до сих пор жив.
- Открытие памятной доски - это не итог, а только начало большой работы по поиску тех корабелов, которые знали Сергея Довлатова образца шестидесятых годов, - говорит Борис Салов. - Надо восстанавливать этот пробел в биографии писателя. Ведь не могло такого быть, чтобы те годы, те люди, с которыми он тогда общался в "Корабелке" (а это были очень интересные люди), не повлияли на формирование его как человека и писателя.