Поделиться
Собственно, как драматург он реализовался в Германии: там его пьесы "Месяц в Дахау" и "Свадебное путешествие" (последняя была сразу поставлена известным режиссером, руководителем берлинской "Фольксбюне" Франком Касторфом) стали предметом большой общественной дискуссии. Один из лидеров московских концептуалистов, разгребавший авгиевы конюшни невменяемого советского дискурса и двухвековые отвалы великой русской литературы, виртуозно работавший с фантомами коллективной речи, оказался предельно близок немецкой культурной ситуации 80-90-х годов с ее изощренными механизмами интеллектуальной рефлексии. Только если в Германии чисткой авгиевых конюшен коллективного бессознательного занимался целый штат художников, писателей и философов, Владимир Сорокин в русской культуре остался одиноким борцом.
Пьеса Сорокина "Свадебное путешествие" связана с кругом идей московских концептуалистов. Коротко общий смысл этого движения, расцветшего во второй половине 80-х годов, состоит в том, что излечиться от фантомов тоталитарного прошлого можно лишь его эстетическим повторением.
Главный герой пьесы Сорокина - сын оберфюрера СС Гюнтер фон Небельдорф, одержимый чувством немецкой вины, хранит как символ Отца огромный крюк, на котором тот вешал евреев, занимается коллекционированием произведений еврейского искусства и переполнен речевыми и сексуальными травмами (он заикается и просит хлестать его ремнем, выкрикивая: "Вот тебе, мрамор!"). В него - догадаться не составляет никакого труда! - влюбляется внучка майора НКВД, фарцовщица и еврейская "беженка" из Москвы Маша Рубинштейн. Чтобы излечить Гюнтера от сексуального невроза, связанного с чувством вины и фигурой Отца, Маша едет к своему другу-психоаналитику Марку, который сочиняет план спасения. Диковинные влюбленные должны переодеться в формы своих кровавых предков и отправиться на машине в самое сердце фашизма - Баварию, чтобы через катарсис очиститься от прошлого и выздороветь. Проделав все это, Гюнтер избавляется от сексуальных проблем, а заодно - от своей огромной еврейской коллекции. Но (ужас!) прошлое неотвратимо настигает его в виде грузовика с надписью "Мраморные свиньи". Туши освежеванных свиней возвращают в нем память об Отце, и он на этот раз окончательно впадает в привычный невроз.
Любопытно, как этот текст десятилетней давности, столь решительно незамеченный тогда в России, теперь понадобился продюсеру и директору фестиваля "Золотая маска" Эдуарду Боякову. Не мудрствуя лукаво он превратил исполненный вполне определенной идеологии текст в любовную мелодраму. Невинный режиссер-дебютант, он даже не собирался вступать на то интеллектуальное поле, на котором резвился Сорокин. Напротив. Сильно сократив пьесу, прежде всего монологи Маши, даже для Сорокина слишком густо приправленные матом, Бояков добился радикальной кастрации смыслов. Там, где у Сорокина речь идет о встрече двух типов дискурса, у Боякова встречаются люди, которые вовсе не волнуют писателя. Идеологический аспект вещи предельно сужен. Когда Маша (ее играют в очередь Оксана Фандера и Анна Большова) и Гюнтер (Андрей Смоляков) рассказывают истории своих предков, на экране возникают кадры кинохроники - сожженные деревни, концлагеря, сталинские расстрелы в ночных лесах. Сталинский террор приравнивается фашизму, русская душа - немецкой, Германия - России. Между тем в пьесе Сорокина при некотором внешнем сходстве исторических судеб два персонажа резко отличаются один от другого. Невроз Гюнтера основан на рефлексии, на попытке пересмотреть страшный опыт прошлого. Маша только представляется здоровой. Ее невроз еще хуже, чем Гюнтера, ибо он невменяем. Страшный бабушкин каблучок, которым та била своих "подопечных", вовсе не вызывает в ней того ужаса, как отцовский крюк у Гюнтера. Ей незнакомо чувство исторической вины, она попросту не понимает, чем так мучается ее возлюбленный.
Но лишенный подобных смысловых нюансов спектакль Боякова обнаруживает важное качество этого театрального текста: он предельно предсказуем - не хуже любой революционной агитки. И декорации Юрия Харикова, эффектные как на подиуме или в супермаркете, только обнажают этот подход.
Нейтральное окно, закрытое жалюзи - этакий универсальный евростиль - то открывает экран с документальными кадрами из жизни двух соседних народов, то закрывается, подсвеченное красным. А на фоне окна - подиум-арена, где сладостно обнимаются Маша и Гюнтер. Когда резкая, стильная и сильная Оксана Фандера начинает монолог "еврейской беженки из Москвы середины 80-х" (так поименована она у Сорокина), спектакль обещает невероятный экстрим. Здесь вам и ненавистный "Идущим вместе" смачный русский мат, и гомерически смешное описание Израиля, Парижа и Германии, и покинутая Россия в самом неприглядном виде. Но встреча Маши с Гюнтером все меняет. Белобрысый заика действует и на нее, и на постановщиков (с Бояковым работала ученица Камы Гинкаса Илзе Рудите), как удав на зайцев: каждый новый поцелуй отмечен у них самой душещипательной классической "попсой". Смешные и едкие монологи двух невротиков, над которыми хохотала публика берлинского "Фольксбюне", в Москве тонут в чаду "любви". Мелодраматическая пена неожиданно превратила концептуальный сорокинский текст 10-летней давности в love story. Вот вам и разница менталитетов, о которой с такой философской основательностью пытался рассуждать Сорокин. Вместо нее - одно общее, неотменимое единство - сладкая русско-немецкая сентиментальность, упакованная в эффектную картинку для вывоза в Германию. Именно там спектакль будет показан на фестивале пьес Владимира Сорокина - 2 и 3 февраля в Берлине, 6 февраля - в Мюнхене.