Поделиться
Кажется, уже все блокадники расспрошены, а рассказы самых известных из них – артистов, музыкантов, режиссеров и сотрудников Ленинградского радио, филармонии, Ленфильма, студии документального и научно-популярного кино записаны в анналы истории… А было ли обычное кино в осажденном городе? Работали ли кинотеатры, и что показывали в них, и продавались ли билеты на сеансы или можно было ходить бесплатно? Вот об этом мне довелось побеседовать с человеком, который все 900 дней оставался в Ленинграде… Это Вадим Брусянин, известный питерский журналист и киновед, чья жизнь с детства оказалась связанной с кино…
– В сентябре 1941 года мне было 9 лет, я закончил второй класс и отличником был переведен в 3-й… Мы жили на Пушкинской улице в доме 11 и когда началась война, ближайшие родственники эвакуировались, а мама, помню, сказала: «Положимся на судьбу. Как будет, так и будет, еще неизвестно, что там, в эвакуации». Мама работала старшим кассиром в кинотеатре «Совет» на Суворовском, дом 18, – угол 6-й Советской… Помню, что вечером ее нельзя было отвлекать, так как она занималась деньгами – «обауливала», то есть складывала выручку в баулы и затем относила домой, инкассаторов не было, а утром сдавала деньги в банк. Конечно, я смотрел все, что шло в «Совете» и в другом кинотеатре – «Искра», который находился на Суворовском, дом 30, и был в одном, как тогда говорили, «кусте». «Совета» уже давно нет, а вот кинотеатр «Искра» до сих пор жив… До наступления самых сильных морозов первой блокадной зимы 1941– 1942 года все кинотеатры города работали. Никто же не знал, как долго продлится эта война. Еще помнилась короткая финская, и многие думали,, что и с немцем ненадолго… В прокате были новые картины «Антон Иванович сердится» и ставший сразу же очень популярным «Маскарад»! Сергей Герасимов закончил эту картину, как я позже узнал, как раз 22 июня 1941 года, и ослепительная Тамара Макарова в роли Нины блистала на экранах мирной довоенной красотой… Я приводил своих приятелей на сеансы, пользуясь законной привилегией сына старшего кассира, и мы раз по пять в неделю смотрели все подряд.
Первая серьезная бомбежка была 8 сентября – бомба попала в дом 119 на Старо-Невском, мы побежали смотреть… Первое страшное впечатление войны – именно этот полностью разбомбленный дом. Мы все, кто жили рядом, стояли и с ужасом видели, как только что полный жизни дом превращался в груду бесформенного мусора, шкафы и кровати вперемешку с портьерами и плитами, табуретками и умывальниками медленно сползали на мостовую… Для ленинградцев эта первая бомба оказалась страшнее всех остальных. Мы вдруг поняли, что эта война будет страшная и долгая…
Кино для нас, особенно ребятишек, было больше, чем кино. Сеансы в кинотеатрах были как метроном блокадного Ленинградского радио: показывают кино, значит, жизнь продолжается. Звучит метроном, значит, радио живо. Кстати, в Доме радио тогда был кинотеатр «Колосс». Помню, что «Большой вальс», изумительный американский фильм режиссера Дювивье потряс неземной инопланетной красотой голливудского рая. Шляпы Милицы Корьюс и ее платья заслоняли нас от зверского холода и нестерпимого желания есть… Помню, мама давала стеклянную банку, и я шел в кинотеатр «Колизей» – там продавали зеленую и красную воду. Зеленая с экстрактом хвои, а розовая с фруктовым. Шел с этой банкой медленно, чтобы не поскользнуться. А вообще с водой нам повезло, так как рядом во дворе была колонка и воду брали оттуда, не ходили, как многие, на Неву, к проруби. Из Фонтанки и Мойки старались не брать, так как в Неве вода чище…
Однажды смотрим любимый фильм всей военной и послевоенной детворы «Багдадский вор» режиссера Корды и вдруг завыла сирена воздушной тревоги. Мы испугались, побежали из зала, но кассирша и контролер велели всем спускаться в подвал, который с тех пор служил бомбоубежищем. Минут через 40 отбой – и мы вернулись в зал. Киномеханик под наши радостные крики запустил фильм сначала. Многие американские фильмы, как я узнал позднее, такие как «Багдадский вор» и диснеевский «Бэмби», были получены от союзников в дар, а «Большой вальс» был куплен. Практически все ленинградские кинотеатры продолжали работать – и мои «Совет» и «Искра», «Аврора», «Спартак», «Молния», «Молодежный», «Смена», «Темп», «Художественный», «Колизей»… «Олимпия» на Московском проспекте, тогда Международном, был разрушен.
Только во время самых страшных морозов декабря-января 1941—1942 годов кинотеатры не работали. Но как только морозы ослабли, кино крутили вновь. Билеты стоили от 30 до 50 копеек для взрослых и по 10 копеек для детей. В зале, конечно, было холодно, но все же чуть теплее, чем на улице, поэтому многие спасались тем, что приходили в кино.
Самое страшное для меня было, когда маму отправили в стационар. Кто-то из помощников Жданова узнал, что дочь и внук известного пролетарского писателя Василия Брусянина умирают от дистрофии. Помню, пришла женщина к нам и сказала – что это, мол, за птица такая, из-за которой я все бросить должна и идти к вам. Так маму отправили в стационар. А мы с бабушкой остались, но вскоре бабушка на моих глазах умерла. Я все время слышал ее стоны, у нее был страшный голодный понос. И вдруг стоны затихли. Я подошел к ней, но она уже умерла. Пришел дворник по фамилии Счастливый, кстати, вся его семья с такой везучей фамилией умерла, замотал бабушку в тряпки и унес. А я остался один.
Перед самым Новым годом 31 числа вдруг дали свет. Когда лампочка зажглась, я увидел, в каком страшном запустении была наша комната. Я спустился с нашего пятого этажа на первый к управдому Наталье Михайловне Королевой. Помню, что меня помыли и накормили голубцами. Так я встретил Новый 1943 год. Наутро Наталья Михайловна дала мне две красные тридцатки и велела идти в детприемник. Оттуда меня направили в детдом, там же в то время была и Наталья Петровна Бехтерева. А когда мама вышла из стационара, она забрала меня из детдома. А ведь именно там я спасся от смерти. Весной уже было легче, мы ели травяные супы из лебеды.